Садовники Господа

У человечества, как у птицы, два крыла, и одно из них - крыло мужчины, а другое - женщины. До тех пор, пока оба крыла не будут равны и движимы единой силой, не взлететь птице в небеса" (Абдул-Баха, 1913 г.)
    Ни одна из мировых религий, предшествовавших вере бахаи, не придает столь большого значения положению женщины. На этот раз оставлены далеко позади иудео-христианские или мусульманские представления, ограничивавшие роль женщины воспроизведением потомства или делавшие из нее, в худшем случае, дьявольское отродье, а в лучшем - усладу воина. С трудом верится, что заветы Баба, а потом и Бахауллы, развитые их преемниками, могли зародиться в середине XIX века, тем более в лоне мусульманской культуры. И все-таки Писания, в которых говорится об этом, достойны того, чтобы о них узнали многие.
    В 1913 году Абдул-Баха выступил в Лондоне, на собрании Лиги за свободу женщин: "В соответствии с духом времени, женщины должны идти вперед и выполнять стоящие перед ними задачи во всех сферах жизни, становясь таким образом равными мужчинам. Они должны пользоваться теми же правами, что и мужчины и во всем быть с ними на равных. Об этом я горячо молюсь, в этом один из основных принципов Бахауллы. Кое-кто из ученых говорит, что мозг мужчины весит больше мозга женщины, и этот факт пытаются представить, как доказательство превосходства мужчин. Однако, если мы посмотрим вокруг, то увидим людей, у которых голова небольшая и мозг которых должен весить меньше, но которые выказывают величайший ум и самую высокую способность понимания, а другие, у которых огромные головы и мозг которых должен весить много, они же, напротив, бестолковы. Значит, то, сколько весит мозг, не указывает ни на превосходство, ни на истинную степень ума.
    В качестве еще одного доказательства своего превосходства мужчины приводят утверждение о том, что женщины не сумели совершить столь великих деяний, пользуясь при этом весьма неубедительными доводами и забывая историю. Знай они историю получше, им бы было известно, что жили на свете великие женщины, которые совершили в прошлом много замечательного, им было бы известно, что и в наши дни есть немало женщин, которые заняты выполнением важных задач.
    Женщины должны идти вперед, и, чтобы содействовать совершенствованию человечества, им следует расширять свои познания в науке, литературе и истории. Еще немного, и они добьются своих прав.    Мужчины увидят серьезность их отношения к делу, их достоинство, те положительные изменения, которые они внесут в политическую и общественную жизнь, их неприятие войны и желание добиться всеобщего избирательного права и равных с мужчинами возможностей..."
    Чуть позже Абдул-Баха сказал такие пророческие слова: "В прошлом миром правила сила, а мужчина господствовал над женщиной из-за большей агрессивности и большей неудержимости своей натуры, что связано как с особенностями его мышления, так и физического сложения. Но чаша весов уже склонилась в другую сторону: сила теряет свои позиции, а живость ума, интуиция и такие духовные качества, как любовь и верность, отличающие женщину, приобретают все большее влияние. А потому новая эпоха будет менее мужской, более пронизанной женскими идеалами, или, если говорить точнее, такой эпохой, в которой мужское и женское начало цивилизации окажутся точно уравновешенными".
    Таким образом, учение бахаи не только опередило законные требования суфражисток начала века - равноправие, право на образование, участие в выборах и принятии политических решений, - но, совершив скачок во времени, обогнало и агрессивный феминизм 60-х годов, основанный на требованиях борьбы с мужчинами, и во многом копирующий "мужскую модель". В религии бахаи устанавливается взаимодополняющее равенство мужчин и женщин, уравновешенность различий. Сегодня видны лишь контуры такого равенства.
    Этим, несомненно, объясняется и то, что с момента зарождения веры бахаи множество женщин, вышедших из самых разных социальных слоев и культур, присоединялись к ней, и не только потому, что их привлекала идея "Восходящего Божественного Откровения", идеалы единства человечества и обещание всеобщего мира, но и из-за того, что эта религия первой признала равенство женщин и мужчин, а также особую роль женщины.
    Некоторые из них стали героинями саги об учениках Бахауллы, и о них повествуют хроники веры - легендарные и поучительные - со времен Баба до наших дней.
    Две такие женщины появляются в "Хронике Набиля" (Хроника Набиля. Брюссель, 1986.), повествовании, написанном очевидцем и участником событий. Их окружает ореол мучениц бахаи. Имя одной из них - Зейнаб. От ее короткой жизни остался трогательный и яркий след. Юная крестьянка из деревушки в окрестностях Зенджана, она приняла учение Баба, идя по стопам одного из уверовавших по имени Ходжат. Это произошло в то время, когда Бахаулла еще не установил принцип непротивления насилию в качестве правила поведения. Кое-кто из подвергавшихся преследованиям бабидов защищал свою веру и жизнь с оружием в руках. Под предводительством Ходжата небольшая группа бабидов укрылась в осажденной крепости и, чередуя вылазки с отражением атак, сумела, несмотря на голод и труднейшие условия, в течение нескольких месяцев не только противостоять правительственным отрядам, атаковавшим их, но и нанести ответные удары. Зейнаб по собственной воле решила разделить судьбу женщин и детей, которые присоединились к защитникам крепости.
    Набиль рассказывает:
    "Тяжелые испытания, которые выпали на долю ее товарищей, побудили ее переодеться мужчиной и присоединиться к ним с тем, чтобы помочь отбивать непрестанные нападения врага. Она облачилась в такой же плащ и такой же головной убор, какие носили ее товарищи, обрезала косы, опоясалась саблей и, взяв в руки ружье и щит, заняла место в рядах защитников крепости. Никто не подозревал, когда она появилась возле укрепления, что перед ними женщина. Во время атаки осаждавших она обнажила свою саблю и с невероятной отвагой бросилась на боевые порядки врага. И друзья, и враги были поражены в тот день мужеством, равного которому они никогда не видели. Враги сочли ее бичом, посланным на них разгневавшимся Провидением. Отчаявшийся противник, боевые порядки которого были расстроены, оставил свои позиции и позорно бежал от нее.
    Ходжат, наблюдавший с одной из башен за передвижениями противника, узнал Зейнаб и был поражен проявленной ею доблестью. Он распорядился, чтобы ее уговорили оставить преследование врага и вернуться в крепость. "Ни один мужчина, - сказал он, - не проявил такой стойкости и мужества". А когда он спросил, что же побудило ее так поступить, она разразилась слезами и сказала: "Мое сердце сжималось от жалости и печали, когда я видела боль и страдания моих братьев по вере. Меня заставил пойти туда внутренний голос, которому я не могла противиться. Я боялась, что вы откажете мне в праве разделить участь моих товарищей. Могу вас заверить, что до сих пор так никто и не обнаружил, что я не мужчина. Только вы узнали меня. Единственная моя цель в жизни - принять мученичество за Дело Баба. Заклинаю вас Его именем, не откажите мне в этой неоценимой привилегии". Ходжат удовлетворил просьбу Зейнаб, но велел ей не переступать границ, установленных для людей их веры. "Мы призваны защитить наши жизни от предательски напавшего злодея, - напомнил он ей, - а не вести против него священную войну".
    Не менее пяти месяцев эта девушка с несравненным героизмом отбивала нападения врага. Мало заботясь о еде и сне, она, уверенная в своей правоте, отдавала все силы на благо того, что было для нее самым дорогим /... / Она всегда оказывалась в горниле сражения, в самых первых его рядах, всегда готова была броситься на выручку туда, где создавалась угроза осажденным, чтобы помочь и воодушевить тех, кто нуждался в поддержке..." Но сопротивление бабидов ослабевает. Зейнаб понимает это. "Однажды, видя, что вражеские солдаты неожиданно прорвали оборону, которую держали ее товарищи, Зейнаб в отчаянии бросилась к Ходжату, пала ему в ноги, умоляя со слезами на глазах позволить ей броситься им на выручку. "Чувствую я, моя жизнь подходит к концу. Я сама могу пасть под ударом вражеского клинка. Умоляю вас, простите мне мои прегрешения и замолвите за меня слово перед моим Учителем, из любви к которому отдаю я свою жизнь"".
    Несмотря на предложения посланцев правительства, обещавших, под честное слово шаха, охранные грамоты и даже возмещение убытков тем, кто сдастся и отречется от веры, бабиды продолжили борьбу и были уничтожены. Так закончилась история Зейнаб, маленькой иранской Жанны д'Арк, героини трагического эпизода, который напомнит аквитанцам об осаде и падении Монсегюра, крепости Арьежа, где в XIII веке последние катары Лангедока оказали сопротивление войску короля Франции и предпочли взойти на костер, но не отреклись от своей веры.
    Но наиболее яркой фигурой на заре истории веры была Тахира. Ее имя встречается во всех письменных памятниках бахаи, история ее жизни столь назидательна, что о ней было написано несколько книг, причем граф Гобино рассказал о ней в работе "Религии и философии Средней Азии", а Сара Бернар собиралась написать пьесу, сделав Тахиру героиней драмы.
    Тахира родилась между 1817 и 1820 годами в Казвине, городе на южном побережье Каспийского моря, который в XVI веке был столицей империи. Поначалу жизнь улыбалась этой женщине - современнице Баба и Бахауллы. Ее отец, мулла Салих, был богат, образован и считался одним из самых эрудированных и влиятельных знатоков шариата во всем Иране. Пораженный умом своей дочери и той быстротой, с которой она впитывала знания, он сначала занялся ее образованием, а затем нанял учителя - случай редкостный в те времена в стране, где не было принято давать образование дочерям. Очень быстро она обошла своих братьев и вскоре знала все о Коране в соответствии с традициями и законами ислама. Как гласит легенда, ее отец весьма был опечален, что она не родилась мужчиной, ибо он полагал, что тогда она могла бы стать славой империи. В тринадцать лет ее выдают замуж за двоюродного брата, муллу Мухаммада, сына муллы Таги, старшего брата ее отца; от этого брака у нее было два сына и дочь. Но она по-прежнему предпочитает жить и заниматься науками под отцовской крышей, хотя у нее и есть своя комната в доме супруга. Круг ее чтения настроил ее критически в отношении толкования Корана, особенно когда в библиотеке одного из своих родственников, где она бывала, она нашла книги шейха Ахмада и его ученика, сейида Казема Решти. Впервые открыв их, она столь заинтересовалась изложенным там, что попросила дать ей почитать эти книги дома, чтобы иметь возможность как следует их изучить. Поначалу хозяин книг не соглашался, поскольку знал, что "современные" теории очень не нравились отцу молодой женщины, но под конец сдался на уговоры.
    Шейх Ахмад, о котором мы говорили в начале нашего исследования, руководил одной из школ шиитского направления, учившей о неизбежности возвращения Махди и двенадцатого имама, так называемого Сокровенного Имама. Именно шейх Ахмад разослал по всей стране гонцов на поиски Пророка. Он ставил под сомнение учение о воскрешении плоти в том виде, в каком это учение постулировалось исламом. Во время поездки по Ирану, которую он совершил по приглашению шаха, шейх Ахмад остановился в Казвине и посетил муллу Таги. Их теологический спор по вопросу о воскрешении закончился весьма драматично: хозяин объявил странника еретиком и проявил к нему такую враждебность, что шейху пришлось покинуть город. Но это не помешало Тахире внимательно проштудировать оказавшиеся у нее книги шейха и найти в них ответы на собственные вопросы. После этого она завязала переписку с сейидом Каземом Решти, учеником шейха Ахмада, затрагивая в своих письмах сложные вопросы религии и высказывая собственные глубокие суждения. Самый молодой из ее дядьев, мулла Али, человек, открытый новым веяниям, ставший впоследствии горячим сторонником Баба, взял на себя отправку и получение писем. Личность корреспондентки произвела столь большое впечатление на сейида Казема, что он стал называть ее Курратул-Эйн - Утешение очей.
    Вскоре после того, как ей исполнилось двадцать лет, Тахира решила, что ей следует встретиться со своим наставником и продолжить образование. Было совершенно исключено, что она сможет открыть истинную цель своей поездки. Однако Кербела (бывшая в то время под турецким господством), где проживал сейид Казем, всегда являлась одним из основных мест паломничества мусульман наряду с Меккой и Мединой в Аравии. Это дало Тахире отличный повод для поездки. Ее юный дядя похлопотал за нее. Несомненно, полагая, что поездка в эти святые для шиитов места, где вместе со своими сторонниками был убит Хуссейн, сын Али, зятя Мухаммада, наставит бунтовщицу на путь истинной веры, ее отец, свекор и муж, в конце концов, разрешили ей поездку и позволили уехать вместе с сестрой.
    В 1843 году она прибыла в Кербелу и направилась прямо в дом сейида Казема, чтобы к своему великому горю узнать, что за десять дней до этого он отошел в мир иной. Тем не менее, близкие покойного радушно приняли ее и позволили ей полностью отдаться изучению всех оставшихся после его смерти рукописей. Она оставалась в Кербеле три года, и, как рассказывали, воспользовалась пребыванием в доме сейида Казема для того, чтобы самой учить людей; при этом она обращалась к ученикам через чадру, поскольку женщинам было запрещено появляться на людях с открытым лицом. Но тот факт, что женщине удалось заставить себя слушать не только в серале, уже сам по себе был переворотом. Понемногу укреплялся ее авторитет, и другие женщины, которые стали ее ученицами и подругами, образовали вокруг нее сплоченную группу.
    Тахира училась сама, учила других, размышляла, ждала объявленного пришествия Пророка и нового вероучения. "Я хотела, - объясняла она своему дяде, - стать первой женщиной, которая будет Ему служить, когда Он придет". И предчувствуя, что положение женщин после этого изменится, она добавляла: "Когда придет этот день, когда на земле будут явлены новые законы, я первой пойду за новым Учением и отдам жизнь за своих сестер".
    Однажды ей привиделся сон. В этом сне молодой сейид (потомок Мухаммада) летел по воздуху. Затем, преклонив колени, он стал молиться. Тахира слышит его молитвы, запоминает их, а пробудившись, записывает услышанное. А в это время мулла Хуссейн Бушруйе, один из последователей шейха Ахмада, предназначенный для поисков Махди, готовится отправиться в Шираз. Тахира предсказывает, что он сумеет найти "Обещанного", и поручает передать ему подготовленное ею послание. Чуть позже в Кербелу из Шираза прибывает один из первых бабидов. Он передает Тахире одно из Писаний Баба, в котором она находит те молитвы, которые были открыты ей во сне. Это еще больше укрепляет ее в мысли, что речь идет как раз о Том, Кого ждали. Она изучает Писание, расспрашивает посланца и, уверившись окончательно, приступает к переводу на персидский язык этого первого Писания и составлению комментария к нему. Она станет первой женщиной новой Веры, одной из восемнадцати первых учеников Баба, тех, кого он сам назовет "Живыми Письменами".
Отныне ее жизнь, которую она до сих пор посвящала литературному труду и проповедям, будет всецело отдана распространению нового Послания. Подобно Бабу, она будет страстно обличать коррупцию и моральную деградацию, призывать к глубокому обновлению нравов и образа жизни своих современников. И тогда Тахира становится неблагонадежной в глазах властей. В ожидании распоряжений из Багдада власти держат ее под домашним арестом. Но распоряжений все нет, и она получает разрешение губернатора выехать вместе с несколькими ученицами в Багдад и ждать там. В Багдаде, снова укрывшись под чадрой, она возобновляет свою "подрывную" просветительскую деятельность. Это все больше и больше раздражает улемов. После встречи, на которой им так и не удалось ее посрамить, они добиваются ее заключения в доме судьи. Она пробудет там три месяца, и этого времени хватило, чтобы ее страж сказал, что он "никогда не встречал более добродетельной и набожной женщины", и добавил при этом, что "равно по своей образованности и мужеству стояла она выше мужчин".
    Наконец, от властей поступает указ, который возвращает ей свободу и предписывает немедленно покинуть турецкую территорию. В сопровождении преданных учеников она возвращается в Иран под защитой эскорта, предоставленного ей... судьей. В пути она продолжает свою апостольскую деятельность, повсюду вызывая восхищение: нередко те, кого тронули ее слова и личный пример, обращаются в ее веру. Но фундаменталисты негодуют, они разгневаны. Недалеко от Керманшаха, с ведома местного управителя, группа бандитов нападает на горстку путников, грабит их и оставляет в пустыне без всяких припасов. Тахира обращается с жалобой к губернатору, который предлагает ей остановиться в Хамадане, где она будет в безопасности. Она следует его совету, и в этом городе, где ее посетит губернатор, в сопровождении представителей знати, ее встречают по-разному. Одни говорят: "Наш долг последовать ее благородному примеру и со всем почтением попросить ее открыть нам таинства Корана и разъяснить неясные места Священной Книги, ибо то, что мы знаем, лишь капля в сравнении с безбрежностью ее познания". Но в то же время она вновь сталкивается с угрозами мулл-традиционалистов. Она обращается к одному из самых непримиримых своих противников с письмом, в котором разъясняет учение Баба. Посланца избивают. Тогда она задумывает отправиться в Тегеран к шаху. Но некий мулла тайком сообщает ее отцу, что она своим поведением бросает тень на честь семьи. В Хамадан прибывает один из ее братьев, чтобы увезти ее в Казвин. Она повинуется, отсылает обратно в Ирак большую часть своих спутников, оставив при себе самых близких друзей, и возвращается в родной город.
    Здесь разражается новый скандал. Тахира поселяется в доме своего отца, отказываясь возвратиться к мужу. "Передайте моему спесивому и самонадеянному родственнику, - говорит она посланным им людям, - что если он действительно хотел быть мне верным, он бы поспешил ко мне в Кербелу и прошел бы пешком вместе со мной весь путь до самого Казвина. А во время этих скитаний я бы вывела его из сна невежества и указала бы ему путь к истине. Но этому не суждено было сбыться. Три года прошло с тех пор, как мы расстались. Ни в этом, ни в следующем мире не смогу я с ним встретиться. Я навеки исключила его из своей жизни". Видано ли было, чтобы женщина осмелилась отказаться от мужа, даже если он был ей навязан? Ни муж, ни свекор не заблуждались на сей счет. Это означало одно - открыт путь к свободе женщин, их самостоятельному выбору.
    Позже, один из учеников шейха Ахмада был осужден как еретик, лишен имущества, подвергнут издевательствам и избиениям, а потом изгнан из этого города по приказу свекра Тахиры, непримиримого муллы Таги. В то время через город проходил странник по имени Абдолла. Позже он рассказывал: "Я никогда не был убежденным бахаи. Я оказался в Казвине по пути в Мах-Ку, где надеялся встретиться с Бабом и узнать получше о его учении". Видя, как толпа издевается над человеком и узнав причину, он возмутился и направился к мулле Таги, чтобы выяснить, действительно ли это совершалось по его распоряжению. Мулла в ответ грубо подтвердил свой приказ: "Бог, которому поклонялся шейх Ахмад, не тот Бог, в которого я могу когда-либо поверить. Я считаю, что он и все его ученики - поистине заблудшие". Абдолла счел эти слова богохульством, его охватила ярость, и через несколько дней он смертельно ранил муллу. Хотя он тут же сознался в содеянном преступлении, на бабидов обрушиваются репрессии. Их арестовывают, отправляют в Тегеранскую тюрьму. Теперь ненависть обращается на Тахиру. Ее обвиняют в подстрекательстве к убийству. Стремясь одним ударом решить дела религиозные и отплатить за свое униженное мужское достоинство, ее кузен и муж добивается для нее строгого домашнего ареста в отцовском доме, и лишь один раз в день ей разрешается выходить из своей комнаты для совершения омовения.
Но тут на исторической сцене появляется фигура Бахауллы, и в жизни Тахиры происходит удивительный поворот. Пророк не был знаком с Тахирой, но он стал одним из руководителей бабидов, и потому, узнав о событиях в Казвине, он, нимало не заботясь о собственной безопасности, пытается добиться освобождения заключенных бабидов. Его бросают в тюрьму, но вскоре освобождают. И это еще больше распаляет ненависть казвинских мулл. Наконец, одного из верных последователей Тахиры еще со времен Кербелы, шейха Салиха, обвиняют в убийстве муллы Таги и предают казни. Тогда Бахаулла тщательно разрабатывает план бегства Тахиры, которой однажды ночью удается выбраться из дому и верхом на летящем скакуне добраться до Тегерана, где она поселяется в доме своего спасителя. Она никогда не сомневалась, что ей удастся вернуть себе свободу. Находясь под арестом, она бросила вызов своему мужу и тюремщику, гордо заявив: "Если истинна моя вера и если Господь, которому я поклоняюсь, единственно истинный Бог, Он меня освободит из-под ярма вашей власти прежде, чем пройдет девять дней. Если же Он не вызволит меня, то вы вольны поступать сообразно своим желаниям. В таком случае вы неопровержимо доказали бы мне, что я заблуждаюсь в своем веровании".
    С этих пор Тахира становится одной из самых деятельных приверженцев Бахауллы. Он возлагает на нее миссии, для выполнения которых она ездит по всему Ирану, часто подвергая себя опасности. Она помогает Бахаулле организовать конференцию в Бедеште, где бабиды пытаются найти способ освобождения томящегося в заключении Баба. В качестве символического жеста она срывает с себя чадру, которую персидские женщины носили на протяжении веков. Таким образом, она начинает проведение одной из основных реформ Баба: за равные права женщин и мужчин, за участие женщин в религиозных и общественных делах. Но столь дерзким показался ее поступок, что несколько мужчин, хоть они и были убежденными бабидами, не смогли вынести этого зрелища и покинули собрание.
    Она продолжает отдавать все силы служению делу, в которое верит: учит, просвещает и по-прежнему сочиняет прозу и стихи. Некоторые из ее стихотворений заставляют вспомнить "Песнь песней".
    "Твоя щека в обрамлении янтарной бороды подобна ростку, идущему из почки, подобна розе, вырастающей из розы, тюльпану, растущему из тюльпана, благоуханию, рожденному другим благоуханием. Мое тоскующее сердце выткало узор любви твоей на гладком шелке моей души, нить за нитью, ряд за рядом, стежок за стежком, то одной иглой, то другой..."
    Слава Тахиры растет, и сам шах обращается к ней с письмом, в котором просит ее отречься от Баба, что она, разумеется, отказывается сделать.
    Но вот Баба казнят, и некий пылкий юноша совершает покушение на жизнь шаха, навлекая тем самым на бабидов погромы и преследования. В Казвине происходит кровавая бойня. В Тегеране арестовывают Бахауллу, Тахиру держат под домашним арестом в доме управителя, где она уже жила какое-то время под надзором. Шах велит доставить ее к себе. В ответ на его вопросы она с гордостью подтверждает свою приверженность вере. Ее снова уводят в место заключения, где, по словам ее биографов, она окружена всеобщей любовью, ибо источает сияние, веселость, доброжелательность и обаяние. А она готовится умереть, потому что предчувствует - об этом свидетельствуют ее слова - что близится час "воссоединения с Возлюбленным". И когда однажды утром за ней приходят солдаты, чтобы сопроводить ее якобы на встречу с премьер-министром, она уже ждет их, нарядно одетая, умащенная благовониями, уладившая все свои земные дела. Они ведут ее в сад, но не осмеливаются убить. Наконец, один из них набирается смелости и душит ее. На следующий день сжигают все, написанное ею, и даже ее одежду. Кто принял решение убить ее? Похоже, что шах здесь ни при чем, и что решение было принято муллами и губернатором. По дошедшему до нас свидетельству, они вынесли следующий приговор: "Заблудшая женщина, других толкающая к погибели. А посему - непременная и немедленная смерть".

    Мы знаем, что можно убить человека, но нельзя уничтожить идею, разрушить символ. "Пречистая Тахира", поэт и мученица, по преданию сказала своим убийцам: "Вы можете меня убить, но вы не в состоянии помешать освобождению женщин". И, пожалуй, исходившее от нее сияние стало еще более ярким после смерти, чем при жизни. Ее светлый образ живет. Абдул-Баха сказал о ней: "Идя на смерть, она была радостна и счастлива. Ее ждало великолепие царствия Небесного. Так принесла она в жертву свою драгоценную жизнь. Да пребудет ее душа в радости и счастии в царствии Небесном".
    Путь был открыт, и по нему пошли другие женщины, распространяя по миру веру бахаи. В первой половине нашего века с энтузиазмом вступили на это поприще американки. Так, Марта Рут, неутомимая распространительница своей веры, обратила в нее румынскую королеву Марию. Она буквально боготворила Тахиру, и, работая над ее биографией, в течение нескольких лет проводила кропотливое исследование, живя то в Иране, то в Ираке, не пропуская ни одного места, где бывала Тахира, расспрашивая прямых потомков, очевидцев, изучая все доступные письменные материалы. Дочь Тахиры умерла через некоторое время после смерти матери, но ее сыновья, оставшиеся в доме отца, правда, вскоре по кинувшие его по причине плохого обращения, были живы. Марта Рут нашла внука поэтессы, который смог многое рассказать ей о бабушке со слов своего отца. Книга о Тахире вышла в 1938 году в Карачи, а в 1981 году в США вышло новое издание, дополненное портретом автора, выполненным Марзихом Гайлом. В книге есть фотографии. Вот лицо Марты с прекрасной лучезарной улыбкой в обрамлении безукоризненно уложенных волос... Марта в Ширазе перед домом Баба, Марта в Тебризе с женщинами бахаи, а вот и самая очаровательная, напоминающая школьные снимки, фотография, сделанная в Хамадане, на которой она - единственная женщина в окружении двух десятков мужчин и маленького мальчика бахаи, позирующих со всей серьезностью для снимка на память.
    Еще одна американка сыграла большую роль в распространении веры бахаи и, косвенным образом, в создании ее организационной структуры.
    Ее звали Мэй Болс. Она родилась в 1870 году в одной из аристократических семей Новой Англии, в которой богатство и европейская культура сочетались с неукоснительным следованием политическим и религиозным традициям юной Америки. С детства проявилась неординарность натуры этой девочки, ее чувствительность, склонность к размышлениям. Но больше всего ее влекло искусство. В четырнадцать лет она решает, что в школу больше ходить не будет. "Я со всей ясностью чувствовала, - объясняла она впоследствии, - что есть другие пути приобретения знаний".
    Несколькими годами позже ее брат Рэндольф решает заняться изучением архитектуры. Школа изящных искусств в Париже в то время - одна из самых блистательных. В эту школу Рэндольф отправляется вместе с сестрой. Молодые люди поселяются в Париже. Мэй в это время уже бегло говорит на французском, который станет для нее впоследствии вторым родным языком.
    В двадцать лет она видит сон, из тех, которые психоанализ Юнга относит к категории великих пророческих сновидений, связанных с жизнью духа. Ей видится, будто она парит в воздухе и с большой высоты смотрит на землю. А на земле белыми буквами начертано слово, в котором ей удается разобрать только латинские буквы "В" и "Н". Позже ей было еще одно видение: мужчина в восточных одеждах делал ей знаки с противоположного берега Средиземного моря. Она решает, что это Иисус. Восемь лет спустя в Париже останавливается группа американских паломников, которые через Марсель направляются в Хайфу. Послание бахаи, доставленное Абдул-Баха в Америку, было воспринято в среде богатых и просвещенных американцев, тех, кто стремился к большей духовности. Некоторые из них были заняты поисками этой духовности среди индейцев племени таос в Нью-Мексико, где поселились несколько эксцентричных наследников наиболее богатых американских семейств. Другие уверовали в Проповедь Бахауллы, найдя в ней ответ на свои метафизические искания. И вот теперь эта группа людей решает поклониться могиле Пророка, встретиться с его сыном. Феб, вдова сенатора Джорджа Херста, обратившаяся в новую веру вместе с несколькими своими знакомыми, в числе которых и ее слуга Роберт Тернер, первый представитель негритянской расы среди бахаи, организует и финансирует первое паломничество американских верующих в Святую землю. Так они оказываются в Париже, где делают остановку, чтобы присоединиться к двум своим попутчикам, Луе и Эдварду Гетцингерам. Семейства Херст и Болс связаны между собой. Две племянницы Феб Херст живут в Париже под присмотром мадам Болс в квартире недалеко от того дома, где живут Мэй и ее брат. Вполне естественно, что путешественники навещают их и рассказывают о своей поездке, не уточняя ее цели. Говорят только об Александрии, которая лежит на морском пути в Хайфу, как о пункте назначения, и о поездке по Нилу. Мэй чувствует, что за этим кроется что-то другое, расспрашивает Луу Гетцингер и в конце концов узнает правду. И в чем-то история - или миф - Тахиры повторяется. На фотографии Абдул-Баха, которую ей показывает ее новая подруга, Мэй узнает того, кто явился ей в сновидении. И вера бахаи сразу приобретает трех новых последователей - это Мэй и обе племянницы Феб Херст. Феб приглашает их присоединиться к паломникам.
    16 февраля 1899 года Мэй встретилась с Абдул-Баха, который жил тогда под строгим домашним арестом, и испытала поистине мистическое озарение. "От этой первой встречи у меня не осталось в памяти ни радости, ни боли, ничего, что можно было бы выразить словами. Меня вдруг вознесло на такие высоты, моя душа преисполнилась божественного духа, и чистая, святая, могущественная сила снизошла на меня... Когда он поднялся и внезапно оставил нас, мы вернулись на землю, но, слава Богу, мы не вернулись к прежней жизни на этой земле!.. Мы оставили Нашего Возлюбленного в его славной темнице с тем, чтобы самим пойти вперед и служить Ему, чтобы иметь возможность распространять Его Дело и возвестить миру Его истину, и исполнились уже Его Слова: пришло время, когда должны мы расстаться, но это будет лишь расставание материальное. Души же наши соединены навеки".
    Распространять благую весть - отныне Мэй Болс преследует только эту цель. Она посвятит этому всю свою жизнь. По возвращении в Париж она основывает здесь первый европейский Центр бахаи, обращает с свою веру первого британского сторонника, Томаса Брейквэла, и первого француза, ученого-востоковеда Ипполита Дрейфуса. 2 мая 1902 года - ей в это время 32 года - она выходит замуж за однокашника и друга своего брата канадского архитектора Уильяма Сатерленда Максвелла, с которым она познакомилась в Париже, где он учился в Школе изящных искусств, и уезжает с ним в Монреаль. В то время он еще не был бахаи, а обратился в новую веру год спустя. Их дом стал первым канадским Центром бахаи.
    В 1909 году она вновь приезжает в Акку с тем, чтобы встретиться с Абдул-Баха и доверительно сообщает ему, что хотела бы иметь ребенка. Он говорит ей, что ее желание исполнится. И действительно, вскоре после этого в доме Максвеллов появляется маленькая Мэри. А Мэй продолжает свою апостольскую деятельность. Абдул-Баха дает ей поручения, использует в качестве связного для общения с американской и канадской общинами. Во время посещения Канады он наносит ей визит. А когда он умирает в 1921 году, это оказывается для Мэй Болс таким ударом, что в течение года она находится между жизнью и смертью. Ее муж, убежденный в том, что только встреча с преемником Учителя может вдохнуть в нее жизненные силы, везет ее к Шоги Эффенди. Он оказался прав. Хранитель находит нужные слова, чтобы вернуть ей спокойствие, а вместе с ним и здоровье. Она уехала из Канады в инвалидной коляске. А по возвращении смогла в полной мере возобновить свою деятельность. В 1924 году она становится членом Национального духовного собрания США и Канады. В 1935 году, отвечая на призыв Шоги Эффенди о распространении веры в Европе, она предпринимает двухгодичную поездку, которая приводит ее в Мюнхен, Штутгарт, Брюссель, а затем и Лион, где она помогает создать общину. . В 1940 году новый призыв, на этот раз касающийся Латинской Америки. Этой хрупкой женщине с пошатнувшимся здоровьем было 70 лет, когда она отправилась 24. января в Аргентину через Бразилию. В Рио-де-Жанейро и Монтевидео она организует приемы, на которых знакомит приглашенных со своей верой. 27 февраля она прибывает в Буэнос-Айрес и устанавливает там первые контакты.
    Через два дня она умирает.
    Надгробие на ее могиле сделано по рисунку ее мужа. На нем слова: "Здесь, на том самом месте, где она боролась и пала со славой, теперь ее могила, которая станет историческим центром деятельности пионеров бахаи".
    Уильям Сатерленд Максвелл, скончавшийся в 1952 году , был одним из "Десниц Дела Господня". Ему мы обязаны проектом усыпальницы Баба на горе Кармель.
    Но роль семьи Максвелл в религии бахаи этим не ограничивается. Когда у них родилась дочь Мэри, Абдул-Баха написал Мэй Болс-Максвелл: "В саду жизни расцвела роза во всей своей свежести, с нежнейшим ароматом, цветом удивительной красоты... Молю Бога, чтобы это дитя выросло и стало чудом в царстве Божьем". Роза растет и расцветает. В 30-х годах, выйдя замуж за Шоги Эффенди, она принимает имя Рухийе Раббани. Именно она, при содействии "Десницы Дела Господня", сохраняет единство общины бахаи в период между смертью Шоги Эффенди и выборами высшего органа - Всемирного Дома Справедливости. Нам представилась возможность встретиться с нею в Хайфе - величественной и горделивой, с уложенными венком косами золотистого цвета с чуть заметной проседью. Она живет в большом тихом доме, очень скромно обставленном, единственное богатство которого - обилие цветов. Дом, в котором жил Абдул-Баха, в котором проходила ее и Шоги Эффенди супружеская жизнь и в котором она не захотела ничего менять. Несмотря на усталость и переживания - она только что вернулась из Китая, и за время ее отсутствия дом был ограблен, - она дает нам интервью на безукоризненном французском языке, который она не без кокетства назвала "запущенным".
    - Личный вопрос: если вы дочь одного из пионеров веры и жена потомка Пророка этой веры, то отношения с мужем такие же, как и с обыкновенным человеком?
    Она смеется.
    - Мне часто задают этот вопрос. Или еще такой: "Хорошо ли вы знали Шоги Эффенди до замужества?"

 До нашей свадьбы мы виделись наедине пятнадцать минут. Но я, как и все бахаи, знала, что после смерти Абдул-Баха в 1921 году, когда мне было одиннадцать лет, вместо него остался кто-то, кто будет нас направлять. Шоги Эффенди вызывал у нас восхищение, любовь. Я отдала свое сердце этому молодому человеку, который принял на свои плечи свалившуюся на него тяжесть. Наша история не похожа на историю Ромео и Джульетты, но были привязанность, любовь, уважение. Мы вместе переносили выпавшие на нашу долю тяготы, переживали, что у нас не было детей, и выполняли ту работу, которой год от года становилось все больше... но всегда радовались тому, что мы вместе.
    - А если бы у вас был ребенок, он был бы наследником Шоги Эффенди?
    - При условии, что он был бы достоин этого. Абдул-Баха оставил в своем завещании весьма точные указания по этому вопросу. К сожалению, вопрос об этом просто не встал.
    - В вашей биографической справке указано, что вы посетили более ста пятидесяти пяти стран мира - некоторые по несколько раз - путешествовали от Полярного круга до Амазонии, встречались с эскимосами и индейцами, побывали в Вест-Индии, Индии, Европе, Африке, Южной Америке, на островах Тихого океана. Впечатляет список глав государств и выдающихся деятелей, с которыми вы встречались: принц Филипп Эдинбургский, Хавьер Перес де Куэльяр, генеральный секретарь ООН, Индира Ганди, Уфуэ-Буаньи, президент Кот д'Ивуар, из французов - госпожа Симон Вейль и господин Жак Шабан-Дельмас в бытность его председателем Национального собрания. Все эти поездки вы совершили по делам, связанным с вашей верой?
    - Конечно. Однажды мой муж посмотрел на меня и спросил: "Что Вы будете делать, когда меня не станет?"

 Я вскочила, взорвалась: "Я не смогу жить на земле без Вас!" Он возразил: "Думаю, Вы будете много ездить по всему миру, навещая и воодушевляя бахаи, где бы они ни жили". Мы прожили двадцать лет, но он больше никогда не заговаривал со мною о моем будущем.
    После его смерти я вспомнила этот разговор и увидела в этом знамение. Потом в течение шести лет людям, названным "Десницы Дела Господня", среди которых была и я, пришлось чрезвычайно много работать. Мы собирались в Бахджи. Самая продолжительная встреча затянулась на девятнадцать дней. Это было ужасно. Но в конце концов мы сумели сохранить и продолжить дело моего мужа, пока демократические устои не стали достаточно крепкими для того, чтобы выбрать членов Дома Справедливости. Я стала свободной и начала путешествовать, потому что таким образом могла приносить пользу.
    - Почему вы не являетесь членом Дома Справедливости? Почему на вершине пирамиды бахаи никогда не было женщин, ведь равенство полов является одним из основополагающих принципов учения, и женщины представлены во всех других органах?
    - Знаете, это вопрос на шестьдесят тысяч долларов, из тех, что задаются в американских телевизионных конкурсах. Мне его тоже все время задают. Его задавали еще Абдул-Баха, поскольку это он предусмотрел создание Дома Справедливости и его состав. Его ответ был таков: "Это тайна, мудрость которой откроет будущее". Что касается меня, то после стольких лет работы я искренне считаю, что это положение принято в интересах женщин. У членов Дома Справедливости нескончаемая, изнурительная работа. Во время последней мировой войны муж говорил мне: "Даже у Черчилля есть возможность иной раз переложить свои обязанности на кого-то другого. Иногда он может уехать на выходные, оставив за себя заместителя. А для меня это невозможно, поскольку, пока я жив, я за все в ответе. Я не могу передать свои обязанности другим". Представьте, что в Доме Справедливости будет три-четыре женщины. Женщина может забеременеть. Родить. Ей надо кормить детей, заниматься семьей. Представьте, что такое коснется сразу нескольких женщин. Во что превратится Дом Справедливости? И потом, работа здесь действительно трудная, требует огромной отдачи. Она не оставляет времени ни на что другое. Я столько видела и пережила после смерти мужа, что действительно считаю, что Бахаулла, который всегда благоволил к женщинам, оказал им огромную услугу, освободив их от этой работы. Для женщины это просто благодать Божья. Конечно, это мое личное мнение. Не знаю, согласятся ли со мной другие.
    - Действительно ли Абдул-Баха предсказывал, что участие женщин в политических и общественных делах повлияет на поведение людей?
    - Я никогда не придавала особого значения полу человека, для меня неважно - мужчина он или женщина. Многие женщины сожалеют, что они не мужчины. Они говорят: "Тогда бы я смогла сделать то, сделать это". Мне всегда нравилось, что я женщина. Движения за освобождение женщин наводят на меня тоску. Правда, вся эта шумиха вокруг женского вопроса мне надоела. Есть в жизни свое место и для женщин, и для мужчин. Бахаулла говорил, что бразды правления и так находятся в руках у женщин, потому что в нашем мире женщина - первая наставница, она всему учит ребенка, она закладывает основы воспитания. Вот это мне представляется более важным.
    Госпожа Раббани много интересного рассказала нам о символике числа девять.
    - Всю жизнь меня это очень интересовало. Знаете, есть древняя наука, которая каждой букве алфавита присваивает числовое значение. Если сосчитать по этой системе, сумма цифровых значений букв в имени "Баха" дает число девять. И очень часто, вместо того, чтобы начать письмо упоминанием имени Бога, по арабской традиции, Бахаулла ставил вверху цифру "9", что одновременно символически обозначало его имя, милость Господа, исходящий от Него свет. Все, чему Бахаулла учил, сводится к прекращению войн. А "девять", как вы знаете, самая большая цифра и символизирует единство, а значит, мир.
    - А вы правда верите, что возможно впредь исключить войны?
    - Шоги Эффенди предсказал, что ближайшее будущее будет крайне тяжелым, но потом настанет удивительное время. Я думаю, здесь все очень просто: или мы уничтожим цивилизацию, или больше не будет войн. На сегодня иного выхода нет. Но, откровенно говоря, если люди и дальше будут поступать так, как сейчас, возникает вопрос, а останется ли вообще земля под ногами. Я, безусловно, за защиту природы. Чем мы занимаемся сегодня? Разрушением нашего мира. И разрушение идет столь быстро, что и без войны неизвестно, до чего дело дойдет. То, что сейчас делают с землей, просто ужасно. Но, может, нам надо пройти через некий страшный этап, чтобы мы все поняли. У нас, бахаи, есть наша вера, есть убежденность в том, что у людей есть будущее.
    - Вера бахаи гласит, что смерть - это возрождение, восхождение души в другое состояние. С этой точки зрения, так ли уж важно, когда мы говорим о Боге и бесконечности, останется ли земля или исчезнет?
    - Знаете, я немного занимаюсь творчеством, пишу, рисую. Мне не хотелось бы что-то создавать для того, чтобы в следующее мгновенье оно сгинуло. Так вот, если я - а что такое я? - думаю так, то разве может захотеть этого Бог? Неужели Создатель земли захочет уничтожить свое творение? Это было бы ужасным расточительством... В этом нет смысла.
    После окончания беседы госпожа Раббани повела нас осмотреть то, что она называет своим "музейчиком". Комната, в которой собраны сувениры, привезенные из поездок, незатейливые изделия народного искусства со всех уголков мира, иногда великолепно выполненные, иногда просто трогательные, и все вместе дающие представление о художественном творчестве человечества во всем его разнообразии.
    Все, о чем мы рассказали выше - частные примеры одного из главных принципов веры бахаи: делать все, что способствует освобождению и образованию женщин во всем мире. В 1980 году по случаю Всемирной конференции ООН, посвященной началу выполнения программы Международного десятилетия женщины, мировая община бахаи сделала заявление, представляющее собой самый настоящий манифест. В нем есть такие строки: "Истинное установление равенства должно касаться как мужчин, так и женщин, и основываться на том, что мужчины признают за женщинами равный им статус, и тем самым избавят женщин от борьбы за свои права, в результате чего каждый из полов будет дополнять другой и помогать ему. Воспитание представителей обоих полов должно происходить на основе принципа духовного равенства, одинаково применимого к женщинам и мужчинам /... / Избавившись от давления, вызванного борьбой за власть и господство, люди обоего пола в то же время поймут, что равенство не означает, будто у всех одно и то же предназначение /... / Поскольку матери являются первыми воспитателями человечества, мировое сообщество должно отдать приоритет образованию женщин".
    Остается, чтобы каждая культура восприняла эти принципы. Путь к этому предстоит еще долгий. Но, словно вторя заветам Бахауллы, касающимся женщин, Юнг, один из величайших психоаналитиков нашего времени, писал в 1927 году в заключение к своей работе, посвященной европейской женщине: "Сегодня перед женщиной стоит огромная культурная задача, выполнение которой, возможно, обозначит рассвет новой эры". По странному совпадению, принимая в учет иранское происхождение веры бахаи, работа Юнга начинается вот с такой цитаты: "Ты называешь себя свободным? Ты лучше скажи, каково главное направление твоей мысли, а не говори, что избавился от ярма. Из тех ли ты, кто имеет право от ярма освободиться? Ведь есть и такие, кто теряет свою последнюю ценность, выйдя из подчинения". Цитата взята из книги "Так говорил Заратуштра".