Бахаулла и Новая Эра

    "Когда океан Моего присутствия                 отойдет от берегов и Книга Моего Откровения будет выполнена, обратите ваши лица к Тому, Кого Бог избрал и Кто является Веткой от этого Древнего Корня".

   Бахаулла. Китаб-и-Ахд – Книга Завета.

            РОЖДЕНИЕ И ДЕТСТВО

Аббас Эффенди, который впоследствии принял титул Абдул-Баха (т. е. Слуга Баха), был старшим сыном

Бахауллы. Он          родился в Тегеране незадолго до полуночи на 23 мая 1844 года [1], в ту самую ночь, когда Баб объявил о Своей миссии.

Аббасу Эффенди было девять лет, когда его отец, к которому даже и тогда он был привязан до самопожертвования, был брошен в темницу Тегерана. Толпа ограбила их дом, семья лишилась всего имущества и очутилась в крайней нужде.

Абдул-Баха рассказывает, как однажды ему позволили войти в тюремный двор, увидеть его возлюбленного отца во время Его ежедневной прогулки. Бахаулла страшно изменился и был настолько болен, что едва мог двигаться, волосы и борода Его были не причесаны, шея в ссадинах и распухшая под давлением тяжелого стального воротника, тело, согнувшееся под тяжестью цепей, весь вид Его произвел на чувствительного мальчика неизгладимое впечатление.

В продолжение первого года их пребывания в Багдаде, за десять лет до объявления Бахауллой о Своей Миссии, проницательный взгляд Абдул-Баха, которому было только девять лет, привел его к важному открытию, что Его отец есть на самом деле Обещанный, Тот, появления которого ждут все Бабисты. Шестьдесят лет спустя он так описывает тот момент, когда это убеждение овладело всем его существом:

"Я, слуга Благословенной Красоты. В Багдаде я был ребенком. Там и тогда Он объявил мне Слово, и я поверил в Него. Как только Он возвестил мне Слово, я бросился к Его Священным ногам, и просил и умолял Его принять мою кровь как жертву на Его пути. Жертва! Каким сладостным нахожу я это слово. Нет большего благодеяния для меня, чем это. Какую более высокую радость я могу представить себе, как не ту, чтобы видеть эту шею, прикованную цепью, ради Него, эти ноги, закованные в кандалы, ради любви к Нему, это тело изуродованным или брошенным в пучину моря ради Его дела.

Если мы действительно любим Его, если действительно я Его искренний Слуга, то я должен пожертвовать своей жизнью, всем своим существом на Его Священном Пороге".

Дневник Мирзы Ахмед Сохраба,
январь 1914 г.

Приблизительно в это время друзья его стали называть его "Тайной Бога", именем, данным ему Бахауллой, под которым он был известен всем во время пребывания в Багдаде. Когда его отец удалился на два года в пустыню, Аббас сильно тосковал. Его главным утешением было переписывать и заучивать наизусть Послания Баба, и много времени он проводил в уединенных размышлениях. Когда, наконец, отец вернулся, мальчик испытал радостное потрясение от встречи.

ЮНОСТЬ

С этого времени он становится самым близким помощником отца и даже Его защитником. Еще юношей он выказывает удивительную проницательность и способность различать людей и берет на себя труд беседовать с многочисленными посетителями отца.

Если он находил их искренне ищущими истину, он допускал их к отцу, в противном случае не позволял им беспокоить Бахауллу. Во многих случаях он помотал отцу отвечать на вопросы и разрешать затруднения этих посетителей.

Например, когда один из лидеров суффитов по имени Али Шаукат Паша просил объяснить выражение "Я был скрытой тайной", которое встречается в хорошо известном изречении Магомета [2], Бахаулла обратился к "Тайне Бога", Аббасу, и попросил написать объяснение.

Юноша, которому было тогда 15-16 лет, написал замечательное письмо с таким блестящим изложением, что поразил Пашу. Письмо широко известно бахаи и даже многим другим, не принадлежащим к вере бахаи.

В то время Аббас был частым посетителем мечетей, где он обсуждал теологические проблемы с богословами и учеными. Он никогда не посещал никакой школы или колледжа, единственными его учителем был отец. Его любимым развлечением была верховая езда, которой с наслаждением и целиком отдавался.

После того, как в саду за пределами Багдада Бахаулла объявил о Своей Миссии, преданность Абдул-Баха Своему отцу стала еще больше, чем прежде. Во время длительного путешествия в Константинополь он охранял Бахауллу днем и ночью, объезжая верхом Его телегу и бодрствуя около Его шатра. Насколько это было возможным, он снял со своего отца хозяйственные заботы и ответственность, став главной опорой и утешением для своей семьи.

Во время пребывания в Адрианополе Абдул-Баха учил многих и стал известен всем под именем "Учителя". В Акке, когда почти все члены группы были больны тифом, малярией и дизентерией, он мыл больных, ухаживал за ними, кормил их, не спал ночами, пока, вконец измученный, сам не заболел дизентерией и около месяца был в опасном состоянии. В Акке, как и в Константинополе, все слои населения, от губернатора до самого последнего нищего, любили и уважали его.

БРАК

Следующие сведения относительно брака Абдул-Баха любезно сообщены автору одним из персидских историков движения бахаи.

"В юности Абдул-Баха вопрос о подходящем для него браке, естественно, представлял большой интерес для всех верующих, и многие семьи лелеяли надежду удостоиться этой высокой чести. Однако долгое время Абдул-Баха не проявлял склонности к браку, и никто не понимал причину этого.

Впоследствии стало известно, что одной девушке было предназначено стать супругой Абдул-Баха. Эта девушка родилась согласно благословению, которое получили ее родители от Баба, в Исфагане.

Ее отец, Мирза Мухаммад Али, был дядей двух известных мучеников, один из них был прозван "Королем! Мучеников", а другой "Возлюбленным Мучеников", а сама она принадлежала к одной из больших и знатных семей Исфагана. Когда Баб находился в Исфагане, у Мирзы Мухаммад Али не было детей и жена его сильно тосковала по ребенку. Услышав об этом, Баб дал ему часть своей пищи и велел поделиться с супругой. После того, как они съели эту пищу, в скором времени стало очевидно, что их долго лелеянная надежда стать родителями близка к осуществлению, и вскоре родилась у них дочь, которую нарекли Монире Ханум.[3] Позже родился у них сын, которого назвали Мирза Яхья, а потом и другие дети.

Отец Монире умер, ее двоюродные братья были замучены Зелле-Султаном и муллами, и семья за принадлежность к бахаи стала подвергаться большим несправедливостям и жестоким преследованиям. Тогда Бахаулла позволил Монире и ее брату Мирзе Яхье приехать под его защиту в Акку.

Бахаулла и Его жена Навваб, мать Абдул-Баха, проявили столько ласки и любви к Монире, что все поняли их желание, чтобы она стала супругой Абдул-Баха. Желание отца и матери стало также желанием Абдул-Баха. Он почувствовал к Монире любовь, которая была взаимной, и вскоре они соединились браком.

Этот брак оказался чрезвычайно счастливым и гармоничным. Из родившихся у них детей четыре дочери пережили суровости жестокого заключения и своей прекрасной жизнью, отданной делу Учения, стали любимцами тех, кто имел счастье их" знать.

ЦЕНТР ЗАВЕТА

Бахаулла много раз указывал, что после Него Абдул-Баха призван руководить учением. Об этом Он упоминает также за несколько лет до Своей смерти и, в Своей священной книге "Китаб-и-Агдас". Во многих случаях Он называл Абдул-Баха Центром Своего Завета, Величайшей Ветвью, Ветвью от Древнего Корня.

Обыкновенно Он говорил о Нем как об "Учителе" и требовал от всей семьи оказывать Ему особенное уважение. В Своем Духовном Завещании Он ясно. выразил Свою волю, чтобы все обращались и повиновались Абдул-Баха.

После смерти Благословенной Красоты (как обыкновенно называли Бахауллу вся Его семья и верующие) Абдул-Баха занял положение, которое ясно указал Ему Его отец-главы движения и авторитетного Толкователя учения. Против этого восстали некоторые из Его родственников и другие лица, ставшие в оппозицию против Абдул-Баха, подобно тому, как Собхи-Азаль к Бахаулле.

Они старались посеять раздоры среди верующих, и когда им это не удалось, стали возводить ложные обвинения против Абдул-Баха перед турецким правительством.

Согласно воле отца, Абдул-Баха выстроил на горе Кармель, выше города Хайфы, здание, предназначенное быть местом вечного покоя для останков Баба, в котором имелось и несколько комнат для собраний и богослужений.

Но противники доложили властям, что Абдул-Баха и Его последователи думают, укрепившись там, отказаться от повиновения правительству и попытаться завладеть соседней областью Сирии.

ВОЗОБНОВЛЕНИЕ СУРОВОСТЕЙ ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Вследствие разных ложных донесений Абдул-Баха и Его семье, которые уже в течение 20 лет имели право свободно передвигаться в окрестностях Акки, в 1901 г. опять был запрещен выезд из города в течение семи лет. Это, однако, не помешало Ему распространить учение Бахауллы по всей Азии, Европе, Америке. Министр Гораций Холе пишет об этом периоде следующее:

"К Абдул-Баха, как к учителю и другу, приходили мужчины и женщины различных рас, религий и национальностей; сидели за Его столом, как любимые гости, задавали Ему вопросы относительно общественной, духовной или нравственной стороны той жизненной программы, которая каждому была особенно дорога; и после пребывания, продолжавшегося от нескольких часов до многих месяцев, они возвращались домой, вдохновленные, возрожденные, просветленные. В мире не было ни одного подобного гостеприимного дома. За его порогом смягчались суровые кастовые нравы Индии, от расовых предрассудков между евреями, христианами, магометанами оставалось одно лишь воспоминание: всякие обычаи и условности, за исключением искренних, сердечных отношений, не имели доступа туда, где царствовала лишь объединяющая всех любовь хозяина дома.

Здесь напрашивается сравнение с королем Артуром и его круглым столом, но с Артуром, который возводил в рыцарство не только мужчин, но и женщин, и посылал их не с мечом, а со Словом". (Современная социальная религия, стр. 171.)

В течение этих лет Абдул-Баха вел огромную переписку со своими последователями и интересующимися учением, рассеянными по всему свету. В этой работе Ему много помогали Его дочери, несколько переводчиков и секретарей.

Много времени Он отдавал посещению на дому больных, и в беднейших кварталах Акки Учитель был самым желанным гостем. Паломник, посетивший в это время Акку, пишет:

"Абдул-Баха каждую пятницу, утром, раздавал бедным милостыню. От Своего собственного скудного запаса Он давал понемногу всякому нуждающемуся, который приходил просить помощи. Сегодня утром около ста человек стояли в очереди, сидели на земле, а кто не мог ходить, ползком добирался до дома Абдул-Баха.

И это собрание человеческих существ не поддается описанию. Мужчины и женщины, дети, бедные, измученные, с безнадежностью на лицах, полураздетые, много калек, слепых, настоящих нищих - все ожидают пока из дверей не покажется Абдул-Баха.

Быстро переходя от одного к другому, Он останавливается, чтобы сказать слово симпатии и одобрения, опустить мелкие монеты в протянутую руку, погладить по лицу ребенка, взять за руку старую женщину, которая ухватилась за складки Его одежды, когда Он проходит, говоря о духовном свете слепому, спрашивая о тех, которые были слишком слабы и больны, чтобы прийти за своей долей, и посылая км их часть вместе со словами любви и поддержки".

Знакомство с Абдул-Баха, стр. 13

Личные потребности Абдул-Баха были ничтожно малы. Он работал о утра до ночи и довольствовался простой пищей два раза в день. Его гардероб был скромен, одежда недорога... Он не мог допустить мысли жить в роскоши, в то время когда другие нуждаются.

Он питал сильную любовь к детям, цветам и красотам природы. Каждое утро, около шести или семи часов, вся Его семья собиралась к утреннему чаю, и в то время, когда Учитель пил чай, Его маленькие дети пели молитвы. Торнтон Чейз пишет об этих детях:

"Подобных детей я не видел никогда: таких вежливых, неэгоистичных, внимательных к другим, ненавязчивых, умных и отказывающихся от маленьких вещей, которые так любят дети".

В Галилее, стр. 51

"Служение цветам" было одним из элементов жизни в Акке, и оттуда каждый пилигрим уносил в памяти благоухание цветов. Мистер Лукас пишет:

"Удивительно видеть Учителя, когда он вдыхает запах цветов. Кажется будто запах гиацинтов, когда Он склоняется к цветам, о чем-то говорит ему: Он внимает им так, как будто бы старается уловить прекрасное созвучие".

Краткий отчет о моем посещении Акки, стр. 26

Он любил дарить своим бесчисленным посетителям прекрасные благоухающие цветы. Мистер Торнтон Чейз передает свои впечатления о тюремной жизни в Акке:

"Пять дней мы находились в этих стенах, запертые вместе с тем, кто живет в этой Величайшей Тюрьме. Это тюрьма мира, любви и служения. Там нет других желаний, кроме желания добра человечеству, мира всем людям, познания Бога как Отца, и признания прав людей как Его созданий, Его детей.

На самом же деле настоящая тюрьма, удушливая атмосфера, отчуждение от всего того, чего желают все верные сердца, стесненные условия-все это существует за этими каменными стенами, внутри же их царит свобода и чистое дыхание Духа Божьего. Там нет места печали, волнениям, огорчениям и беспокойствам о мирских делах".

В Галилее, стр. 24

Для большинства людей трудности тюремной жизни являются тяжелыми несчастьями, но для Абдул-Баха они не были чем-то ужасным. Вот что Он писал в заключении:

"Не печальтесь о моем заключении и несчастье, ибо эта тюрьма-мой прекрасный сад, моя райская обитель и мой трон господства среди людей. Мои страдания в тюрьме есть корона моя, в которой я блистаю среди справедливых.

Всякий может быть счастлив в состоянии комфорта, покоя, успеха, здоровья, удовольствия и радости, но только тот, кто счастлив несмотря на огорчения, лишения и болезни, имеет право называться благородным".

ТУРЕЦКАЯ СЛЕДСТВЕННАЯ КОМИССИЯ

В 1904 и 1907 гг. турецкое правительство назначило комиссию для расследования обвинений в адрес Абдул-Баха. Против Него выступили ложные свидетели, и Абдул-Баха, опровергая обвинения, выразил полную готовность подчиниться всякому решению, наложенному на Него судом. Он заявил, что если Его бросят в тюрьму, протащат по улицам, будут поносить Его, плевать на Него, побивать камнями, всячески позорить, повесят или убьют Его, Он все-таки будет очень счастлив.

Между заседаниями этих двух комиссий Он вел Свою обычную жизнь с чрезвычайным спокойствием: сажал в саду фруктовые деревья и председательствовал на брачном пире с достоинством и блеском духовной свободы.

Итальянский консул предложил ему безопасный проезд во всякий иностранный порт, выбранный Им, но Он с благодарностью твердо отказался от этого предложения, заявив, что каковы бы ни были последствия, Он должен идти по стопам Баба и "Благословенного Совершенства", которые никогда не пытались спастись или убежать от своих врагов.

Однако Он уговорил большинство бахаи покинуть окрестности Акки, где для них стало очень опасно и остался один с немногими преданными друзьями, ожидая Свою судьбу.

Четыре подкупленных чиновника, которые входили в состав последней комиссии, прибыли в Акку в начале зимы 1907 года, оставались один месяц и уехали в Константинополь, окончив так называемое следствие, они приготовились донести, что обвинения против Абдул-Баха доказаны, а значит, наказанием могли быть ссылка или казнь.

Как только они прибыли в Турцию, там разразилась революция, и четыре следователя, принадлежавшие к старому правительству, должны были бежать ради спасения своей жизни.

Младотурки установили свое господство и освободили всех политических и религиозных заключенных Оттоманской империи. В сентябре 1908 года Абдул-Баха был освобожден из тюрьмы, а на следующий год султан Аб-дул-Гамид сам стал заключенным.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ЗАПАДУ

После Своего освобождения Абдул-Баха продолжал ту же святую жизнь в беспрестанной деятельности, проповедуя, переписываясь, оказывая помощь бедным и больным, переезжая из Акки в Хайфу, из Хайфы в Александрию до августа 1911 года, когда Он отправился в путешествие в западный мир.

Во время Своего путешествия, встречая людей разных убеждений, Абдул-Баха придерживался всегда заповеди Бахауллы: "посещать всех людей с радостью и благожелательством". Он приехал в Лондон в начале сентября 1911 года и провел там месяц, в течение которого, кроме ежедневных бесед с теми, кто интересовался Его учениями и деятельностью, Он выступал с речью перед конгрегацией пастора Кампбеля в городском храме и в церкви Сент-Джона в Вестминстере и на завтраке у лорд-мэра.

Отсюда Он выехал в Париж, где ежедневно выступал перед восторженными слушателями разных национальностей и верований. В декабре Он вернулся в Египет и следующей весной, в ответ на горячие просьбы американских друзей, отправился в Соединенные Штаты, прибыв в Нью-Йорк в апреле 1912 г.

В течение семи месяцев Он объехал Америку, от одного берега до другого, выступая с речами перед людьми разных классов и положения-студентами университетов, социалистами, мормонами, евреями, христианами, агностиками, эсперантистами, представителями обществ мира, клубов Новой Мысли, клубов суфражисток, говорил в церквах почти всех вероисповеданий, произнося каждый раз речи, подходящие к аудитории и случаю.

5 декабря Он отправился в Великобританию, где провел 6 недель, посетив Ливерпуль, Лондон, Бристоль и Эдинбург. В Эдинбурге Он произнес замечательную речь в обществе эсперантистов, в которой объявил, что Он убеждал бахаи Востока изучать эсперанто для того, чтобы установить лучшее понимание между Востоком и Западом.

После двухмесячного пребывания в Париже, прошедшего, как и раньше, в беседах и совещаниях, Он отправился в Штутгарт, где устроил целый ряд очень успешных собраний с германскими бахаи, оттуда- в Будапешт и Вену, основав в этих местах новые группы. В мае 1913 года Он возвратился в Египет и 5 декабря 1913 года - в Хайфу.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ

Ему тогда было около 70 лет, и долгая ревностная работа, завершившаяся утомительными поездками по странам Запада, истощила Его физические силы. По возвращении Он писал к верующим Востока и Запада следующее трогательное послание:

"Друзья, приходит время, когда меня больше не будет с вами. Я сделал все, что можно было сделать. Я служил Делу Бахауллы всеми своими силами. Я работал днем и ночью все годы моей жизни.

О, как хотел бы я видеть верующих, которые взяли бы на себя ответственность за это дело. Настало время провозгласить Царство Абха (т. е. Всеславнейшего). Настал час единства и согласия. Настал день духовной гармонии друзей Бога!..

Я напрягаю свой слух к востоку, западу, северу и югу, может быть, я услышу песни любви и дружбы, раздающиеся на собраниях верующих. Мои дни сочтены, и кроме этой, больше другой радости не остается для меня.

О, как я жажду видеть друзей объединенными подобно лучезарной нитке жемчуга, подобно блестящим плеядам, подобно лучам солнца и газелям одного луга.

Чудесный соловей поет для них-разве не станут они слушать его. Райская птица издает свои трели-разве не будут они внимать ей? Ангел Царства Всеславного призывает их-разве не станут они прислушиваться? Вестник Завета взывает к ним-разве не обратят они внимания?

Я все жду и жду услышать радостную весть, что верующие являют одно целое по искренности и верности, воплощение любви и дружества и свидетельство единения и согласия. Разве они не обрадуют мое сердце? Не исполнят мое желание? Разве они не обратят внимания на мои мольбы? Не оправдают моих надежд? Не ответят на мой призыв?

Я жду и терпеливо жду!"

Враги Движения бахаи, надежды которых окрепли, когда Баб пал жертвой их ненависти и когда Бахаулла был изгнан с родной земли и заточен пожизненно и также при его кончине, и теперь торжествовали, видя физическую слабость и усталость Абдул-Баха после Его возвращения из западного путешествия. Но снова их надеждам не суждено сбыться. Вскоре Абдул-Баха смог написать следующее:

"Несомненно, что физическое тело и человеческая энергия не способны устоять против постоянной утомленности,.. но помощь и опора Желанного были Хранителями и Защитниками слабого и смиренного Абдул-Баха...

Многие были уверены, что Абдул-Баха находится накануне того, чтобы сказать миру свое последнее "прости", что его физическая энергия истощилась и что вскоре все эти осложнения положат конец его жизни. Но это далеко от истины. Хотя по внешней оценке разрушителей Завета и слабоумных, тело ослабело от испытаний на Священном Пути, но, хвала Богу, промыслом Благословенного Совершенства духовные силы снова возродились с высшим могуществом.

Благодарение Господу, что теперь, через благословение Бахауллы, даже физическая энергия вполне восстановлена, получена божественная радость, засияли величайшие радостные вести, и совершенное счастье достигло апогея".

Звезда Запада, т. 5, № 14, стр. 213

Во время Великой войны[4] и после ее окончания Абдул-Баха наряду с другими многочисленными делами еще и разослал ряд важных и вдохновенных писем, которые вызвали у верующих всего мира новый энтузиазм и рвение к служению. Под влиянием этих писем Учение стало быстро развиваться, и повсюду Вера проявила признаки новой жизнеспособности и силы.

ХАЙФА ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ

В месяцы, предшествовавшие войне, Абдул-Баха проявил гениальную предусмотрительность. В мирное время в Хайфе обыкновенно находилось большое число паломников из Персии и других частей света. Приблизительно за шесть месяцев до войны один из старых бахаи, живущих в Хайфе, передал ему просьбу нескольких персов разрешить им посетить Учителя.

Абдул-Баха отказал в этой просьбе и с этого времени стал постоянно отсылать из Хайфы паломников, так что к концу июля 1914 года там не осталось никого. Когда в первые дни августа внезапный взрыв Великой войны охватил ужасом мир, тогда стала очевидна мудрость Его предосторожности.

Когда вспыхнула война, Абдул-Баха, который уже провел пятьдесят лет Своей жизни в ссылке и заключении, снова стал точно пленником турецкого правительства. Сообщения с друзьями и верующими вне Сирии были почти отрезаны, и Он и Его небольшая группа последователей оказались в тяжелом положении, они голодали и им постоянно угрожала личная опасность.

Во время войны Абдул-Баха старался оказывать материальную и духовную помощь всем людям в своем окружении. Он лично организовал обширные агрикультурные работы вблизи Тибериады. Выращенная таким образом пшеница спасла от голода не только бахаи, но и сотни бедных всех вероисповеданий в Хайфе и Акке.

Он заботился обо всех и смягчал по возможности их страдания. Ежедневно Он раздавал сотням бедняков небольшие суммы денег, хлеб. Если не было хлеба, Он давал финики или что-нибудь другое. Он часто бывал в Акке, принося утешение и помощь верующим и бедным. Во время войны Он проводил ежедневные собрания с верующими, и благодаря Его помощи друзья оставались счастливыми и спокойными в эти беспокойные годы.

СЭР АБДУЛ-БАХА СТАНОВИТСЯ ПЭРОМ
БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ

Величайшая радость была в Хайфе, когда 23 сентября 1918 года, в три часа дня, после 24 часовой битвы, город был взят британской и индусской кавалерией и окончились ужасы турецкого правления военных лет.

С самого начала английской оккупации большое число солдат и правительственных чиновников всех рангов, даже высших, искали встречи с Абдул-Баха, очарованные Его блестящими беседами, широтой и глубиной Его взглядов, вежливостью, полной достоинства и искренним гостеприимством.

Он произвел такое глубокое впечатление на представителей правительства своим благородным характером и огромной работой в интересах мира, согласия и истинного благоденствия людей, что Ему было даровано звание пэра Британской империи; церемония эта происходила в саду военного губернатора в Хайфе 27 апреля 1920 года.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

Зимой 1919-1920 гг. в течение двух с половиной месяцев автору этой книги посчастливилось быть в гостях у Абдул-Баха в Хайфе и близко познакомиться с Его повседневной жизнью.

В это время, хотя Ему и было уже около 76 лет, Он оставался поразительно крепким человеком и выполнял ежедневно почти невероятное количество работы. Часто, даже очень уставший, Он удивительно быстро восстанавливал Свои силы и всегда был готов оказать услугу тем, кто в ней нуждался.

Его неизменное терпение, мягкость, любезность и такт делали Его присутствие благотворным. Обыкновенно Он проводил большую часть ночи в молитве и размышлениях. С раннего утра до вечера, за исключением короткого отдыха в полдень, Он читал письма, полученные со всех концов света и отвечал на них, разбирал множество семейных и религиозных дел. После обеда Он обыкновенно отдыхал, предпринимая прогулку или поездку.

Но даже тогда Его обыкновенно сопровождали один, два или целая группа паломников, с которыми Он беседовал о духовных предметах, или по дороге навещал бедных, чтобы помочь им. По возвращении Он приглашал друзей на обычное вечернее собрание в Его доме. Как за завтраком, так и за ужином Он принимал многих паломников и друзей и очаровывал Своих гостей интересными и юмористическими историями или приятной беседой на разные темы.

"Мой дом-дом радости и веселья",-заявлял Он, и на самом деле это было так. Он радовался, видя людей разных рас, национальностей и религий, собравшихся в единении и сердечной дружбе вокруг Его гостеприимного стола. На самом деле Он был любящим отцом, не только для маленькой общины в Хайфе, но и для всей мировой общины бахаи.

КОНЧИНА АБДУЛ-БАХА

Многосторонняя деятельность Абдул-Баха продолжалась с малыми промежутками почти до последнего или предпоследнего дня Его жизни, несмотря на слабость и истощение тела.

В пятницу, 25 ноября 1921 года в 12 часов дня, Он присутствовал на молитве в мечети Хайфы и после этого, как обычно, раздавал собственноручно милостыню бедным. После завтрака Он продиктовал несколько писем. Отдохнув, Он прошелся по саду и разговаривал с садовником.

Вечером Он дал благословение и совет любимому слуге, который женился в тот день, и после этого присутствовал на обычном собрании друзей в Его собственном доме. Меньше чем через три дня, в понедельник 28 ноября в половине второго утра Он скончался так тихо, что две дочери, находившиеся у Его постели, думали, что Он спокойно уснул.

Печальная весть быстро распространилась по городу и была передана по телеграфу во все части света. На следующий день (вторник 29 ноября) совершилось погребение. Подобного погребения не видела не только Хайфа, но и вся Палестина... так глубоко было чувство собравшихся вместе нескольких тысяч скорбящих представителей многих религий, рас и языков.

Верховный комиссар, сэр Герберт Самуэль, губернатор Иерусалима, губернатор Финикии, высшие представители правительства, консулы разных государств, живущие в Хайфе, главы различных религиозных общин, знать Палестины, евреи, христиане, мусульмане, друзы, египтяне, греки, турки, курды и множество Его американских, европейских и персидских друзей, мужчины, женщины и дети от высшего до низшего класса... все, около десяти тысяч, скорбели о великой утрате...

"О Боже, наш Боже!"-стонал народ в один голос:

"Наш Отец покинул нас, наш Отец покинул нас..!"

Они медленно двигались к горе Кармель, винограднику Божьему... После двухчасового шествия они достигли сада гробницы Баба... Когда огромная толпа приостановилась, представители от различных народов- мусульмане, христиане и евреи, все сердца, горевшие горячей любовью к Абдул-Баха, один под влиянием минуты, другие приготовившись заранее, возвысили свои голоса в хвале и скорби, отдавая последнее "прости" Возлюбленному.

А единодушие, с которым все они признали Его мудрым воспитателем и примирителем человеческой расы в этом беспокойном и печальном веке было таково, что, казалось, не оставалось ничего большего добавить".

Лэйди Блюмфилд и Шоги Эффенди.
Кончина Абдул-Баха, стр. 11, 12

Девять ораторов, выдающихся представителей мусульман, христиан и евреев, красноречиво и трогательно выражали свою любовь и преклонение перед чистой и благородной жизнью, только что закончившейся. Затем гроб торжественно был отнесен на скромное и святое место упокоения.

Это было действительно достойное оказание почестей Тому, Кто всю жизнь трудился для объединения религий, рас, языков - воздаяние и также доказательство того, что труд Его жизни не был напрасным, что идеалы Бахауллы, которые были Его вдохновением, даже больше-самой Его жизнью, начали уже проникать в мир и разрушать барьеры между сектами и кастами, барьеры, которые веками отчуждали мусульман, христиан, евреев и различные партии, на которые была расколота человеческая семья.

СОЧИНЕНИЯ И РЕЧИ

Писания Абдул-Баха очень многочисленны и большею частью это письма к тем, кто обращался к Нему с вопросами, или к верующим. Большинство Его бесед и речей записаны, а многие из них опубликованы.

Из тысячи паломников, посетивших Его в Акке и Хайфе, многие записали свои впечатления, которые также опубликованы. Таким образом Его учение совершенно сохранено и касается очень большого круга вопросов. Многие проблемы Запада и Востока Он разрешает полнее, нежели Его отец, давая более подробные разъяснения общих принципов, положенных Бахауллой. Многие из Его сочинений еще не переведены ни на один из западных языков, но уже давно имеется достаточно глубокое и полное знание самых главных принципов Его учения.

Он говорил по-персидски, арабски и турецки. Во время Его путешествия по Западу Его беседы и речи всегда переводились, но теряли, конечно, многое в красоте, красноречии и силе, однако в его словах ощущалась такая мощь, что все слушавшие Его бывали потрясены сказанным.

УНИКАЛЬНОСТЬ РОЛИ АБДУЛ-БАХА

Исключительное положение, назначенное для Абдул-Баха Благословенным Совершенством, ясно видно из следующего указанного Им самим отрывка:

"Когда отхлынет океан Моего Бытия и завершится Книга Моего Откровения, обратитесь к Тому (Абдул-Баха), Кто избран Богом и Кто является Ветвью от этого Древнего Корня".

Дальше... "По всем вопросам, непонятным для вас в книге, обратитесь к Тому, кто произошел от этого могучего ствола".

Сам Абдул-Баха пишет: "Согласно тексту книги "Агдас", Бахаулла назначил Центр Завета (т. е. Абдул-Баха) толкователем Своих слов. Завет столь твердый и могущественный, что не имеет себе равного ни в одном из прошлых религиозных откровений".

Полная безупречность, с которой Абдул-Баха распространял веру Бахауллы на Западе и Востоке, вызвала среди некоторых верующих различные мнения относительно Его положения.

Находясь еще под влиянием старых религиозных представлений, наблюдая теперь разрушение их традиционных доктрин и видя чистоту духа, одушевляющего слово и дело Абдул-Баха, они признавали за Ним положение Божественного Проявления, а другие считали Его "вторым пришествием Христа"!

Ничто так сильно не огорчало Абдул-Баха, как непонимание последователями того обстоятельства, что духовная сила, проявленная им в служении Делу Бахауллы, объясняется тем, что Он, как чистое зеркало, обращенное к Солнцу Истины, отражает Его, но никак не является самим Солнцем.

Кроме того, учение Бахауллы, в отличие от предшествующих откровений, содержало в себе силу для создания мирового человеческого общества. В период с 1892 по 1921 год, когда Абдул-Баха выполнял возложенную на Него миссию, было начато построение административной структуры в соответствии с учением Бахауллы о подлинно мировом порядке.

Это развитие нуждалось в наставлениях и особом руководстве Абдул-Баха, ибо только Он один знал всю полноту того нового могучего откровения, которое снизошло на землю в настоящий век.

После кончины Абдул-Баха и до тех пор, пока Его Завещание не было вскрыто и Воля его не разъяснена Хранителем Веры-Шоги Эффенди, почти все бахаи с неизбежностью приписывали дорогому Учителю степень духовного авторитета, присущего лишь самому Пророку.

Этот наивный энтузиазм бахаи, однако, вскоре уступил место более глубокому пониманию тайны несравненной его преданности и повиновения, и бахаи в настоящее время способны лучше познать единственный в своем роде характер выполненной Абдул-Баха миссии.

Религия, которая казалась такой слабой и беспомощной в 1892 году, когда ее высочайший Пример и Толкователь находился в изгнании и заключении, с тех пор окрепла и с непреодолимой силой порождала общины во многих странах [5]. Вера бахаи призывает слабую и гибнущую цивилизацию под сень своего учения, которое одно сможет открыть светлое будущее отчаявшемуся человечеству.

Воля и Завещание Абдул-Баха совершенно ясно выражают подлинную миссию Баба, Бахауллы, и Его собственную:

"Основа веры последователей Бахауллы определяется следующим образом: Его Святость Баб есть проявление Единства Божия и предвестник Предвечной Красоты (Бахауллы). Его Святость Бахаулла-наивысшее Проявление Бога и Восход Божественной Сущности, а все остальные - Его рабы и служители".

Этим утверждением, а также целым рядом подобных объяснений Абдул-Баха в Своем основном послании подчеркивает важность единого взгляда на принципиальный вопрос веры.

Таким образом, для единого понимания Им была заложена основа, сразу уничтожившая расхождение во взглядах среди верующих, которые, ссылаясь на частные письма Абдул-Баха, в ответ на них личные вопросы, делали различные субъективные выводы.

Кроме того, установление определенного Административного Порядка с Хранителем во главе передало в ведение организации право управления, которое ранее осуществлялось отдельными лицами, пользовавшимися престижем и авторитетом в различных местных обществах.

ПРИМЕР ЖИЗНИ БАХАИ

Бахаулла являлся наивысшим Проявлением Слова Божия, но Его сорокалетнее заключение давало Ему ограниченные возможности для бесед с ближними.

Поэтому Абдул-Баха досталась важная задача быть истолкователем Откровения, исполнителем Слова, Великим Примером жизни для бахаи, живущего в постоянном контакте с внешним миром Своего времени в самые разные периоды Его деятельности.

Он показал, что среди вихря и стремительного течения современной жизни, среди себялюбия и борьбы за материальные блага, которые преобладают, все же можно жить жизнью, полной преданности Богу и служения своему ближнему, которого требовали от людей Христос, Бахаулла и все пророки.

Посреди искушений, коварства, клеветы, измены, с одной стороны, любви, восхваления, преданности и уважения-с другой, Он стоял подобно маяку, воздвигнутому на скале, вокруг которого свирепствовали зимние бури и играл летний океан. Его спокойствие и ясность оставались крепкими и непоколебимыми.

Его жизнь являлась воплощением истинной религиозной жизни, и Он призывал своих последователей жить такой же жизнью. Он поднял среди воюющего мира знамя единения и мира-знамя Новой Эры, и уверял, что собравшиеся под этим знаменем будут вдохновлены духом Нового Дня.

Это тот самый Святой Дух, который вдохновлял Пророков и Святых в прошлом, а теперь, отвечая иным задачам, нашел свое новое воплощение.