Тайна жизни

В середине XIX века произошло то, что и должно было произойти согласно предсказаниям ученых богословов и провидцев как с Востока, так и с Запада - появился Новый Пророк.
Рожденный от плоти и крови, Он пришел в этот мир незаметно, так же, как и другие Пророки, Его предшественники, - о Его приходе не возвестили ни звуки фанфар, не трубный глас с неба. Были, правда, люди, которые предсказывали <пришествие>, а один на редкость проницательный и мудрый человек говорил своим ученикам, входившим в так называемое Общество Предвосхищения, что вскоре надо ожидать необычайных вестей из Шираза и Тегерана. Однако, когда в Ширазе, в тихом доме уважаемого торговца Сейида Мирзы Мохаммада Ризы родился сын, мир, и даже Персия, ставшая Его родиной, не ведали о том, Кто пришел на землю. Его отец умер, когда мальчик был совсем маленьким, и один из братьев Его матери взял на попечение вдову и ее сына. С детства Он отличался добрым нравом, отзывчивостью, склонностью к размышлениям. Как это было принято, Он унаследовал занятие Своих предков, став купцом; какое-то время Он был владельцем магазина в Бушире, на берегу Персидского залива. Двадцати двух лет от роду Он женился на Своей двоюродной сестре; молодые супруги были близки по духу и похожи по характеру, очень любили друг друга и были счастливой парой. Единственно, что омрачило жизнь молодой четы, - смерть их годовалого сына. Звали этого молодого человека Сейид Али Мохаммад; Сейид - это титул, который употребляется перед именем всех признанных потомков Пророка Мухаммада и давал титулованному право носить зеленую чалму, указывавшую на именитое происхождение.
До двадцати пяти лет Сейид Али Мохаммад ничем особенным не выделялся, разве что был необыкновенно кроток и набожен. Правда, в школе Он поражал Своего учителя тем, что с необыкновенной быстротой проникал в суть проблем, далеко выходивших за пределы детского разумения - казалось, Он интуитивно знал ответы на вопросы, волновавшие умы взрослых. Заметив это, учитель сказал Его дяде, что не знает, как ему учить ребенка, способного столь легко постигать абстрактные понятия, которые он и сам не может как следует объяснить; при этом он добавил, что на самом деле он, учитель, учится у этого мальчика, а не мальчик у него; но ведь разве мало было в этом мире вундеркиндов, и они вовсе не стали Пророками!
Чтобы в полной мере оценить и понять феномен, связанный с появлением этого молодого человека из Шираза, необходимо иметь некоторое представление о персидской философии того времени. В те годы существовала довольно большая и влиятельная группа богословов, которые учили, что все знамения времени, состояние мира в целом и пророческие даты указывают на то, что близится срок, когда в мир произойдет новое излияние духовной энергии и что люди должны готовить себя к тому, чтобы воспринять эту энергию и признать Того, Кто станет ее проводником. Этих людей называли шейхъ, ибо основателем учения, которому они следовали, был шейх Ахмад Ахсаи.
В мае 1844 года Сейид Али Мохаммад, вернувшись из Бушира в родной город, вел спокойную и уединенную жизнь в Своем доме. Ему было двадцать пять лет от роду; внешне Он был очень хорош Собой - невысокого роста, стройный, с прекрасным орлиным носом, с большими карими глазами, с хорошо очерченными бровями, с темнокаштановыми волосами, бородой и усами. Склонный к созерцательности и духовным размышлениям, Он был известен Своей мудростью, набожностью, честностью, кротким и благородным нравом. До той поры Ему были незнакомы тяготы жизни. Его семейство благоденствовало и пользовалось всеобщим уважением; Его родные, как и многие другие жители Шираза, отличались остроумием, любознательностью, были любителями поэзии и почитателями красоты природы. Молодой купец жил в небольшом, изысканно обставленном доме; окна Его комнат выходили в маленький внутренний дворик, где вокруг фонтана росли апельсиновые деревья и стояли горшки с цветами, источавшими нежный аромат; полы в доме были устланы прекрасными персидскими коврами; повсюду сверкали хрустальные светильники и люстры; стены и потолки были богато и со вкусом украшены лепными арабесками; Сам Он носил одежды из тончайшей парчи и шелка, чаще всего зеленого цвета, подбитые великолепным ручной набивки ситцем, которым славилась Персия. Судьба благоволила Ему: у Него была заботливая мать, любящая и любимая молодая жена, дядя, который относился к Нему как к сыну.
Однажды под вечер Он прогуливался за городской стеной. Когда стало смеркаться, Он увидел уставшего путника, приблизившегося к городским воротам; Он подошел к страннику и дружески поприветствовал его, чему тот немало удивился; затем пригласил его пойти к Нему, в дом, чтобы отдохнуть с дороги. Путешественник был весьма удивлен неожиданным предложением, но как человек благовоспитанный и вежливый, он не смог отказаться и последовал за юношей к Его дому. Сейид Али Мохаммад угостил гостя чаем, который Он Сам приготовил в знак уважения к гостю. На слова гостя о том, что ему пора уходить, поскольку его брат и племянник ожидают его в городской мечети, Он невозмутимо заметил: <Ты вернешься в тот час, когда это будет угодно Богу...> После столь решительного заявления гость сдался; растерянный и слегка заинтригованный, он решил подчиниться воле хозяина дома, незнакомого ему человека.
Отвечая на вопросы о себе, путник - молодой священнослужитель, только двумя годами старше Сейида Али Мохаммада - вдруг почувствовал себя совершенно свободно и раскованно и без стеснения заговорил со своим вновь обретенным другом. Он пребывал в смятенном состоянии духа и был рад излить сочувствующему слушателю все, что накопилось у него на душе. Как выяснилось, путник был последователем шейха Ахмада; незадолго до этого его учитель скончался; перед смертью он сказал ученикам, что его смерть предвещает появление Того, Кого все они ожидали с таким нетерпением - Человека, Который озарит мир новым светом. С того времени он, Мулла Хусейн, проводил дни в затворничестве и молитвах, умоляя Бога направить Его к Источнику этого света. Наконец, повинуясь неодолимому внутреннему зову, он отправился в далекое путешествие - из Кербелы, города в Ираке, в Шираз, что на юге Персии.
Сейид Али Мохаммад с нескрываемым интересом выслушал рассказ Своего гостя, а затем стал подробно расспрашивать его о приметах <Обетованного>, данные шейхом Ахмадом, по которым можно было узнать Его. Солнце давно уже зашло. Двое молодых людей сидели по персидскому обычаю на полу друг против друга, увлеченные беседой. Мулла Хусейн - священник и блестящий ученый-богослов - после смерти шейха стал во главе его учеников. Многие из них полагали, что именно Мулла Хусейн и есть Обетованный, и были готовы принять его как Пророка. Но Мулла Хусейн - человек, страстно приверженный истине, отрицал это; он был исполнен веры в то, что час уже пробил и Посланник Божий где-то рядом на земле. Далекий от честолюбивых мыслей, он не желал для себя ни престижа, ни власти, поэтому всецело посвятил себя поискам Обетованного.
С глубокой убежденностью, рожденной многолетними занятиями, он кратко изложил приметы, которые, согласно учению шейха, должны были отличать Того, Кого они искали: Он - потомок Пророка (таково было предание); Его возраст - между двадцатью и тридцатью годами; Он среднего роста и не курит; у Него нет ни одного физического недостатка или изъяна; Он обладает врожденным знанием и мудростью. Мулла Хусейн говорил с увлечением, почти забыв о хозяине.
Молодой купец из Шираза, устремив на него взгляд Своих прекрасных, глубоких глаз, вдруг спокойно произнес: <Смотри, все эти знаки явлены во Мне!> И, разобрав один за другим названные признаки, Он доказал, что все они в полной мере были явлены в Нем.
Мулла Хусейн устал с дороги. Он преодолел пешком долгий путь. Все это время его не оставляла мысль о том, что носитель нового Откровения где-то рядом, среди его народа. Однако смелое заявление, столь неожиданно сделанное совершенно незнакомым человеком, не только насторожило его, но и вызвало чувство раздражения. Он поспешил сказать своему юному другу, взиравшему на него со спокойной уверенностью, что Тот, Чье пришествие он и его товарищи ожидают, - человек неземной святости, а Его послание наделено невиданной силой, силой Боговдохновенного Откровения. Но не успели эти слова, в которых слышался легкий укор, слететь с его уст, как Мулла Хусейн уже пожалел о них. Великий страх овладел его сердцем: а что, если чудо действительно свершилось и этот молодой человек на самом деле Тот, Кого он ищет? Искренний в своем стремлении найти истину, далекий от всякого предубеждения, Мулла Хусейн поклялся в душе, что впредь, если хозяин вернется к этой теме, он будет менее категоричен. Мысленно он еще раз перебрал все доказательства, которые должны были безошибочно установить подлинность заявлений Того, Кого он искал. У него был подготовлен трактат, затрагивавший множество трудных для понимания теологических вопросов, над которыми он долго бился; Пророк, несомненно, должен знать ответ на любой из них; к тому же покойный учитель предупредил его - когда Тот, Кого они ожидали, появится, Он без чьей-либо просьбы даст толкование одной из глав Корана, в которой рассказывается древняя библейская история об Иосифе и его братьях.
Сейид Али Мохаммад отнюдь не намерен был менять тему разговора; напротив, Он настоятельно просил Муллу Хусейна внимательно всмотреться в Него, дабы убедиться - именно в Нем явлено все то, что путник надеялся увидеть в Том, Кого искал. Тогда, осмелев, гость с величайшей почтительностью протянул хозяину свой трактат и попросил Его прочесть хотя бы несколько страниц. Сейиду Али Мохаммаду достаточно было беглого взгляда, чтобы понять суть вопроса. Он тут же углубился в темы, о которых шла речь в трактате, и дал такое глубокое их толкование, что Мулла Хусейн был потрясен. Он слушал, как зачарованный. Затем Сейид Али Мохаммад заявил гостю, что созданиям Божиим не подобает судить о Его истинах сообразно своим несовершенным меркам; скорее Богу пристало судить о том, сколь они искренни; не будь Мулла Хусейн Его гостем, положение его было бы плачевным, но Бог милосерден и прощает его. Люди были созданы, добавил Он, дабы познать своего Бога и возлюбить Его, так пусть же поспешат они к сему порогу, чтобы стяжать милость Божию; он, Мулла Хусейн, с чистым сердцем устремился на поиски истины; так и остальные люди, исполнившись веры и решимости, должны подняться и найти ее!
Что же свершилось в тот вечер? Почему вдруг преобразился купец из Шираза? Что произошло с молодым человеком, отличавшимся мягкими манерами и такой кротостью и смирением, что во время посещения усыпальницы одного из имамов Он счел Себя недостойным переступить порог внутреннего святилища? Что произошло со склонным к созерцанию набожным юношей, всегда таким благочестивым, спокойным и скромным? Человек осознал Свою миссию Пророка. Огонь выплавил железо; дух, который все эти годы зрел в груди молодого перса, внезапно пробудился. То было необычное пробуждение - пробудился мир, в котором повеяло Весной. Наступала пора теплых ливней и весеннего равноденствия. Вскоре проблески первой зари осияют людские умы и мир придет в движение от ветра новой жизни. Что же случилось? И почему? В том не было ничего сверхъестественного. Во Вселенной наступают такие моменты - в один миг медленно набиравший силу рассвет вдруг вспыхивает пламенем, и солнце быстро начинает подниматься над горизонтом, чтобы за какие-нибудь несколько минут наполнить день своим светом.
Отныне Сейид Али Мохаммад говорит не от Себя; врата отворились; отныне Он обращает к людям слова, в которых заключены наставления их Создателя. Нам предстоит привыкнуть к этому - нам это необходимо; духовная энергия прошлого иссякла: более не способны двигать историю великие импульсы, которые привнесли в мир Авраам, Моисей, Христос, Мухаммад и другие Пророки, бывшие до них, - каждый в свою эпоху. Все тот же вечный Голос вновь взывает к детям человеческим; только уста Взывающего теперь другие.
Когда-то, в давние времена, Иисус из Назарета проходил берегом озера; двое дюжих рыбаков разбирали там сети; и вдруг Он окликнул их: <Идите за Мной, и Я сделаю вас ловцами человеческих душ>. Что за самонадеянное и странное заявление! С чего бы вдруг человек стал обращаться с такими словами к другому! Но Петр и его брат откликнулись на тот призыв, ибо сердца Их были открыты, и Петр стал главным учеником, возлюбленным апостолом Христа, <Камнем>, на котором Он основал Свою Церковь.
Внутреннее око Муллы Хусейна тоже было зряче. Он вдруг увидел хозяина дома совсем в другом свете. Неописуемый восторг переполнил его сердце. Сейид Али Мохаммад взял Свое тросниковое перо и листы тонкой гладкой бумаги. Он сказал, что пришло время написать толкование к той суре Корана, где говорится об Иосифе; опершись одной рукой о колено, быстро, не останавливаясь и ничего не исправляя, Он стал писать первую часть Своего толкования, покрывая страницу за страницей изящным каллиграфическим почерком; и, как это принято у народов, говорящих на арабском и персидском языках, нараспев произносил слова, которые писал. Но Его строки не были одой восхваления. С радостью и удивлением вслушивался Мулла Хусейн в слова юноши - то были слова гнева, обличавшие царей за их неправедные поступки, призывавшие сердца к новым идеалам мудрости и понимания.
Так тихо и незаметно взошла на горизонте XIX века новая мировая религия.
Должно быть, сердце молодого Пророка исполнилось в тот миг безграничной любви, радости, силы и восторга. В жилах всякого молодого человека, когда ему двадцать пять, кипит горячая кровь. То же происходило и с Ним, только что переступившим порог возмужания. А перед Ним была Его страна, отсталая, погрязшая в разврате, суеверии и невежестве, отчаянно взывающая о помощи, нуждающаяся в полном обновлении, а за ней простирался широкий мир, которому тоже нужен был свет. Ему, Сейиду Али Мохаммаду, было вручено спасительное Послание, которое необходимо было донести до людей! Он не видел ни одной стороны жизни, которая не была бы поражена недугом и не нуждалась бы в целительном прикосновении. Все тело больного общества покрывали гниющие язвы. В Его руках было лекарство. Неужели люди не прислушаются? Неужели откажутся вкусить ради своего же блага? Неужели не возжелают объять истину, которая позволит им вступить в новую жизнь? Здесь, на родине, есть горстка людей, чьи души открыты и преданны, кто верит в Его появление и изо дня в день ожидает Его, а в Его доме, прямо перед Ним, сидит тот, кто первым уверовал в Него, - благородный молодой священнослужитель с сияющими глубокими глазами, высокообразованный, горящий вдохновением, готовый идти с Ним до конца! Не могло быть сомнений в том, что этот мир - мир, служить которому повелел Ему Бог, лежал у Его ног, и оставалось только покорить его!

Персия в те времена была подобна гниющему, издающему смрад трупу. Сама ткань общества была соткана из страха, обмана, подкупа. Страной правили развратные вельможи, алчные властители, вокруг которых роились их многочисленные отпрыски мужского пола. Ничего нельзя было добиться без подношений; министры получали свои посты за щедрые дары, преподнесенные самодержцу; низшие чины подкупали высшие; без взяток и подкупа невозможно было чего-либо достичь ни в одной из сфер общественной жизни. Большинство населения составляли религиозные фанатики; даже образованные люди считали себя оскверненными, если им случалось прикоснуться к Библии, а некоторые в своем фанатизме доходили до того, что поднимали Библию щипцами, боясь прикоснуться к ней, и возвращались домой, чтобы совершить омовение и сменить <нечистое> платье, если на улице случайно задевали за край одежды <проклятого христианина> или <собаки-еврея>. Положение женщины было столь низким, что некоторые священнослужители утверждали, что у них и души-то нет; их намеренно не обучали грамоте; хороший конь или дорогой ковер часто значили для их владельца больше, чем жена, и удостаивались большей заботы. Фанатизм порождал жестокость. По типу правления страна была религиозным государством - духовенство имело всю полноту власти. Раболепное подобострастие впитывалось с молоком матери; лицемерие стало национальной чертой персов. Земля Ксеркса Завоевателя, родина Хафиза, Руми, Саади и других бессмертных певцов, чьи имена можно поставить рядом с Шелли, Китсом, Мильтоном в английской литературе, выродилась в жалкую нацию убогих фанатиков. Не было в мире страны, которая бы столь отчаянно нуждалась в возрождении, чем родина Сейида Али Мохаммада! С надеждой, верой, с сердцем, исполненным любви, с твердой решимостью приступил Он к многотрудному делу реформаторства.
Когда весенние соки бегут вверх по стволу, на деревьях начинают распускаться почки; это сравнение как нельзя лучше подходит к событиям, которые происходили в те дни в Ширазе. Мулла Хусейн, который поклялся никому не открывать тайну встречи со своим вновь обретенным Учителем, снова присоединился к своему брату и его друзьям; их поразила происшедшая в нем перемена - он выглядел спокойным и умиротворенным. Он, который был прежде буквально одержим идеей найти Обетованного, теперь вел размеренный образ жизни, читал лекции, беседовал с учениками и был совершенно спокоен и невозмутим. Некоторые из его товарищей заподозрили, что такая перемена была вызвана встречей с Предметом его исканий. Они стали приставать к нему с расспросами. Однако в ответ они слышали - каждый человек должен найти Истину сам. Взволнованные этими словами, в которых слышался намек, его товарищи пытались через молитву или медитацию найти ключ к двери, через которую он, казалось, уже прошел. А между тем, в их кругу, а часто и на собраниях, появлялся Сейид Али Мохаммад - человек, ничем не выделявшийся среди других, кроме Своего доброго нрава, благородного ума. Он и виду не подавал, что знаком с Муллой Хусейном. Об этом они уговорились заранее, перед расставанием в ту памятную ночь, когда Он открылся Своему первому последователю. Он сказал тогда, что Он есть <Баб>, то есть <Врата>, и эти <Врата> приведут людей к еще более великой истине, но сначала восемнадцать человек должны независимо друг от друга, без какой-бы то ни было подсказки, признать в Нем Пророка. Мулла Хусейн стал первым из Его учеников, другие должны были прийти вслед за ним. Между тем по ночам Он встречался с Муллой Хусейном у Себя дома и во время этих встреч излагал ему Свое Учение, продолжая писать главу за главой Свое сочинение.
История первых дней нового Откровения похожа на сказку: один за другим - кто в минуты озарения, кто в глубокой молитве, кто во сне - семнадцать учеников, которые должны были войти в группу из девятнадцати и первым из которых был Сам Баб, узнали Его и приняли как посланного Богом Учителя. С каждым днем все больше учеников собиралось у Него дома. Единственная женщина из восемнадцати учеников Баба, названных Им <Буквами Живущего>, так никогда и не увидела Его воочию. Она уверовала в Баба, увидев Его во сне, и написала Ему письмо, в котором признала Его Пророком.
Мы не будем подробно останавливаться на событиях последующих шести лет. Нас интересует подлинный, полученный из первых рук портрет нового Пророка, столь близкого к нам по времени; благодаря этой временной близости Его образ дошел до нас неискаженным, Его личность не стала предметом домыслов, история жизни не обросла легендами и мифами, а облик не был приукрашен воображением художников. Существует Его живописный портрет, подлинный и хорошо сохранившийся. Существует описание Его жизни, созданное Его современниками, сохранились и многие оригиналы Его писаний.
Он направил Своих первых учеников, числом семнадцать, в разные уголки Персии и близлежащие страны, чтобы они донесли до людей Его послание. А молодого человека по имени Куддус Он взял с Собой в Кимз, откуда Он собирался отправиться в паломничество в Мекку. Он намеревался посетить святые места ислама, почтить могилу Пророка Мухаммада, от Которого Он вел Свой род, а также ознакомить некоторых лидеров мусульманской религии со Своим Учением, объявив о Своей миссии. На обратном пути Он должен был встретиться в условленном месте со Своими верными учениками и наметить план будущих действий.
Он начнет Свою проповедь; Он вернет молодость одряхлевшей, находящейся в застое стране, а Его Вероучение овеет ветром перемен и другие земли. Таковы были Его замыслы.
Высший религиозный чин Хиджаза нимало не заинтересовался вестью о Бабе и Его Учении, принесенной ему Куддусом; у него не оказалось времени, чтобы вникнуть в слова молодого человека, толковавшего о новом Боговдохновенном Послании, ибо был он очень важным и занятым человеком. Обстоятельства помешали Бабу встретиться с Его учениками; та встреча, на которую Он возлагал столько надежд, так и не состоялась. В Ширазе Его не встречали восторженные приветствия сограждан; не было и признаков того, что Его Учение находит отклик и признание; там даже не было Его учеников, для которых Его возвращение было бы радостью. На пороге родного города Его <приветствовала> рука закона в виде солдат, которые под конвоем доставили Его в дом к губернатору. В присутствии губернатора и всех высших городских чинов Его подвергли оскорблениям, обвинив в дерзкой самонадеянности, толкнувшей Его на то, чтобы провозгласить новое вероучение, тут же нашедшее последователей; Его обвинили в том, что Он будоражил людей Своими еретическими идеями, нарушая общественное спокойствие. Потом Его ударили по лицу, и удар был таким сильным, что чалма слетела у Него с головы и покатилась по полу. От сурового наказания Его спасло высокое положение Его семьи - Он был отдан на поруки дяде, воспитавшему Его; правда, и сам дядя к тому времени уже находился под строгим домашним арестом.
Немногим более года прошло с того счастливого дня, когда Он с радостной уверенностью объявил Мулле Хусейну о Своей миссии, вверенной Ему Богом. Его Весть, разнесенная по стране Его верными учениками, вызвала брожение во всей Персии; среди тех, кто открыто встал на сторону Его дела, были не только простые люди, но и священнослужители. Однако наиболее влиятельные представители власти и духовенства яростно ополчились против Него, а главным и злейшим Его врагом стал первый министр шаха.
Враги торжествовали: Он был вынужден покинуть Свой дом. Затем последовал приказ о Его высылке из Шираза. Тень беды уже нависла над Ним, как за две тысячи лет до этого нависла она над молодым Пророком из Галилеи, против Которого замышляли заговор священнослужители Его народа. Баб простился с женой и матерью, зная наверное, что прощался с ними навсегда. Молодой женщине, которая была Ему верным другом в более счастливые дни Его жизни, которая уверовала в Его Пророческую миссию и всем сердцем приняла  Его Учение, Он открыл Свою тайну, сказав, что скоро Его ждет мученический конец. От матери - из сострадания к ней - Он это скрыл.
Он отправился в Исфахан, солнечный Исфахан, город, украшенный голубыми куполами мечетей, - центр религиозной жизни Персии. Там, благодаря Своей дружбе с градоправителем, который вскоре стал Его верным последователем, Он пережил краткий период славы и почета. Ученые склонялись перед Ним в благоговении, знаменитые богословы целовали Ему руки. Народ восторженно приветствовал Его. Были люди, которые даже пили воду, которой Он омывался, считая, что она стала целебной. Шах намеревался дать Ему аудиенцию в столице. Наверное, в эти дни для Него опять мелькнул луч надежды - планы в отношении родной земли не казались Ему совершенно несбыточными; Он видел - люди не так уж безнадежно слепы к истине, и Он знал, что она нужна им как воздух. Они должны были услышать ее голос и принять ее, и устремиться по ее пути!
Первый министр шаха был, однако, встревожен. Этот подозрительный молодой человек, называвший Себя Бабом, чьи идеи распространялись с быстротой лесного пожара, уже заручился поддержкой многих известных людей, в том числе и того самого мудреца, которого Его Величество направил в Исхафан в качестве представителя своего двора, чтобы получить подробные сведения о <новом Пророке> - после нескольких коротких бесед с Бабом посланник шаха всецело уверовал в истинность Его слов и стал распространять Его Учение по всей стране. Кто знает, размышлял первый министр, что может произойти, если и шах подпадет под влияние этого нового вероучения? Не придется ли ему тогда держать ответ за неслыханные беззакония, которые при попустительстве Его Величества, человека слабого и недалекого, творились в стране? Как бы там ни было, Баб не должен приезжать в столицу, не должен видеться с шахом с глазу на глаз. В Исфахан потоком хлынули послания из столицы. Раболепные, угодливые священнослужители быстро сообразили, куда дует ветер, и стали во всеуслышание поносить Баба с кафедр мечетей, называя Его врагом общественного порядка, умалишенным, отрекшимся от единственно истинной исламской веры. Ситуация стала настолько взрывоопасной, что градоправитель вынужден был укрыть Баба в собственном доме; официально он объявил, что Тот покинул город. Но надежного щита в лице доброго друга и покровителя Баба вскоре не стало - градоправитель внезапно скончался. Его преемник отправил Баба под конвоем в Тегеран, но на пути туда пришло распоряжение первого министра: доставить узника в крепость Маку, расположенную в дикой малонаселенной гористой местности Азербайджана, - наиболее удаленном от столицы районе, находящемся на пересечении границ Турции, России и Персии.
Странно, почему мы иногда думаем, что человек, облеченный миссией Пророка, не испытывает обыкновенных человеческих чувств, как все прочие люди. Скорее верно обратное - наделенный исключительной, совершенной душой, вмещающей в себя все устремления эпохи и всю боль человечества, способной постичь все тайны людских сердец, Пророк должен обладать и особой чувствительностью, и именно поэтому Он намного глубже, чем мы, переживает и горе, и радость.
Сейид Али Мохаммад вместе с одним из Своих учеников был заключен в крепость Маку. Крепость эта, частично расположенная в углублении, вырубленном в горе, была унылой, мрачной и наводила на людей ужас; возвышаясь над диким и пустынным пейзажем, она примыкала одной из своих сторон к убогой деревушке Маку, от которой и получила свое название. В первые месяцы Его заключения тюремщики, которых предупредили, что Он бунтовщик и враг государства и ислама, отказывали Ему даже в светильнике; зимой в помещении, где Он содержался, было так холодно, что вода в кувшине замерзала.
Безвозвратно канули в прошлое теплые, благоуханные ночи Шираза, милый дом Его юности. Растаяли в дымке любящие, улыбающиеся лица Его домочадцев и родных, с которыми Ему не суждено было увидеться. В прошлом были и мечты о том, как Он встретится с правителем Своей страны, откроет истину Своим соотечественникам, поведет их по пути обновления, как повелел Ему Бог. Он знал, что возврата для Него уже не будет, и Его путь, как и путь Христа, ведет только к кресту. Однако, когда весной начинает пригревать солнце, даже самая истощенная земля покрывается свежим, пусть и неприхотливым зеленым нарядом. Так пробудились и души простых жителей деревушки Маку, когда они ощутили тепло и свет, исходившие от Узника крепости. Даже комендант, которому было поручено охранять Баба как <врага государства>, якобы угрожавшего его миру и спокойствию, вскоре подпал под Его влияние. Все в облике и поведении благородного юноши противоречило выдвинутым против Него обвинениям, и комендант, который поначалу обращался с Ним весьма сурово, почувствовал укоры совести. Предаваясь молитве и посту, он стал размышлять о судьбе Узника, и случилось невероятное - ему было видение, ясно указавшее: он должен броситься к ногам юноши и просить у Него прощения за все несправедливости, которые Тот претерпел. Раскаявшись, комендант сделал все возможное, чтобы смягчить режим заключения. Были разрешены прогулки; паломников, которые, стирая в кровь ноги, преодолевали пешком огромные расстояния,      чтобы увидеть своего юного Учителя, больше не гнали, а свободно допускали к Нему. Жители деревни, большинство из которых были курды, принадлежавшие к иной секте ислама, нежели персы, и ненавидевшие как самих персов, так и их религию, прониклись к Узнику такой любовью и уважением, что по утрам, идя на работу, они часто заворачивали к воротам крепости, надеясь хоть краешком глаза увидеть Его лицо и испросить Его благословения в своих трудах; когда между ними возникали споры, они приходили под Его окна и клялись Его именем, что будут говорить правду.
Свет, который первый министр считал погасшим, вдруг ярко засиял из той самой темницы, где его прятали. Посланцы Баба, словно пчелы в поле, кружили по всей стране. Некоторые из них были преданы смерти - таков всегда последний ответ тиранов и религиозных фанатиков на то, в чем они видят угрозу своей власти. Одежды новой веры окрасились в цвет, который отныне навечно будет закреплен за ней в истории, - в алый цвет крови. Все новые религии в истории человечества орошались жертвенной кровью мучеников, тех, кто принял ее и дорожил ею больше жизни, но ни одну из них не обагрили столь обильные потоки крови, какие были пролиты за религию, принесенную Пророком из Шираза.
Наконец настал день, когда к дверям Его тюрьмы подошел сам Мулла Хусейн. Он славно послужил своему Учителю! За три с половиной года он преодолел, в основном пешком, более четырех тысяч километров, и везде - от восточных до западных границ Персии он распространил новое Учение. И вот теперь он опять сидел у ног Баба, внимая Его наставлениям. Это, вероятно, были конкретные и продуманные указания к действию, ибо Бабу было дано ясное знамение относительно Его судьбы и Он знал, что времени для завершения миссии у Него оставалось мало. В трудные девять месяцев Своего заключения в Маку Он, собрав все Свои душевные силы, продиктовал Своему секретарю - единственному товарищу, которому было дано разрешение сопровождать Его в заключении и ссылке, - Книгу Его законов, а также множество посланий и трактатов. Вскоре Мулла Хусейн простился с возлюбленным Учителем и отправился в путь, чтобы донести Его наставления до последователей нового вероучения, которых с каждым днем становилось все больше. Послания Баба глубоко проникали в души этих людей, и еще сильнее разгоралось пламя их любви к Нему, и дело Веры исполнялось невиданной силы; новая религия стала быстро распространяться по стране, что ускорило жестокую кульминацию судьбы ее основателя.
Самого Баба перевели в другую тюрьму, неподалеку от деревни Чехрик - примерно в восьмидесяти километрах от Маку. Это было сделано по приказу первого министра, который к тому времени понял, что чары его Пленника оказались сильнее его указов - не презрение и насмешки, а всеобщая любовь и почитание окружали Его в Маку. В Чехрике повторилась та же история, но события приобрели еще больший размах: Баб, поначалу содержавшийся в условиях строжайшей изоляции и подвергавшийся жестокому обращению, вскоре завоевал сердца всех жителей в округе, которые поняли, что воздвигаемые против Него обвинения - не более чем клевета; Он вновь стал предметом всеобщей любви и уважения, а также судьей в спорах, ибо источал ту силу, которая неодолимо влекла к Нему и Его последователей, и всех тех, кто искал истину. Люди пешком преодолевали огромные расстояния, взбирались по диким каменистым уступам, окружавшим темницу, в надежде узреть Его лик. Их не гнали прочь, ибо Его тюремщики и здесь, как и в Маку, стали Его горячими приверженцами. Чиновник же, которому был поручен надзор за заключенным (а он был шурином самого шаха), вопреки полученным им строгим указаниям, никому не отказывал в свидании с Бабом, к Которому сам со временем стал питать глубокую привязанность; напротив, паломникам и местным жителям разрешалось собираться большими группами, чтобы послушать проповеди Баба, которым они внимали в благоговейном восторге. Тюремная стража также была расположена к Нему и, вполне возможно, помогла бы устроить Его побег, имей Он подобное намерение.
Теперь Он уже знал, какого рода противники у Него, знал, что Его непримиримыми врагами были первый министр Персии и высшие церковные иерархи. Он понимал и то, что не суждено сбыться тем радужным мечтам, от которых так радостно билось Его сердце четыре года назад, когда Он впервые ощутил в Себе пророческую силу и в надежде обратил лицо к Мекке, сделав первый шаг по предназначенной Ему стезе; Он знал, что Его жизнь вскоре бесславно закончится. Не Ему, а другим предстоит распространить благую Весть, которую Он принес. Ему не суждено залечить кровоточащие раны родной земли, дожить до дней ее торжества. Казалось, Делу Его грозило окончательное поражение. Кто знает - отдавал ли Он Себе в этом отчет, предвосхищал ли всю горечь потери...
О Азия, не знающая жалости земля! Не один, а тысячи раз волны твоего жестокосердия омывали скорбью дома твоего собственного народа и жилища иноземцев. Не один, а тысячи раз ты повергала троны своих монархов и силой ненависти обращала в прах плоды своих трудов. Теперь пришел срок Баба. По заведенному испокон веков обычаю то, с чем нельзя было справиться, подлежало уничтожению. Персы призывали к расправе над бабидами - так теперь называли Его последователей. Будучи детьми мусульманской веры, бабиды не собирались сдаваться без сопротивления, ибо по традиции ислама защищать свою религию - дабы она не исчезла с лица земли - с мечом в руках считается не грехом, а подвигом. Там, где их было много, они собирались в отряды. Нет, они ни на кого не нападали и не давали поводов к нападению, но, исповедуя честность и искренность, ни при каких обстоятельствах не отрекались от своих убеждений, от своей новой веры. Они подвергались жестоким нападениям и храбро сражались, защищая себя. Однако, когда горстка людей вступает в бой с армией, исход битвы изначально предопределен. Они героически бились в Зенджане, Нейризе, форте шейха Табарси; они выдержали многомесячную осаду, во время которой терпели жестокий голод, питаясь порой кожей от обуви и мукой из лошадиных костей, с подмешанной в нее скудной зеленью, произраставшей внутри крепостных стен. И все же движение их было подавлено. Правда, их ни разу не удалось победить силой; враги вынуждены были прибегать к вероломству: торжественно поклявшись на Коране, они давали бабидам письменные обещания, заверяя их в том, что если они сдадутся, то им разрешат мирно разойтись по домам. Однако стоило им поверить в эти обещания, и, бросив оружие, выйти из своих укреплений, как на них набрасывались солдаты, священнослужители, чернь, и на глазах у всего народа разыгрывались ужасающие по своей жестокости сцены кровавой расправы.
Пострадали не только те, кто защищал свою веру с оружием в руках.
И в столице, и в крупных городах, и в отдаленных деревушках последователи Баба, чьим единственным преступлением было то, что они отказывались отречься от своей вновь обретенной веры, безжалостно уничтожались. Их резали как ягнят; их окунали в масло и заживо сжигали; их отдавали на расправу городским лавочникам, ремесленникам, мясникам, каменщикам, сапожникам, булочникам, и каждая гильдия, получив живой трофей, старалась превзойти все прочие жестокостью пыток, а затем подвергала свои жертвы медленной и мучительной казни. Над бабидами издевались всеми воображаемыми способами: порой кровожадность зрителей доходила до такой степени, что жертву сначала кололи ножами, затем вешали, труп сжигали на костре, а потом и кости вырывали из могилы, чтобы еще раз поглумиться; иногда пригибали к земле ветви молодых деревьев, одну ногу жертвы привязывали к одному дереву, вторую - к другому, а затем их отпускали, и они разрывали человека надвое, что вызывало взрыв восторга у беснующейся толпы.
Известны случаи, когда наиболее фанатичные участники кровавых зрелищ, в приступе болезненной экзальтации, пили кровь столь ненавидимых ими жертв. Нередко матери, дочери или жены бабидов находили у своего порога голову или обрубок тела своего близкого, подброшенный ревущей от восторга толпой, которая считала это верхом остроумия. Один из подобных случаев описан в хрониках веры: схватив отрубленную голову сына, которую швырнули перед ее домом, мать бросила ее обратно толпе, воскликнув: <То, что я отдала Богу, я назад не беру!> Отрубленные головы гоняли, как мяч; украшали ими копья; тела выставлялись на рыночных площадях и оставались там по нескольку дней на потеху и поругание. В период между 1844 и 1853 годами Персия являла собой зрелище самой страшной азиатской жестокости, приводившей в ужас цивилизованный мир. Одна из подобных диких расправ над бабидами произошла в то время, когда Баб находился в крепости Чехрик. Сколько скорбных дней и ночей провел Он, когда один за другим приходили к Нему гонцы, приносившие страшные, душераздирающие вести о гибели тех, кого Он так любил. Среди мучеников были Мулла Хусейн, Куддус и другие из числа Его первых учеников, а также Его дядя, который с детства заменил Ему отца. Но Он оплакивал не только близких. Он скорбел о всех замученных, среди которых были и женщины, и дети, и даже... да, даже грудные младенцы.
Большинству людей знакомо чувство скорби; многие наши современники из личного опыта знают, что такое ужасы войны, революции, вооруженных мятежей - знают, что такое неожиданная, бессмысленная, жестокая смерть; горькие страдания, утраты стали уделом не одного поколения XX века; сколь часто мы скорбим, узнавая о жертвах новых трагедий, которых можно было бы избежать. Задумайтесь - что же должен был испытывать в те дни Баб, человек, наделенный обостренной чувствительностью и гораздо большей, чем у нас, способностью восприятия?
Променять дом и семью, любовь и уважение друзей, жизнь в почете и покое на горькую ссылку и одиночество - нелегкое испытание для любого человека. Видеть, как Твое чудесное, Богом данное лекарство вырывают из Твоей протянутой в надежде помочь руки и швыряют наземь - тяжкое зрелище для всякого мыслящего существа. И при этом быть свидетелем того, как гаснет робкий свет зажженной Тобой надежды, и знать, что Тебя ждет неминуемая гибель в самом расцвете лет, когда Ты полон творческих сил и в Твоем уме непрерывно рождаются мысли, которые не только от гения, но и от пророческого дара, ниспосланного Тебе Богом. Трудно принять эту жестокую реальность, но тот, чья вера неколебима, все же может найти в себе силы примириться с нею. Но, поистине, даже для такого великого сердца, каким было сердце Иисуса, Мухаммада или Моисея, невыносимо осознавать - то, что Тебе дороже всего на свете, ради чего Ты всем пожертвовал, уничтожается самым жестоким, самым безжалостным образом; невыносимо, находясь в одиночном каземате, получать одну за другой вести о том, что убит друг, что приняла мученический венец еще одна преданная душа, что Твое дело, Твое новорожденное Учение, Твой драгоценный дар, принесенный Тобою человечеству, попраны ногами Твоих врагов. Нет сомнений в том, что сердце Баба было разбито. В те дни Он отказывался от еды и питья, Он предался горю, погрузился в безмерную скорбь.
Лучшее из того, что Он мог дать миру, Он отдал ему за шесть лет. Худшее из того, что мир мог дать Ему, обрушилось на Него за столь же короткое время. Его соотечественники решили уничтожить Его, и они не хотели больше медлить.
Из Тегерана пришло официальное предписание перевезти Баба из крепости в Тебриз; Его уже один раз возили туда, чтобы подвергнуть допросу в присутствии наследника престола и представителей высшего духовенства. Но тогда Его надменные судьи были посрамлены; Баб держался с достоинством короля и отвечал на вопросы так убедительно и с такой покоряющей смелостью, что заставил замолчать Своих высокопоставленных недругов. Он повелел им прекратить допрос, заявив, что сказал все, что хотел. Все дискуссии с Ним свидетельствовали в Его пользу; ни один человек, в душе которого была хотя бы искра справедливости, выслушав Баба, не мог всерьез осуждать Его. Много раз повторялась история Понтия Пилата: римский прокуратор, выслушав Иисуса, решил <умыть руки>, то есть держаться подальше от того грязного дела, которое замышляли иудейские священнослужители; так и персы, в ком не совсем угасла совесть, осуждали намерение погубить Его.
На этот раз, однако, допроса не проводилось. В знойный июльский день Узника с непокрытой головой, без зеленой чалмы и пояса - знаков Его высокого происхождения от Пророка Мухаммада - провели по улицам Тебриза; позорная процессия останавливалась у дверей тех домов, где жили высокопоставленные духовные особы - их подписи были необходимы, чтобы скрепить Его смертный приговор. Никто не выступил - о отзвуки Иерусалима! - против замышляемого преступления. В каждом доме Баба и сопровождавшего Его офицера встречал слуга, который со словами <Не нужно заводить Его в дом, Он тот, Кто уже давно осужден> от имени хозяина вручал охраннику документ, одобрявший смертный приговор. Ни одно сердце не дрогнуло, никто не осознал, что совершается явная несправедливость. Единственным человеком, не пожелавшим запятнать себя невинной кровью, оказался полковник, командовавший стрелковой частью (все солдаты этой части были армянскими христианами); именно его часть должна была привести приговор в исполнение. Офицер этот, по имени Сам-Хан (он был христианином), пораженный обликом и поведением Баба, сказал Ему, что он, боясь гнева Божиего, не хочет проливать Его кровь. Баб спокойно отвечал, что ему следует подчиниться приказу, не опасаясь за последствия.
Баба привели на площадь перед казармами; Его подвесили на веревках к стене одной из них вместе с юношей, родом из знатной семьи, горячим приверженцем Баба, который, несмотря на мольбы родных и друзей, настоял на том, чтобы ему позволили последовать вместе с Бабом к месту казни; он повторял вновь и вновь, что хочет умереть вместе со своим Господом. Пророка и Его последователя привязали таким образом, что голова юноши покоилась на груди Баба. Отряд из семисот пятидесяти солдат дал залп. Когда облако оружейного дыма рассеялось, десятитысячная толпа, заполнившая площадь, и те, кто наблюдал за казнью с крыш соседних домов, испустили вопль - Баб и Его приверженец исчезли. Солдаты бросились в поиски пропавших; Баба обнаружили в одном из помещений казармы - Он спокойно сидел там, беседуя со Своим секретарем. Отдав последние распоряжения, Он сказал, что теперь солдаты могут продолжать свое дело. Однако полковник Сам-Хан отказался вторично участвовать в казни Баба; он оставил свой пост. Тотчас был прислан другой отряд стрелков; на этот раз тела Баба и Его ученика были изрешечены пулями, и только лица их остались нетронутыми. Перед казнью Баб, обращаясь к толпе, сказал: <Если бы в вас была хоть капля веры, о заблудшее поколение, каждый из вас последовал бы примеру этого юноши, который превосходит многих из вас, и пожертвовал бы жизнью на пути Моем. Придет день, когда вы признаете Меня; но в тот день Меня уже не будет с вами>.
Баб был казнен 9 июля 1850 года; Ему было тридцать лет от роду. Он пришел к народу Своей родины со словами: <Я принес вам наделенное исцеляющей силой Послание, я открыл новые пути, дал необходимые для вас законы; не от Себя реку Я, но от Бога вашего, Который послал Меня, дабы наставить вас на путь процветания и счастья...> Что же было наградой Ему? Его изувеченное, изрешеченное пулями тело было брошено в ров неподалеку от Тебриза на съедение диким зверям. Однако история Его на этом не закончилась. Верные ученики Баба под покровом ночи подобрали Его останки и вместе с останками казненного вместе с Ним юноши поместили их в небольшой ларец. Более шестидесяти лет прятали их у себя в домах Его последователи, перевозя из города в город, ибо люди каким-то таинственным образом каждый раз узнавали, где они хранились, и приходили к тому месту, чтобы помолиться. Любовь и преданность людей, хранивших столько лет останки Пророка, были вознаграждены - в конце концов Баб обрел Свое последнее пристанище на Святой Земле - в Палестине, бывшей в то время турецкой провинцией (ныне это государство Израиль). Он покоится в величественном златоглавом мавзолее на горе Кармель в Хайфе, и десятки тысяч паломников-бахаи, приезжающие из всех уголков земли, ежедневно приходят туда, чтобы поклониться своему Пророку и помолиться в Святилище Баба. Вход в мавзолей открыт и для небахаи, иногда усыпальницу посещают израильтяне. Когда-то Его изрешеченные пулями останки были брошены на дно глубокого рва близ Тебриза; а ныне Его Святилище, подобное сверкающей жемчужине, обрамленной изумрудной зеленью вечнозеленых садов и радужным кольцом цветников, вознеслось высоко в небо над Святой Землей как символ всеобщего мира и доброй воли.
Какой недолгий срок - всего шесть лет и два месяца - длилась проповедь Сейида Али Мохаммада, которую одни восприняли как предвестие великого обновляющего перелома, а другие сочли бессмысленной. Все это время Он отчаянно пытался сокрушить стену невежества, фанатизма, беззаконий, слепой вражды и ненависти - и разбил в кровь Свои молодые крылья. С того самого момента, когда Он впервые отверз Свои уста и возвестил: <Я принес вам наделенное исцеляющей силой Послание, не от Себя реку Я, но от Бога вашего, Который послал Меня...> и до того дня, когда Его окровавленные останки были брошены в ров за городским валом, Он не получил в награду ничего, кроме клеветы и гонений. Но подобно ветру, тронувшему струны арфы, возглашенные Им истины вызвали отзвук, который разнесся по всему миру, всколыхнув умы людей. Лютая, неистовая ненависть, подобная той, с какой было встречено Учение Христа, обрушилась на Него Самого, Его Учение, и тех, кто шел за Ним; Его дело было попрано и, казалось, уничтожено навсегда. Но Он был порождением и воплощением Весны - той таинственной и неизбежно наступающей Весны Духа, приход которой обусловлен вечным круговоротом циклов во Вселенной. Тело можно уничтожить, но дух - никогда. Желание свободы, устремленность к Богу, тяга к самовыражению и познанию - это силы, присущие самой человеческой природе, которые ни подавить мечом, ни запретить законом; искра, зажженная в человеческой душе Богом, живет вечно, передаваясь от поколения к поколению, от сердца к сердцу, от ума к уму.
То, что Баб принес в мир - как бы яростно оно ни отвергалось, - было необратимым. Колесо прогресса совершило очередной поворот, замкнулась цепь, и ток новой жизни потек по планете. Баб открыл шлюзы новой эры, иной цивилизации. Пути назад не было. Его Учение и Его жизнь послужили толчком для невиданных перемен.
К 1853 году повсеместные жестокие преследования бабидов привели к тому, что новое движение было практически уничтожено. Его руководители были убиты или казнены, большинство преданных приверженцев Баба также предпочли смерть отречению; в живых остались лишь немногие; и рассеянные по всей стране, они напоминали стадо растерянных, испуганных овец, оставшихся без пастыря. Но закономерности жизни нельзя произвольно нарушить; их, по-видимому, питает космическая энергия, которая так или иначе пробивает себе путь. И если закономерный процесс пытаются подавить в одном месте, он возобновляется в другом. Вопреки всем препятствиям, в духовной жизни Земли совершился очередной цикл - набухание почек и первое цветение Весны. Жестокий смерч, пронесшийся над новым духовным движением, лишь сбил с его древа цвет, но корень продолжал расти, набирая силы для следующего, более мощного рывка. За одним Пророком должен был прийти другой. Подобно тому, как луковичное растение в безводной пустыне выбрасывает новый цветок, едва успеет засохнуть предыдущий, так и из лона XIX столетия вышла единая мировая религия, основанная двумя великими Учителями человечества, пришедшими один за другим; Они были современниками, и второй был на два года старше первого; между мученической смертью одного и осознанием другим Его пророческой миссии лежало девять лет. Вторым был Мирза Хусейн Али, известный в истории под именем Бахаулла.
Нас здесь интересуют не столько доктрины Их учений, история Их жизни и основанной Ими религии, сколько Их личность. Впервые у людей есть возможность доподлинно узнать, как выглядел Пророк, как Он поступал, какие у Него были вкусы, черты характера и привычки. Жизнь - это живой, непосредственный опыт. Как бы ни любили мы абстракции и умозрительные концепции, как бы ни влекли нас высокие идеи, все же в основе нашей жизни лежит контакт - непосредственное воздействие одного объекта на другой. В отсутствии этого воздействия, несомненно, заключается одна из причин того, что все старые мировые религии, такие, как иудаизм, индуизм, буддизм, зороастризм, христианство, ислам, в значительной степени утратили способность влиять на повседневную жизнь верующих. Устарели не только многие их законы - в свое время идеально соответствовавшие потребностям времени, - но утрачен тот живой дух религии, который рождается из чувства близости к Пророку. Пророки - это люди из плоти и крови, и в этом заключен великий смысл: Они могут жить среди нас, говорить с нами на понятном нам языке. С другой стороны, Они - нечто большее, чем мы, иначе Они не могли бы служить мостом между нашим ограниченным существованием и той Бесконечной Сущностью, Которая создала нас. Когда личность Пророка отделена от нас веками и наше воображение рисует нам Его идеальный, героический образ с набором абстрактных добродетелей, то как бы ни почитали Его и как бы ни стремились следовать Его путями, Он не может уже оказывать преобразующее влияние на нашу повседневную жизнь. Прошлогоднее солнце не даст рост цветам нынешней весны, нужно новое весеннее равноденствие, новый солнцеворот; мы должны опять потянуться к солнцу, чтобы заново ощутить его тепло и свет. Так и в истории человечества - со временем людям не только требуются новые законы, им необходимо вновь воочию узреть Пророка, вступить с Ним в общение, непосредственно ощутить могучее воздействие Его личности. И именно это, как ничто другое, способно преобразить человека и изменить его жизнь.
Иногда мы мучаемся вопросом, действительно ли Иисус был таким, каким представляют Его библейские истории, - таким кротким, мудрым и мужественным, таким совершенным? Он ушел из этого мира две тысячи лет тому назад... Может быть, все наши знания о Нем - преувеличение или искажение истины? Действительно ли Мухаммад был неизменно добрым, бесстрашным, отдающим всего Себя служению людям - день за днем, всю жизнь, до самого конца? С тех пор прошло тысяча триста лет; может быть, с течением времени картину приукрасили и на ней уже изображен не реальный человек, а полумифическая фигура?
Пыль веков неизбежно ложится на все. Покрыла она и историю жизни Пророков, и от этого Их изображения стерлись и потускнели. Поэтому необходимо, чтобы исполнилось ветхозаветное библейское пророчество: <...Ибо теперь видим темно, сквозь стекло, а потом увидим лицом к лицу>. Сегодня нам не только нужен новый духовный импульс; нужно еще раз убедиться - да, раз в тысячелетие на земле рождается идеальное человеческое существо, которое являет такое совершенство ума и духа, что под их воздействием в нас, простых смертных, пробуждается желание возвыситься над собой и обрести истинное человеческое достоинство, преодолев эгоистическое, животное начало.
В лице Баба и Бахауллы мы имеем дело с Пророками, недалеко отстоящими от нас по времени, Которых мы можем наблюдать с довольно близкого расстояния. Мы так устроены, что обычно к другим предъявляем большие требования, нежели к себе, и ждем, что кто-то должен исполнить свой долг лучше, чем мы. Самый критически настроенный наблюдатель не может усмотреть непоследовательность в описаниях характера Христа или Мухаммада (двух ближайших к XIX веку Основателей мировых религий): Иисус никого не обманул в ожиданиях; даже самые озлобленные из Его критиков не могли отрицать, что Он не только жил, как учил, но и умер за Свое Учение, явив Своей смертью пример кротости и всепрощения. То же можно сказать и о Мухаммаде. Он до конца был последователен; до самой Своей кончины Он проповедовал Свои идеалы, утверждая силу Своего владычества. Однако, отделенные от Них веками, не дерзнем ли мы оспаривать Их, говоря, что Они принципиально ничем не отличались от других людей и по Своей сути не превосходили их, что были Они всего лишь великими и смелыми реформаторами, и ничто человеческое - в том числе и человеческие несовершен-ства - не были Им чужды?
В лице Баба и Бахауллы мы имеем дело с Пророками, подробности жизни Которых представляют собой неоспоримые, близкие к нам по времени, исторические факты. Какие же черты проступают в Них наиболее рельефно? Во-первых, Их удивительная цельность - иными словами, та изначальная убежденность, которая так восхищает нас в людях, ибо тот, кто наделен ею, твердо знает, что ему нужно, не изменяет и не противоречит себе ни при каких обстоятельствах. За все время от начала и до конца Своей пророческой миссии Они ни разу не дрогнули, не свернули с пути, по которому шли. Нельзя не увидеть, что внутренним ориентиром, определявшим направление Их движения, была Божественная Истина, и от этого ориентира Они не отклонились ни на йоту. Во-вторых, Их беспредельная доброта, рожденная от Божественной любви. О такой доброте человек может только мечтать. Лишенная всякой примеси себялюбия, не знающая границ, она изливалась щедрым потоком, подобно полуденному солнечному свету. Их доброта была подлинной, и тому есть многочисленные подтверждения - свидетельства как друзей, так и врагов. Многие из Их друзей, ощутившие на себе эту доброту, предпочли смерть отречению от Них, убежденные в том, что такое благо дороже самой жизни; а у Их врагов, которые, подобно летучим мышам, питали отвращение к свету, Их доброта вызывала еще большее озлобление. И, в-третьих, Их знание - не то знание, которое свойственно глубокому и проницательному уму, постигающему истину, благодаря тому, что посредством интуиции и рассуждений он проникнет в суть вопроса, а то мистическое, превосходящее человеческие возможности, всеобъемлющее знание, которое, по логике вещей, может быть присуще только Тому, Кто непосредственно черпает из великого Вселенского источника - от Духа Создателя. Они обладали еще одной поразительной способностью, которую не раз проявляли, - способностью заглядывать не только в мысли, но и в сердца тех, кому пришли помочь. Как хирург удаляет пораженный орган, о болезни которого мы даже не подозревали, так и Они, наделенные ясновидением духовные Целители, проникали в таинства человеческой души и лечили ее - каждую своим способом, в зависимости от заболевания. И последнее. Дерево узнают по его плодам. И то, что Учения, принесенные Бабом и Бахауллой, удивительно соответствуют потребностям современного мира, и есть величайшее доказательство Их истинной пророческой миссии.