Литература

Глава X - Бунт Мирзы Йахьи и Провозглашение Миссии Бахауллы в Адрианополе

Насчитываемая двадцать лет истории Вера едва-едва начинала оправляться от ряда нанесенных Ей ударов, как тяжелейший кризис постиг Ее и потряс самые Ее основания. Ни мученическая смерть Баба, ни жалкая попытка покушения на жизнь государя, ни последовавшие за ней кровавые события, ни унизительное изгнание Бахауллы из родных краев, ни Его двухлетнее уединение в Курдистане, какими бы разрушительными ни были их последствия, не могут сравниться с тем тяжелейшим внутренним потрясением, которое пережила восстановленная община и которое угрожало внести непоправимый раскол в ряды ее членов. Более ужасное, чем неукротимая враждебность дяди Мухаммада, Абу Джахля, более постыдное, чем предательство Иисуса Христа одним из Его учеников, Иудой Искариотом, более коварное, чем поведение сыновей Иакова по отношению к их брату Иосифу, более омерзительное, чем поступок одного из сыновей Ноя, даже более бесчестное, чем преступление, свершенное Каином против Авеля, - чудовищное поведение Мирзы Йахьи, сводного брата Бахауллы, преемника Баба и признанного вождя общины бабидов, оставило в судьбах Веры свой черный след, протянувшийся почти на полстолетия. Во время этого величайшего кризиса, который Сам Бахаулла назвал Айам-е Шидад (Дни Потрясения), "завеса скорби" была разорвана и "величайший раскол" свершился бесповоротно. Кризис этот укрепил силы внешних врагов общины, равно духовных и светских, сыграв им на руку, и вызвал с их стороны поток неприкрытых насмешек и издевательств. Смутив и приведя в замешательство друзей и последователей Бахауллы, он серьезно повредил репутации Веры в глазах Ее западных почитателей. Первые признаки его дали о себе знать еще в самом начале пребывания Бахауллы в Багдаде, затем на время верх одержали созидательные силы, которые под Его негласным руководством вдохнули новую жизнь и восстановили целостность общины, но кризис все же разразился, разрушительный и неистовый, в годы, непосредственно предшествовавшие Провозглашению Его Послания. Он поверг Бахауллу в глубочайшую скорбь, на глазах состарил Его и своими многочисленными побочными последствиями нанес Ему самый тяжелый удар из всех, которые приходилось Ему переносить за всю жизнь. Страшный этот кризис в полной мере стал плодом хитроумных интриг и козней, которые без устали плел уже упомянутый Сейид Мухаммад, истинное исчадие ада, этот подлый наушник и клеветник, вопреки совету Бахауллы настоявший на том, чтобы сопровождать Его в Константинополь, а затем в Адрианополь, теперь же удвоивший усилия, дабы довести начатое до конца, и не терявший бдительности ни на минуту.

Мирза Йахья между тем с момента возвращения Бахауллы из Сулейманийа предпочитал либо бесславно отсиживаться в собственном доме, либо в минуту опасности перебирался в такие надежные места, как Хиллих и Басра. В Басру он бежал, переодетый багдатским евреем, и, осев, занялся торговлей обувью. Столь велик был обуявший его страх, что однажды, рассказывают, он заявил: "Если кто-либо узнает меня или мой голос - отрекусь и назовусь язычником". Прослышав о скором отбытии Бахауллы в Константинополь, он сначала скрывался в саду Хувайдар, в окрестностях Багдада, обдумывая возможность бегства в Абиссинию, Индию или какую-нибудь другую страну. Отказавшись последовать совету Бахауллы вернуться в Персию и там распространять писания Баба, он отправил некоего Хаджи Мухаммада Казима, схожего с ним внешностью, чтобы тот испросил в государственном представительстве для него паспорт на имя Мирзы Али-йе Керманшахи, и покинул Багдад, оставив там бумаги Баба, чтобы, по-прежнему в чужом обличье, вместе с арабом-бабидом по имени Захир добраться до Мосула, где и присоединился к изгнанникам, державшим путь в Константинополь. Будучи постоянным свидетелем растущей день ото дня привязанности изгнанников к Бахаулле и их удивительного, благоговейного отношения к Нему; своими глазами видя, какой популярности достиг его Брат в Багдаде, на пути в Константинополь и позднее - общаясь со знатными и видными людьми Адрианополя; разъяренный при виде того, с каким мужеством, достоинством и независимостью его Брат держался со столичными властями; не в силах спокойно смотреть, как одну за другой являет Свои Скрижали Творец нового Завета; позволив вскружить себе голову перспективами неограниченной власти, которую сулил ему Сейид Мухаммад, Антихрист Откровения Бахаи, подобно тому, как в свое время Антихрист Откровения Баба, Хаджи Мирза Акаси, постоянно вводил в заблуждение Мухаммад-шаха; не устыдившись даже, когда выдающиеся представители общины письменно обратились к нему, советуя вести себя мудро и сдержанно; позабыв о добром отношении Бахауллы, который, будучи тринадцатью годами старше, опекал его в его отроческие и юношеские годы; вдохновленный кротостью и добросердечием Брата, зачастую закрывавшего глаза на многие его проступки и безрассудства, этот вероломный предатель Завета Баба, движимый беспрестанно распаляемой завистью и увлекаемый безудержным властолюбием, в конце концов начал совершать поступки, открыто противоречившие какой бы то ни было терпимости и осмотрительности.

Безмерно развращенный постояным общением с Сейидом Мухаммадом, этим живым воплощением порочности, алчности и лицемерия, Мирза Йахья еще во время отсутствия Бахауллы в Багдаде и даже после Его возвращения из Сулейманийа успел запятнать историю Веры несмываемым позором. Подтасовки в текстах писаний Баба, сознательно осуществленные им; кощунственное нарушение формулы азана за счет вставного отрывка, в котором Мирза Йахья величал себя не кем иным, как Верховным Владыкой; ложные, сочиненные им же указания на то, что, якобы, он и его потомки имеют право считать себя наследниками Баба; нерешительность и безволие, выказанные им при известии о мученической смерти Учителя; то, что он приговорил к смерти все Зерцала Проповеди Баба, забыв о том, что сам является одним из них; его подлый поступок, повлекший казнь Дайана, которого он боялся и которому завидовал; его недальновидность, следствием которой, во время отсутствия Бахауллы, стало убийство двоюродного брата Баба, Мирзы Али Акбара, и, пожалуй, самое гнусное - омерзительное попрание им чести Самого Баба, - все это, как свидетельствует Ага Калим и пишет Набиль в своем Повествовании, в еще более зловещем свете представило дальнейшие поступки Мирзы Йахьи, приуготовившие его неотвратимый крах.

Мысль уничтожить Бахауллу и таким образом вернуть ускользнувшую власть не давала ему покоя, и год спустя по прибытии в Адрианополь он стал строить отчаянные планы с целью отравить Его и Его спутников. Хорошо зная, насколько его единоутробный брат Ага Калим сведущ в делах врачевания, он под различными предлогами стал вызнавать у него свойства тех или иных трав и ядов, а затем принялся против обыкновения настойчиво приглашать Бахауллу навестить его, и однажды ему удалось-таки подлить Бахаулле в чай смешанную им отраву, от которой Бахаулла серьезно занемог, был вынужден провести в постели почти месяц, мучимый тяжелыми болями и лихорадкой, последствием же была дрожь в руках, не покидавшая Его до конца дней. Состояние Его было столь угрожающим, что для ухода за больным приглашали врача-иностранца по фамилии Шишман. Последний был столь напуган мертвенной бледностью, облекшей Его черты, что, посчитав случай безнадежным, глубоко поклонился и ушел, не прописав никакого лекарства. Несколько дней спустя врач этот заболел и скончался. Перед его смертью Бахаулла поведал о том, что доктор Шишман пожертвовал своею жизнью ради Него. Посланному Бахауллой Мирзе Ага Джану доктор сказал, что Господь внял его молитвам и что после его смерти в случае необходимости можно обратиться к некоему доктору Чупану, которого он знал как человека, заслуживающего всяческого доверия.

В другой раз Мирза Йахья, по свидетельству одной из его жен, которая на время оставила его и подробно рассказала о действиях мужа, отравил колодец, из которого брали воду спутники и близкие Бахауллы, после чего у изгнанников стали замечаться странные, болезненные симптомы. Он даже обиняком дал понять одному из спутников Бахауллы, цирюльнику Мустаду Мухаммаду Али-йе Салмани? к которому вообще старался всячески подольститься? что хочет? чтобы тот? используя благоприятный момент, прирезал Бахауллу в Его бане. "Подобное предложение, - как рассказывал об этом случае Ага Калим Набилю, - привело Мустада Мухаммада Али в такой гнев, что он едва тут же не убил самого Мирзу Йахью, и не сделал этого единственно боясь вызвать неудовольствие Бахауллы. Я был первый, с кем он столкнулся, выходя из бани весь в слезах... В конце концов мне с большим трудом удалось уговорить его вернуться и закончить прерванное дело". И хотя впоследствии Бахаулла просил его никому не рассказывать о случившемся, цирюльник был не в силах молчать о страшной тайне и выдал секрет, посеяв среди членов общины великое смятение. "Когда питаемый им (Мирзой Йахьей), - утверждает Сам Бахаулла, - тайный замысел был раскрыт Господом, он отрекся от своих намернеий, обвинив во всем слугу (Устада Мухаммада Али)".

И вот настал час Тому, Кто совсем недавно как изустно, так и в многочисленных Скрижалях возвещал о последствиях Своих призывов, формально ознакомить того, кто называл себя преемником Баба, с характером Своей Миссии. Отряженный специально с этой целью Мирза Ага Джан должен был отнести Мирзе Йахье недавно явленную скрижаль Суре-йе Амр, которая ясно утверждала требования нового Завета, зачитать ее вслух и оптребовать недвусмысленного и окончательного ответа. Просьба Мирзы Йахьи об однодневной отсрочке, в течение которой он мог бы обдумать свой ответ, была удовлетворена. Увы, ответным шагом явилась лишь контрдекларация, в которой Мирза Йахья уточнял час и минуту, когда он был избран сосудом самостоятельного Откровения, и требовал безграничного повиновения себе всех народов Запада и Востока.

Столь надменное и помпезное заявление, выдвинутое коварным противником Глашатая столь могущественного Откровения, послужило сигналом к окончательному и открытому разрыву между Бахауллой и Мирзой Йахьей - разрыву, ставшему одной из наиболее мрачных вех в истории Бахаи. Желая унять злобные страсти, бушевавшие в сердцах Его врагов, а заодно уверить всех изгнанников в полной свободе выбирать между Ним и ими, в двадцать второй день месяца Шавваль 1282 года хиджры Бахаулла вместе со Своей семьей удалился в дом Реза Бега, нанятый по Его распоряжению, и в течение двух месяцев отказывался от встреч как с друзьями, так и с людьми незнакомыми, и даже со Своими спутниками. Он наказал Аге Калиму отослать половину обстановки, постельных принадлежностей, одежды и утвари из Своего дома в дом Мирзы Йахьи; доставить ему же некоторые из столь долго и бережно хранимых Им реликвий, включая печати, кольца и рукописи, принадлежащие Бабу, а также заверить его, что он будет полностью получать государственное вспоможение, определенное для поддержания изгнанников и членов их семей. Более того, он поручил Аге Калиму каждый день на несколько часов просить, по собственному выбору, кого-нибудь из их спутников помогать Мирзе Йахья делать покупки и заверить, что все, впредь получаемое на его имя из Персии, будет доставляться лично ему в руки.

"Тот день, - повествует, со слов Аги Калима, Набиль, - был днем величайшего смятения. Все изгнанники оплакивали расставание с Благословенной Красой". "Те дни, - письменно свидетельствует один из них, - являли картину всеобщего волнения и беспокойства. Мы были поражены горем, и нас поистине ужасала мысль о том, что мы навсегда лишимся Его благостного присутствия".

Скорбь и смятение, однако, продлились недолго. Исполненные клеветы и наветов письма, которые Мирза Йахья и Сейид Мухаммад распространяли в Персии и Ираке, а также и его сторонников и показавшее равно друзьям и врагам, что Бахаулла одержал над ним верх. Некоему Мир Мухаммаду, бабиду из Шираза, сурово осуждавшему призывы, требования Мирзы Йахья и его трусливое поведение, удалось принудить Сейида Мухаммада устроить очную встречу Мирзы Йахьи с Бахауллой, дабы каждый мог сам убедиться, на чьей стороне истина. Неразумно полагая, что его прославленный Брат когда-либо согласится принять подобное предложение, Мирза Йахья назначил мечеть султана Селима местом их встречи. Едва узнав об уговоре, Бахаулла, сопровождаемый все тем же Мир Мухаммадом, пешим, невзирая на полуденную жару, направился в вышеупомянутую мечеть, расположенную на окраине города, и, проходя по городским улицам и площадям, распевал на ходу стихи, немало поражая Своим голосом и манерой чтения тех, кто видел и слышал Его.

"О Мухаммад! - таковы некоторые из стихов, произнесенных Им в тот памятный день, о которых Он Сам свидетельствует в одной из Скрижалей. - Он, Чей Дух воистину изошел из Его обители, а вместе с Ним явились и души избранников Божиих и сущности Посланцев Его. Узрите же ныне обитателей чертогов горних и свидетельства Пророков в Моей руце. Услышьте, Буде все священство, все мудрецы, цари и правители земные, объединившись, восстали против Меня, Я, истинно говорю вам, противостоял бы им, возглашая стихи Господа, Всевышнего, Всемогущего, Всеведущего. Я - Тот, Кто бестрепетно выступил бы против всех сил земных и небесных... Пусть же все узрят, сколь незапятнанной сделал Господь длань мою. Се мой жезл; и если бы Мы простерли его над миром, то сокрылось бы все живущее". Мир Мухаммад, посланный вперед, дабы предупредить о приближении Бахауллы, скоро вернулся и сообщил Ему, что тот, кто бросил вызов Его власти, ссылаясь на непредвиденные обстоятельства, просит отложить встречу на день или на две. Возвратясь домой, Бахаулла явил Скрижаль, где описал случившееся, назначил время следующей встречи, запечатал Скрижаль собственной печатью и попросил Набиля отнести ее одному из новообращенных, Мулле Мухаммаду Табризи, чтобы тот довел ее до сведения Сейида Мухаммада, имевшего обыкновение довольно часто заходить в лавку Муллы Мухаммада. Было условлено просить Сейида Мухаммада, по получении Скрижали, чтобы тот письменно известил Мирзу Йахью, что если он не явится на условленное место, то обязуется, также письменно, подтвердить лживость своих заявлений. Сейид Мухаммад пообещал на следующий же день доставить требуемый документ, но хотя Набиль целых три дня после того приходил в лавку за ответом, ни сам Сейид, ни обещанное письменное объяснение так и не появилось. Не дошедшая до адресата Скрижаль, пишет Набиль, двадцать три года спустя вспоминая этот исторический эпизод, осталась храниться у него, "блистающая новизной и свежестью, как тот день, когда Величайшая Ветвь начертала ее, а печать Древней Красы скрепила и украсила ее", - ясное и неопровержимое свидетельство победы, которую Бахаулла одержал над поверженным врагом.

Все эти горестные, прискорбные события причиняли Бахаулле, как уже говорилось, острые, нестерпимые страдания. "Он, которого Я многие годы, - с болью пишет Бахаулла, - воспитывал любящей рукой, восстал, покушаясь на Мою жизнь". "Жестокости, творимые Моими гонителями, - пишет Он, имея в виду Своих коварных врагов, - согнули Мой стан и покрыли сединой Мою главу. Ты, предстоящий сейчас Моему престолу, ты не узнал бы Древнюю Красу, ибо козни неверных изменили черты Ее и заставили поблекнуть Ее свежесть". "Господом клянусь! - восклицает Он, - что не осталось места на Моем теле, которое не пронзили бы их ядовитые стрелы". И вновь: "Ты содеял против Брата твоего то, что ни один человек не содеял против другого". "Строки, вышедшие из-под твоего пера, - утверждает Он далее, - повергли в прах Лик Славы, порвали Завесу Величия Рая Господня, ими истерзаны сердца возлюбленных, воссевших вкруг Престола". И все же в Китаб-и-Акдасе милостивый Властелин, называя лукавого брата "источником мерзости", человеком, "сметенным страстями, вырвавшимися из глубин души его", призывает, "не убоявшись содеянного", "в смиренной кротости припасть к стопам Господа" и уверяет, "что Он снимет с тебя все грехи твои", ибо "твой Бог есть Бог Всепрощающий, Всемогущий и Всемилостивый".

Итак, волею и могуществом Того, Кто есть Глава Величайшей Справедливости, "Величайший Идол" был извергнут из общины Величайшего Имени, предан проклятью и уничтожен. Очистившись от скверны, избавившись от страшного бремени, юная Божественная Вера отныне могла и далее крепить свои ряды и, невзирая на потрясавшую ее смуту, вступать в новые битвы, покорять все более высокие вершины и одерживать все более громкие победы.

Временный раскол среди ее сторонников действительно произошел. Слава ее померкла, и анналы ее истории оказались запятнанными. Однако о ней не забыли, дух ее был далеко не сломлен, и вкравшаяся в нее "ересь" не смогла разрушить ее Дело. Завет Баба, о котором уже не раз упоминалось, с его неизменными истинами, неопровержимыми пророчествами и постоянными предостережениями, подобно невидимому стражу, хранил цельность Веры, являл миру ее неподкупность и увековечивал ее влияние.


Гнетомый скорбью, страдая от последствий покушения на Его жизнь, ясно сознавая скорую возможность нового изгнания и все же не устрашенный тяжким ударом, нанесенным Его Делу и грозящими опасностями, Бахаулла, еще до того, как тяжкое испытание осталось позади, восстал во всей Своей мощи, дабы возгласить о Своей Миссии тем, кто - на Востоке и на Западе - держал верховные бразды земной власти в своих руках. Провозглашение Миссии Бахауллы дало воссиять дневному светилу Его Откровения в полноте своей славы, и Вера Его явилась во всей своей божественной мощи.

За этим последовал период удивительной активности, который по своим последствиям, превзошел раннюю пору служения Бахауллы. "День и ночь, - вспоминает очевидец, - Божественные стихи изливались в таком количестве, что их едва успевали записывать. Мирза Ага Джан записывал их под диктовку, между тем как Величайшая Ветвь постоянно вносил изменения и поправки. Работа не прерывалась ни на минуту". "Огромное число переписчиков, - свидетельствует Набиль, - трудились от зари до зари и все же не успевали справляться. Среди них был Мирза Бакир Ширази... Он один переписывал более двух тысяч стихов каждый день. Работа его продолжалась около семи месяцев. Каждый месяц он переписывал и отправлял в Персию несколько томов. Примерно двадцать томов, переписанных его изящным почерком, остались на память Мирзе Ага Джану". Сам Бахаулла так пишет о явленных Им в ту пору стихах: "Столь обильны облака Божественной Благодати, что в течение часа Нам является до тысячи стихов". "Столь благостным был минувший день, что в течение одних только суток, если бы то было в силах переписчиков, с небес святости Божией снизошел бы труд, по объему равный Персидскому Байану". "Клянусь Господом! - утверждает Он в другой связи. - В эти дни снизошло на Нас столько же, сколько было явлено всем Пророкам минувшего". "То, что уже было явлено в этой земле (Адрианополе), - заявляет Он далее, касаясь обилия Своих писаний, - не под силу записывать секретарям. Посему бульшая часть осталась незаписанной".

Еще в те дни, когда вовсю бушевал охвативший общину ужасный кризис, даже до того, как он успел достичь наивысшей точки, из-под пера Бахауллы выходили бесчисленные Скрижали, в которых полно и широко излагалось все скрытое значение выдвинутых Им требований. Суре-йе Амр, Лоух-е Нукте, Лоух-е Ахмад, Суре-йе Асхаб, Лоух-е Сайах, Суре-йе Дамм, Суре-йе Хадж, Лоух ур-Рух, Лоух ур-Ризван, Лоух ут-Туха - эти Скрижали уже были явлены Бахауллой к тому времени, когда Он переехал в дом Иззата Аги. Почти сразу же после "Величайшего Раскола" были явлены также значительнейшие из Скрижалей, связанные с Его пребыванием в Адрианополе. Суре-йе Мулук (Сура Царей) - одна из самых среди них важных; в ней Бахаулла впервые обращает свое слово ко всем царствующим особам Востока и Запада, в ней Он взывает к турецкому султану и его министрам, к христианским монархам, к французскому и персидскому послам в Порте, к мусульманским духовным иерархам Константинополя, его мудрецам, ученым и простым жителям, к народу Персии и отдельным, наиболее выдающимся мыслителям мира; среди них также Китаб-и-Бади, Его апология, явленная в опровержение обвинений, выдыинутых против Него Мирзой Махди Решти, так же как в Китаб-и-Икане Он защищает Откровение Баба; Мунаджасе-йе Сейам (Молитвы для поста), предварившая Книгу Его Законов; первая Скрижаль, обращенная к Наполеону III, в которой подвергалась сомнению искренность убеждений французского императора; Лоух-е Султан, Его пространное послание Насир ад-Дин шаху, в котором излагаются цели, намерения и основные положения Его Веры, а также показано значение Его Миссии; Суре-йе Раис, начатая в деревне Кашани, на пути в Галлиполь и вскоре законченная в Гуйавур Кой, - все их следует рассматривать как наиболее выдающиеся из Скрижалей, явленных в Адрианополе, но и как основное ядро всех писаний Автора Откровения Бахаи.

В Суре-йе, Своем послании государям и властителям мира, Бахаулла раскрывает характер Своей Миссии; призывает царствующих особ внять Его Посланию; утверждает значимость Откровения Баба; упрекает их за равнодушие к Его Делу; обязывает быть справедливыми и бдительными, примирить свои разногласия и сократить численность войск; подробно повествует о Своих бедах и злоключениях; доверяет богатым заботу о бедных; предупреждает о том, что "кара Божья настигнет их повсюду", если они откажутся следовать Его советам, и пророчески предсказывает Свой "всемирный триумф", даже если все цари отвернутся от Него.

Обращаясь в той же Скрижали к христианским монархам, Бахаулла порицает их за то, что они не захотели "с открытым сердцем приблизиться к Тому, Кто есть Дух Истины", за то, что они "предаются пустым, бездельным забавам", и заявляет, что "им придется отвечать за свои деяния пред лицом Того, Кто соберет воедино все сущее".

Он повелевает султану Абд уль-Азизу "прислушаться к речам Того, Кто безошибочно указует Путь Истины"; призывает прямо руководить делами своего народа, не перекладывая эти обязанности на недостойных советников; увещевает не полагаться на земные сокровища и "не преступать границ умеренности", но быть со своими подданными "неподкупно справедливым", а также повествует о тяжком грузе обрушившихся на Него несчастий. В той же Скрижали он утверждает чистоту Своих намерений и верность султану и его приближенным; описывает обстоятельства Своего изгнания из столицы и уверяет султана в том, что будет молить Господа за него.

Помимо этого, как свидетельствует Суре-йе Раис, Он, находясь в Галлиполе, через некоего турецкого офицера по имени Омар обратился к султану с устной просьбой удостоить Его десятиминутной аудиенции с тем, "чтобы он мог попросить у Него достаточных подтверждений и доказательств правдивости Того, Кто есть Истина", присовокупив, что "ежели Господь сподобит Его привести таковые, то пусть он освободит заблудших и предоставит их самим себе".

К Наполеону III Бахаулла обратился с особой Скрижалью, доставленной императору одним из французских дипломатов; в ней Он рассказывает о страданиях, претерпеваемых Им и Его последователями; клянется в их невиновности; напоминает государю о двух его обращениях в защиту обездоленных и угнетенных и, желая убедиться в искренности его побуждений, призывает его "вникнуть в обстоятельства заблудших", "простереть свою заботу над слабыми" и обратить на Него и Его товарищей по изгнанию "взор, исполненный любви и участия".

Насир ад-Дин шаху Он явил Скрижаль более пространную, чем кому бы то ни было из государей; в ней Он свидетельствует о беспримерной жестокости испытаний, выпавших на Его долю; вспоминает о том, как государь сам признал Его невиновность перед изгнанием в Ирак; заклинает его править справедливо; пишет о Гласе Господнем, повелевшем Ему восстать и провозгласить Свое Послание; утверждает, что Его советы бескорыстны; объявляет о Своей вере в единство Господа и Его Пророков; приводит несколько молитв за здравие самого шаха; объясняет собственное поведение во время пребывания в Ираке; подчеркивает на то, что Сам Он осуждает любые формы насилия и обмана. Помимо этого в той же Скрижали Он объяснил значимость Своей Миссии; выразил желание "лицом к лицу встретиться с виднейшими представителями духовенства и в присутствии Его Величества явить свидетельства и подтверждения" истинности Своего Дела; указал на развращенность духовных иерархов тех дней, сравнив их с теми, кто преследовал Иисуса и Мухаммада; предрек, что вслед за Его страданиями на мир изольются "щедроты и милости Господни" и "наступит эпоха процветания"; сопоставил несчастья, обрушившиеся на Его ближних, и те, что выпали на долю родичей пророка Мухаммада; подробно описал превратности человеческих судеб и то, что происходило в городе, куда Ему предстояло быть сосланным; предсказал скорое падение улемов; и завершил Свое Послание, вновь заявив, что надеется на то, что государь с помощью Божией "поддержит Его Веру и внемлет Его справедливым словам".

Великому везирю, Али-паше, Бахаулла адресовал Суре-йе Раис. В ней Он повелевает везирю "прислушаться к гласу Господню"; заявляет, что ни его "злобное рыканье", ни "лай" своры приближенных к нему, ни "все полчища сил земных" не властны помешать Всемогущему достичь Своей цели; обвиняет его в том, что своими действиями он "заставил Апостола Божия скорбеть даже находясь на верху блаженства" и вступил в сговор с персидским послом, дабы досаждать Ему; предсказывает, что сам он очень скоро окажется на "краю погибели"; славит День Своего Откровения; пророчествует о том, что Откровению этому "отныне последуют все племена и народы" и что "Земля Таинства (Адрианополь) и все, что на нею... выйдут из-под власти Царской, что повсюду произойдут волнения, раздастся скорбный глас и следы заблуждения и обмана явятся повсюду"; сравнивает Свое Откровение с Откровениями Моисея и Иисуса; напоминает о "надменности" персидского императора в дни Мухаммада, о "клятвопреступлениях фараона в дни Моисеевы" и о "безбожмии" Нимрода в дни Авраама, а также провозглашает Своей целью "ускорить развитие мира и объединить народы".

В Суре-йе Мулук, обращаясь к приближенным султана, Он отрицает их поведение, подвергает сомнению правильность их принципов, предсказывает, что они понесут наказание за содеянное, разоблачает их гордыню и несправедливость, утверждает, что Сам Он чист и чужд суете мира, и заявляет о Своей невиновности.

В этой же Суре Он упрекает французского посла в Порте за то, что тот злоумышлял против Него заодно с персидским послом; напоминает ему о наставлениях Иисуса Христа, каковые записаны в Евангелии от Иоанна; предупреждает, что он ответственен за написанное его рукою, и советует ему и ему подобным ни с кем не поступать так, как он поступил с Ним.

В пространных отрывках из той же Суры, адресованных персидскому послу в Константинополе, Он разоблачает его клеветнические замыслы, несправедливость его и его соотечественников, заверяет, что Сам Он не таит против него зла, пишет, что, если бы он вполне осознал содеянное им, то не переставал бы скорбеть до конца дней своих, утверждает, что он будет упорствовать в своем безрассудстве, объясняет Свое поведение в Тегеране и Ираке и свидетельствует о продажности персидского посла в Багдаде и его тайном сговоре с послом в Константинополе.

В Суре-йе Мулук содержится и специальное послание всем верховным константинопольским иерархам-суннитам, где Он обличат их преступное безразличие и называет духовными мертвецами; где Он упрекает их в гордыне и нежелании встретиться с Ним; раскрывает перед ним все величие славы и истинное значение Своей Миссии; утверждает, что их прежние духовные вожди, будь они живы, "собрались бы вкруг Него"; обвиняет их в том, что они "поклоняются именам" и одержимы властолюбием; а также клянется, что Господь "пренебрежет ими", если только они "не изменятся к новому" в отношении Его.

Мудрецам стольного града Константинополя и философам всего мира посвящает Он заключительныеи главы Суре-йе Мулук, предостерегая, дабы не заносились онив гордыне перед Господом; открывая им суть истинной мудрости; подчеркивая важность веры и правильного, достохвального поведения; укоряя в том, что они чуждались искать света истины у Него, и советуя "не преступать пределы, положенные Господом" и "не обращать свои взоры на стези и обыкновения людские".

Обращаясь в той же Скрижали к жителям Константинополя, Он заявляет, что "не убоится никого, кроме Господа", что "речи Его внушены волей Господней", что следует Он лишь Божией правде, что правители и старейшины города кажутся Ему "детьми, собравшимися, чтобы потешаться безделицами", и что Он не увидел ни одного мужа достаточно зрелого, чтобы воспринять истину, коей Господь вразумил Его. Он повелевает им твердо держаться заповедей Божьих; не возвыситься в гордыне пред Господом и возлюбленными Его; вспоминает невзгоды, преследовавшие имама Хусейна и восхваляет его добродетели; млит, чтобы и Ему выпало изведать тех же страданий; пророчествует, что отныне Господь созовет людей, которые станут повествовать о Его несчастьях и требованиях восстановления Его прав к Его гонителей, а также просит их приклонить слух к Его словам, обратиться к Богу и покаяться.

И наконец, обращаясь в той же Скрижали к народу Персии, Он утверждает, что если бы даже они и решили казнить Его, Господь, без сомнения, поставил бы Другого на Его место, и уверяет, что Всемогущий будет "блюсти Его свет", хотя бы они, в глубине души своей, и проклинали Его.

Однако даже столь важное и сделанно в столь критический момент обращение Глашатая столь возвышенного Послания к повелителям земли, равно мусульманам и христианам, к вельможам и дипломатам, к суннитским иерархам, к мудрецам и простому народу Константинополя - цитадели султаната и халифата, - к философам всех стран и к народу Персии - не следует рассматривать как единственное выдающееся событие, связанное с пребыванием Бахауллы в Адрианополе. Если мы хотим дать справедливую оценку этого Бурного и наиболее значительного периода служения Бахауллы, нужно отметить и другие, пусть менее важные события и происшествия.

Именно в эти дни как прямое следствие бунта и последовавшего за ним краха Мирзы Йахьи Некоторые из последователей и учеников Бахауллы (которых вполне можно отнести к "сокровищам", обещанным Ему Господом, когда Он томился под гнетом цепей в тегеранской темнице Сейах Чаль), в их числе несколько Письмен Живущего, несколько человек, выживших после кровавых событий в форте шейха Табарси, а также эрудит и ученый Мирза Ахмад Ажганди, встали на защиту юной Веры, в многочисленных и обстоятельных апологиях опровергая, как то сделал их Учитель в Китаб-и-Бади, доводы Его противников и разоблачая их гнусные деяния. Это произошло в тот период, когда границы распространения новой Веры расширились, когда ее знамя было прочно водружено на Кавказе Муллой Абу Талибом и другими, кого обратил Набиль, когда первый центр ее обосновался в Египте, созданный трудами Сейида Хусейна Кашани и Хаджи Бакира Кашани, и когда к странам, уже согретым и озаренным первыми лучами Божественного Откровения - к Ираку, Турции и Персии - добавилась Сирия. Это произошло в тот период, когда старое приветствие "Аллах Акбар" было заменено новым - "Аллаху Абха", и было одновременно принято в Персии и Адрианополе, причем первым, кто, по совету Набилю, стал употреблять его в Персии, был Мулла Мухаммад Фуруги, один из защитников форта Табарси. Это произошло в тот период, когда выражение "люди Байана", ныне обозначающее последователей Мирзы Йахьи, было упразнено, и на смену ему пришло обозначение "люди Баха". Именно в эти дни Набиль, недавно получивший в специально обращенной к нему Скрижали почетный титул "Набиль Азам", в Скрижали, где ему повелевалось "распространить Весть" его Господина "в пределы восточные и западные", несмотря на непрестанные гонения, восстал, дабы разорвать "завесу скорби", внести любовь к своему Учителю в сердца Его соотечественников и отстаивать Дело, провозглашенное его Возлюбленным в столь трагических обстоятельствах. Именно в эти дни Бахаулла поручил все тому же Набилю вместо Него две недавно явленные Скрижали Паломничества и отправлять вместо Учителя предписанные в них обряды при посещении Дома Баба в Ширазе и Величайшего Дома в Багдаде, - событие, являющее собой начало одного из самых священных ритуалов, который позже формально был закреплен в Китаб-и-Акдасе. В этот же период Бахаулла явил и "Молитвы Поста", предшествовавшие Закону, который вскоре тоже появился на страницах этой книги. Также в дни ссылки Бахауллы в Адрианополь Он адресовал двум Своим видным тегеранским сподвижникам - Мулле Али Акбар Шахмирзаде и Джемалю Буружирди - Скрижаль, в коей предписывал им, соблюдая величайшую осторожность и строжайшую тайну, перенести останки Баба из Имамзаде Масум, где они некоторое время хранились, в другое безопасное место - событие, очень скоро подтвердившее свою предуказанную сущность, и с него начался долгий и многотрудный путь останков ширазского Пророка, сначала захороненных в недрах горы Кермаль, а позднее в место, которое Он указал в Своих наставлениях Абдул-Баха. Именно в этот период была явлена Суре-йе Гусн (Сура Ветви), в которой предсказывается будущее положение Абдул-Баха и в которой Он восхваляет "Святую Ветвь", "Лимб Закона Божия", "Посланника Божиего", "ниспосланного в образе земного храма", - Скрижаль, которую вполне можно рассматривать как предвозвестье того положения, которое было определено Ему в Китаб-и-Акдасе и которое позже было объяснено и утверждено окончательно в Книге Его Завета. И, наконец, именно в этот период первые паломники стали стекаться к жилищу Того, Кто теперь являет зримый центр новой Веры; количество и характер паломничеств встревожили персидские власти настолько, что они были вынуждены сначала ограничить, а потом и вовсе запретить их, но эти первые паломничества явились предшественниками нового притока паломников с Запада и Востока, которые, невзирая на опасности и тяготы пути, устремляли свои стопы к городу-тюрьме Акке; венцом паломничеств к подножию горы Кармель должно было стать историческое прибытие к этой святыне новообращенной царственной особы, но суровые обстоятельства принуждали ее остановиться в двух шагах от заветной цели.

Все эти события, часть которых проходила одновременно с провозглашением Веры Бахауллы, часть явилась его следствием и была вызвана внутренним потрясением, которое пережило Его Дело, не могли ускользнуть от внимания внешних врагов Движения, которые изо всех сил старались максимально использовать каждый кризис, спровоцированный неразумением сторонников Веры или коварством тех, кто ее предал. Грозные тучи уже начали было рассеиваться под пробивавшимися то тут, то там лучами Солнца, отныне сиявшего с вершины небосвода, когда зловещая тень новой катастрофы - последней, какую суждено было пережить Творцу новой Веры, - вновь затмила его, омрачив его небосвод и подвергнув его самому суровому из уже пережитых им испытаний.

Воодушевленные постигшими Бахауллу невзгодами, от которых Он так тяжко страдал, Его враги извне, ненадолго затаившиеся, вновь при любом удобном случае стали проявлять таимое в глубине души недоброжелательство. Более или менее суровые гонения на Веру возобновились в различных странах. В Азербайджане и Зенджане, Нишапуре и Тегеране верующих бросали в тюрьмы, предъявляли им ложные обвинения, подвергали наказаниям, пытали и даже казнили. Среди мучеников особо следует выделить бестрепетного Неджефа Али Зенджани, уцелевшего после схваток в Зенджане, увековеченного в "Послании Сыну Волка", который, завещав все свое золото своему палачу, с громким криком "Йа Рабби уль-Абха", был публично обезглавлен.

В Египте алчный и порочный генеральный консул путем вымогательства получил от богатого верующего-перса, по имени Хаджи Абуль Казим Ширази, тысячу сто туманов; велел арестовать Хаджи Мирзу Гейдара Али и шестерых его единоверцев и способствовал их девятилетней ссылке в Хартум, причем были изъяты все имевшиеся у них рукописи, а затем бросил в тюрьму Набиля, которого Бахаулла отправил в Хедив, чтобы заступиться за осужденных. Непримиримые противники Веры в Багдаде и Казимайне, дождавшись подходящей возможности, подвергли преданных сторонников Бахауллы жестокому и недостойному обращению; безжалостно вспороли живот Абд ур-Расулу Куми, когда тот на заре нес набранную им в мех воду от реки к Величайшему Дому, и под крики глумящейся толпы изгнали в Мосул около семидесяти сподвижников Бахауллы, включая женщин и детей.

Не меньшую активность проявили Мирза Хусейн-хан, Мушир уд-Доуле и их споспешники, решившие в полной мере воспользоваться затруднительным положением Бахауллы и окончательно разделаться с ним. Столичные власти привело в ярость уважение, с каким отнеслись к Нему бывший великий везирь, губернатор Мухаммад-паша Кебризи и его преемники - Сулейман-паша, принадлежавший к братству кадирита, и в особенности Хуршид-паша, который открыто и по разным поводам нередко посещал Бахауллу, развлекал Его в дни Рамадана и пылко восхищался Абдул-Баха. Власти понимали, что в недавно явленных Скрижалях Бахаулла бросает им вызов, и отдавали себе ясный отчет в том, насколько неустойчива ситуация в государстве. Их беспокоили непрестанно движущиеся в направлении Адрианополя и от него группы паломников и полные преувеличений донесения, которые слал в столицу Фуад-паша, посланный с инспекцией. Воззвания Мирзы Йахьи, передаваемые через Сейид Мухаммада, также подстрекали их к действию. Анонимные письма (исходившие все от того же Сейида и его сообщника Ага Джана, служившего в турецкой артиллерии), извращавшие писания Бахауллы и обвинявшие Его в том, что, вступив в сговор с болгарами и послами некоторых европейских держав, Он с помощью нескольких тысяч Своих сторонников готовился захватить Константинополь, переполняли их сердца тревогой. И вот, видя внутренние распри, потрясающие самые основы Веры, возмущенные знаками явного внимания, которые проявляли в отношении Бахауллы иностранные консулы в Адрианополе, они решили принять самые суровые и безотлагательные меры, дабы с корнем вырвать новое учение и изолировать его Автора, полностью лишив Его реальной власти. Неосторожность, проявленная некоторыми из Его чересчур ревностных сторонников, прибывших в Константинополь, без сомнения, усугубила и без того накаленную обстановку.

В конце концов было принято роковое решение сослать Бахауллу в штрафную колонию Акка, а Мирзу Йахью - в Фамагусту на Кипр. Вскоре вышел и соответствующий, составленный в резких выражениях фирман за подписью султана Абд уль-Азиза. Прибывшие в столицу спутники Бахауллы вместе с еще несколькими Его сторонниками, появившимися позже, среди которых был и известный смутьян Ага Джан, были схвачены, подвергнуты допросу, лишены документов и брошены в тюрьму. Членов адрианопольской общины несколько раз вызывали в городскую управу, чтобы подвергнуть переписи, в то время, как по городу ходили слухи о том, что община разогнана, а члены ее сосланы в разные города либо тайно казнены.

Неожиданно, однажды утром дом Бахауллы окружили солдаты, у ворот поставили часовых, Самого Бахауллу и Его последователей вновь вызвали в управу, допросили и приказали немедля готовиться к отъезду. "Возлюбленный Господа и Его ближние, - свидетельствует Бахаулла в Суре-йе Раис, - в первую ночь были оставлены без еды... Окружавшие дом люди, мусульмане и христиане, стенали, оплакивая Нашу судьбу... При этом Мы заметили одну примечательную деталь - громче всех раздавались стенания людей Сына (христиан)". "Великое смятение охватило людей, - пишет Ага Реза, один из самых стойких сподвижников Бахауллы, прошедший с Ним весь путь от Багдада до Акки. - Все пребывали в растерянности и скорби... Отовсюду слышались сочувственные слова, многие утешали нас и скорбели вместе с нами... Большую часть нашего имущества распродали вполцены". Некоторые из иностранных консулов навестили Бахауллу, выражая свою готовность вмешаться и от лица своих правительств вступиться за Него - Он же благодарил за подобные предложения, но неизменно отклонял их. "Консулы города (Адрианополя) собрались в присутствии Юноши в час Его отъезда, - пишет Он Сам, - и выразили желание помочь Ему. Поистине Они выказали Нам самое искреннее почтение".

Персидский посол немедленно сообщил персидским консулам в Ираке и Египте, что турецкие власти лишили своего покровительства бабидов и что теперь они вольны обращаться с ними как угодно. Меж тем несколько паломников и среди них Хаджи Мухаммад Исмаил Кашани, получивший в Лоух-е Раис имя Анис, прибыли в Адрианополь, но, так и не увидев своего Учителя, вынуждены были отбыть в Галлиполь. Двоим из спутников Бахауллы пришлось развестись с женами, поскольку родственники запретили им сопровождать мужей в ссылку. Хуршид-паша, неоднократно и категорически отрицавший письменные обвинения, присылаемые из Константинополя и решительно вставший на на защиту Бахауллы, был настолько ошеломлен действиями правительства, что, узнав о Его скорейшем отъезде из города, решил устраниться и поручил чиновнику-регистратору на словах изложить Бахаулле суть указа. Один из верующих, Хаджи Джафар Тебризи, не увидев своего имени в списке лиц, которым было разрешено сопровождать Бахауллу, перерезал себе горло бритвой, но вовремя оказанная помощь не дала ему умереть. В Суре-йе Раис Бахаулла характеризует этот поступок как "доселе невиданный" и утверждает, что "Господь специально предназначил его для нового Откровения, дабы явить силу Своей мощи".

В двадцать второй день месяца Раба ус-Сани 1285 года хиджры (12 августа 1868 года) Бахаулла и Его близкие в сопровождении капитана турецкой армии, по имени Хасан Эффенди, а также нескольких солдат, выделенных местными властями, на повозках отправились в четырехдневный путь к Галлиполю, сделав остановку в Узун Кулру и Кашани, где и была явлена Суре-йе Раис, "Жители квартала, где остановился Бахаулла, и Его соседи, пришедшие попрощаться с Ним, - свидетельствует очевидец, - шли один за другим и с величайшей печалью и сожалением целовали Его руки и полы Его одежды, скорбя о Его скором отбытии. В тот день тоже творилось нечто необычайное. Казалось, даже городские врата и стены оплакивают неизбежную разлуку с Ним". "В этот день, - пишет другой очевидец, - можно было видеть удивительное зрелище: большую толпу мусульман и христиан, собравшихся вместе у дома Учителя. Как сейчас помню и сам отъезд. Большинство из присутствующих не переставали скорбно рыдать, в особенности же - христиане". "Скажите, - замечает Сам Бахаулла в Суре-йе Раис, - что этот Юноша, уезжая из этого края, оставил под каждым деревом и под каждым камнем залог, которому Бог отныне не даст пропасть, ибо истинно".

Несколько из спутников Бахауллы, доставленные в Галлиполь из Константинополя, уже ждали их. По прибытии Бахаулла заявил Хасану Эффенди, который, исполнив свои обязанности, собирался в обратный путь: "Скажи своему повелителю, что земля эта отнимается у него и что в государстве его воцарится смута". "К этим словам, - как вспоминает Ага Реза, присутствовавший при этой сцене, - Бахаулла добавил: "Не Я говорю это, но Господь глаголет Моими устами". В эти же мгновенья Он произносил стихи, которые мы, стоя внизу, могли расслышать. Столько страсти и силы вкладывал Он в них, что, казалось, стены дома сотрясаются на своем основании".

Даже в Галлиполе, где изгнанники провели три дня и три ночи, никто не знал, какова будет дальнейшая судьба Бахаулла. Некоторые полагали, что Его вместе с братьями отправят в одно место, остальных же, поодиночке, сошлют в разные края. Другие думали, что Его спутников вернут обратно в Персию, тогда как остальных ждет немедленная расправа. Первоначально правительственный указ гласил: Бахауллу, Агу Калима и Мирзу Мухаммада Кули, со слугами, выслать в Акку, остальных - доставить в Константинополь. Однако этот приказ, услышав который, изгнанники пришли в неописуемое отчаяние, был отменен благодаря настойчивости Бахауллы и искусному вмешательству Омара Эффенди - офицера, назначенного сопровождать изгнанников. В конце концов было решено, что все изгнанники, общим числом более семидесяти человек, высылаются в Акку. Было также издано распоряжение, в соответствии с которым несколько сторонников Мирзы Йахьи, среди них Сейид Мухаммад и Ага Джан, отправлялись вместе с Бахауллой в Акку, в то время как четверым спутникам Бахауллы было приказано отбыть вместе с Азалисом на Кипр.

Отбывая из Галлиполя, Бахаулла предвидел такие опасности и тяготы, что счел необходимым обратиться к сопровождавшим Его, предупреждая их, что "это путешествие не сравнится с прежним" и что, "если кто не чувствует в себе достаточно мужества", то лучше ему "отправиться в любое другое место, какое он пожелает, где сможет он избежать тягот и испытаний, ибо отныне обратного пути уже не будет", - но Его спутники все как один отказались внять предостережению Учителя.

Утром второго дня месяца Джамади уль-Авваль 1285 года хиджры (21 августа 1868 года) изгнанники взошли на борт австрийского парохода компании "Ллойд", отбывавшего в Александрию через Маделли, и на два дня остановились в Смирне, где Джанаб-е Мунар, по прозванию Ишмулла уль-Муниб, тяжело заболел и, скрепя сердце, вынужден был остаться в больнице, где вскоре и умер. В Александрии они пересели на другой пароход той же компании рейсом на Хайфу, где, после кратких остановок в Порт-Саиде и Хайфе, и высадились, а далее на парусном судне были доставлены в Акку, куда прибыли в полдень двенадцатого дня месяца Джамади уль-Авваль 1285 года хиджры (31 августа 1868 года). В тот момент, когда Бахаулла ступил на борт корабля, увозившего Его в Хайфу, Абд уль-Джафар, один из четырех Его спутников, кому суждено было разделить участь изгнанника вместе с Мирзой Йахьей, чью "беспристрастность, любовь и веру" высоко ценил Бахаулла, в отчаянии, с криком "Йа Баха уль-Абха" бросился в морские воды, но был подобран и величайшими стараниями возвращен к жизни только затем, чтобы неукоснительно соблюдавшие приказ офицеры заставили его продолжать путь вместе с партией сторонников Мирзы Йахьи, к заранее предопределенному пункту назначения.

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter

Warning: "continue" targeting switch is equivalent to "break". Did you mean to use "continue 2"? in /home/u82801/public_html/old.bahai.uz/modules/mod_je_accordionmenu/helper.php on line 73

Консоль отладки Joomla!

Сессия

Результаты профилирования

Использование памяти

Запросы к базе данных