Развитие Всемирного Центра Веры под эгидой Хранителя является одним из основных достижений его жизни, которое по важности своей может сравниться лишь с расширением и упрочением Дела на всем земном шаре. Об уникальном значении этого Центра Шоги Эффенди писал: "... Святая Земля - кибла всемирной общины, сердце, из которого непрестанно бьет источник животворящей жнергии Веры, центральная точка, вкруг которой разворачивается разнообразная деятельность предустановленного свыше Административного Порядка".
Когда в 1921 году Шоги Эффенди принял ответственность, возложенную на него Завещанием Абдул-Баха, собственность бахаи в Хайфе и Акке состояла из Усыпальницы Бахауллы в Бахджи, расположенной в доме, принадлежавшем наследникам дочери Бахауллы из рода Афнан, где Он был похоронен после Своего вознесения; Усыпальницы Баба на горе Кармель, окруженной несколькими земельными участками, приобретенными еще при жизни Абдул-Баха, на одном из которых стоял Дом восточных паломников; из дома Аббуда, где Бахаулла много лет жил в Акке и котором Он повествует в Китаб-и-Акдас; Ризвана и прилегающих садов, а также дома Абдул-Баха в Хайфе. Дворец Бахауллы, расположенный рядом с Его Усыпальницей, был занят нарушителем Завета Мухаммадом Али; при этом почти вся собственность бахаи была зарегистрирована либо на имя нескольких членов семьи, либо на немногих отдельных преподавателей общины. Таким ненадежным в целом было положение Веры и принадлежавшей ей собственности по отношению к закону, что проведенная Шоги Эффенди за годы его служения работа по сохранению и расширению этих Святынь и окружающих их земель, по из регистрации - во многих случаях на имя узаконенных местных палестинских филиалов различных Национальных Собраний Бахаи - и по освобождению их от муниципальных и общенациональных налогов, - работа эта кажется едва ли не чудом. Когда мы вспоминаем, что позиция Хранителя в 1922 году была столь шаткой, что Мухаммад Али отважился захватить ключи от Святой Гробницы Бахауллы, что многие мусульманские и христианские деятели, завидуя мировому признанию, которым Абдул-Баха пользовался в последние годы Своей жизни, изо всех сил стремились опорочить Его юного преемника в глазах властей и что сам Шоги Эффенди, едва вступив в должность Хранителя, мгновенно столкнулся с очень серьезными проблемами самого разного рода, - мы не можем вновь не изумляться мудрости и искусству, с каким он управлял делами Всемирного Центра.
Героический век Веры миновал. Тот период, который Шоги Эффенди назвал Веком Строительства, открывался его служением и все время формировался при его непосредственном участии. Прекрасно понимая, что ни по своему положению, ни по своим способностям он не может сравниться с возлюбленным Учителем, Шоги Эффенди отказался подражать Ему в чем бы то ни было - в одежде, привычках, манере держаться. Поступать так он считал безрасудным и неуважительным. Новый день открылся в истории Дела - новый день, требующий новых методов работы. Наступала эра эмансипации Веры, признания ее незвимимого статуса, становления ее Уклада, строительства ее учреждений. Абдул-Баха приехал в Святую Землю будучи изгнанником, узником; хотя во время Своих поездок на Запад и в своих письмах Он мог провозглашать независимый характер Дела Своего Отца, в местных условиях Он не мог вплоть до конца Своих дней отрешиться от обычаев, так долго связывавших Его с преобладающей мусульманской традицией; вести себя некрасиво, причинять вред окружающим было не в духе учения Бахаи. Но Шоги Эффенди, только что вернувшийся после учебы в Англии, молодой, воспитанный на западный манер, мог сделать это. Как бы ни любили и ни уважали Абдул-Баха, Его не воспринимали Главой независимой всемирной религии, а скорее - святым героем великой духовной философии всемирного братства, человеком знатным и выдающимся среди палестинской знати. Он подчинял Себе окружающих неподражаемой силой личного воздействия. Шоги Эффенди понимал, что ему никогда не удастся добиться этого в обстоятельствах, сопрождавших начало его служения, да он и не стремился к этому. Его функция повсюду - особенно же во Всемирном Центре - сводилась к тому, чтобы завоевать признание Дела в качестве мировой религии, обладающей таким же статусом и прерогативами, как христианство, ислам и иудаизм.
С самого начала он учитывал тот факт, что если ему суждено основать Всемирный Центр на нужной основе в годы, когда Вера Бахаи неизбежно должна распространяться за рубежом, то его собственное положение - положение не местного или национального Главы Веры, а ее Всемирного Главы - следует перевести на совершенно новое основание. Хотя Палестина и была священной землей для каждой из трех названных выше мировых релегий, она в то же время не являлась из духовным либо административным средоточием, и следовательно все эти страны находиилсь принципиально в ином положении, чем он. Он же, будучи Главой религии не меньшего масштаба и находясь непосредственно в ее духовном и административном средоточии, обладал правом превосходства по отношению к остальным религиозным Главам в стране. Но, хотя с самого начала своего служения Шоги Эффеди понимал это, он был достаточно мудр, чтобы сознавать, что у него нет ни малейшей надежды внушить эту точку зрения другим. Он нашел блестящий выход из положения, не ограничиваясь сферой деятельности Учителя и уклоняясь от прямого участия в различных социальных мероприятиях, будь то официальные или какие-либо другие. Он знал, что среди местных ученых мужей у него нет никаких шансов завоевать авторитет, подобающий его положению, и что если его вследствие его возраста и мощного влияния многочисленной мусульманской общины отодвинут как представителя Веры на второстепенный план, ситуация будет и в дальнейшем складываться вокруг этого прецедента и ему практически невозможнос будет занять дожное место как Главы Всемирной Религии. В первую очередь именно поэтому на протяжении тридцати шести лет Шоги Эффенди за исключением одного или двух случаев отазывался от всех государственных и муниципальных постов и таким образом не принимал участия в общественной жизни, постоянно, хотя и ненавязчиво настаивая на том, что он сам или лицо, назначенное им по собственному усмотрению, должны пользоваться соответствующим право приоритета; к концу своей жизни он практически одержал победу в этой долгой битве, и, хотя представители бахаи не всегда удостаивались такого приоритета, какого добивался Шоги Эффенди, они были надежно защищены от постоянной дискриминации на официальных постах. В тех редких случаях, когда он сам посещал мероприятия израильских властей, ему оказывались подобазие почести как Главе Всемирной Религии. Учитывая его постоянную занятость, кризисы, которые то и дело обрушивались на него на протяжении всей жизни, и то время, которое он уделял паломникам, полный отказ от общественной жизни на был так уж ощутим для Шоги Эффенди. Однако это усугубляло его изоляцию и серьезно ограничивало его интеллектуальное общение, тот стимул, который могли бы стать для него встречи с людьми его масштаба.
Тем не менее в первые двадцать лет своего служения Шоги Эффенди находился в довольно тесном личном контакте с несколькими Верховными и районными комиссарами, что помогло ему вернуть ключи от Гробницы Бахауллы и закрепить за собой неоспоримое право на опеку над нею, вступит во владение Дворцом Бахауллы, получить разрешение захоронить ближайших родственников Абдул-Баха рядом с Усыпальницей Баба, в центре достаточно фешенебельного жилого квартала на горе Кармель, заставить власти признать брачные свидетельства бахаи на том же основании, что аналогичные документы иудеев, христиан и мусульман, и, главное, благодаря своим настойчивым усилиям - внушить британским властям представление о священной природе собственности бахаи в Палестине и - соответственно - освободить их от обложения муниципальными и национальными налогами, к чему он стремился.
Бахджи всегда было главной заботой Шоги Эффенди, и он решительно намеревался отстоять не только Усыпальницу, где покоился Бахаулла, но и Его последнее пристанище в этом мире, а также строения и земли вблизи от него. После кончины Бахауллы в 1892 году Мухаммад Али и его родственники до 1929 года владели этим домом, известным как "Каср", или Дворец, Уди Хаммара - зданием уникальным для Палестины в силу его величественного архитектурного стиля, которое было приобретено для Бахауллы до конца Его дней. К моменту, о котором идет речь, Дворец пришел в самое плачевное состояние: стены его были все в пятнах сырости, крыша провалилась, некогда прекрасные комнаты - заброшены или превращены в кладовки. В ноябре 1927 года Шоги Эффенди писал одному из друзей о том, что "Мухаммад Али до сих пор занимает Каср, и Маджиддин (его двоюродный брат) обратился к нам, прося починить крышу, которая может рухнуть каждую минуту. Ему недвусмысленно было отвечено, что мы не приступим к ремонту, пока все не выедут из здания". В конце концов Дворец пришел в такое состояние, что нарушителям Завета не оставалось ничего иного, как согласиться на требование Шоги Эффенди. 27 ноября 1929 года накануне восьмой годовщины со дня смерти Абдул-Баха Шоги Эффенди телеграфировал родственника: "... Каср оставлен. Восстановительные работы начались", - а 5 декабря он пишет одному из друзей: "... Мухаммад Али и его последователи, около сорока лет занимавшие Дворец Бахауллы, наконец оставили его; на фотографии хорошо видно, в каком состоянии находится ныне здание! Работы по восстановленю уже начаты, и паломники посещают комнаты, где скончался Бахаулла и гед Он провел самые мирные и счастливые дни Своей жизни". Через два года работы закончились. Стараниями Шоги Эффенди зданию вернули его былую красоту. Хранитель привез в Бахджи верующего, которому часто приходилось бывать здесь в юности и который мог со знанием дела и ответственностью наблюдать за ходом работ. Кровля, деревянные части строения, фрески на галерее, сложная роспись по трафарету на стенах всех комнат верхнего этажа, изящное перекрытие потолков - все было восстановлено в первоначальном виде. Но и после этого Шоги Эффенди продолжал украшать помещения Дворца дорогими коврами, которые присылали верующие из Персии, развешивал на стенах замечательно иллюстированные свитки, принадлежавшие перу знаменитого калиграфа-бахаи, Мешкин Калама, обставлял комнаты книжными шкафами с перводами произведений авторов бахаи на различные языки, с бесчисленными фотографиями и представляющими исторический интерес документами, после чего пригласил посетить Дворец британского Верховного комиссара, и сам показывал ему здание. Когда осмотр подошел к концу, Шоги Эффенди спросил, не считает ли Его Превосходительство, что подобное место, столь священное для бахаи всего мира, никоим образом не может считаться чьей-то частной резиденцией и должно быть сохранено как центр паломничества и исторический музей. Его Превосходительство, на которого, несомненно, произвел сильное впечатление как сам защитник, так и приведенные им аргументы, дал свое согласие, и Дворец перешел в руки Хранителя. К апрелю 1932 года паломникам предоставили почетное право проводить ночь в стенах священного здания, и двери его были открыты для посетителей, не исповедующих Веру, которые отныне могли бродить по прекрасным залам, разглядывая впечатляющий набор свидетельств всемирного характера Дела, многочисленные фотостатические копии регистраций Собраний бахаи, брачных свидетельств и прочих исторических материалов таких, как фотографии мучеников и первопроходцев Веры.
Помню, как вплоть до последних дней жизни Хранителя, несмотря на то, что Дворец принадлежал ему, его постоянно раздражало, что нарушители Завета по-прежнему занимают один из прилегающих домов. В ночь вознесения Бахауллы, кгда Хранитель, как Глава Бахаи, посетив комнату во Дворце, где Он скончался, следовал в Его Усыпальницу, ему приходилось проходить мимо комнаты, в которой нарушители Завета держали своего хранителя и откуда часто раздавались громкие комментарии в адрес Шоги Эффенди, еще более омрачавшие и без того полную воспоминаний ночь. И только в июне 1957 года Шоги Эффенди смог, наконец, оповестить всех бахаи мира: "С чувствами глубокой радости воодушевления благодарности накануне шестьдесят пятой годовщины Вознесеня Бахауллы возвещаем знаменатльной эпохальной победе одержанной над бесчестной шайкой нарушителей Его Завета которые протяжении более шестидесяти лет окопались преддверии Пресвятой Усыпальницы Бахаи".
Начиная с января 1923 года, когда он написал старшему сыну дочери Бахауллы письмо с просьбой окончательно объявить, что, какими бы законными правами ни обладало семейство Афнана на Усыпальницу в Бахджи, место это по сути своей принадлежит всему Движению Бахаи, и вплоть до конца своей жизни Шоги Эффенди боролся за то, чтобы подвести прочную основу под законный статус этого Святого Места вопреки противодействию позорной шайки родственников, которая сопротивлялась его усилиям более тридцати лет. И только благодаря действию сил неисповедимого Провидения после окончания войны за независимость, в результате массового исхода арабов, среди которых было немало врагов Веры, Шоги Эффенди удалось в конце концов выйти победителем из этой растянувшейся на десятилетия схватки. В 1952 году давнее желание Шоги Эффенди осуществилось: окружающие Гробницу и Дворец Бахауллы зефмли, общей площадью более 145 тысяч квадратных метров, бил приобретены. Еще в 1931 году Шоги Эффенди пробовал склонить правительство реквизировать часть этих земель, коорые изначально являлись собственностью Дворца, но впоследствии были незаконно присвоены мусульманскими друзьями и приверженцами Мухаммада Али, однако власти отказались вмешиваться, а цена, которую запросили владельцы, в десять раз превышала рыночную стоимость земли. Хранителю пришлось ждать почти двадцать лет, прежде чем судьба в лице войны вернула земли законным владельцам. Помимо этого в последние годы жизни Хранитель приобрел Дом паломников, перешедший в ведение Абдул-Баха после кончины Бахауллы, и так называемый Чайный дом Учителя, где Он часто принимал верующих, включая первую группу паломников с Запада. В 1952 года правительство Израиля прекратило начатый в гражданском суде Хайфы нарушителями Завета процесс против Хранителя в связи со сносом дома в Бахджи и поддержало его заявление о том, что дело носит религиозный характер, таким образом еще раз дав ему возможность одержать победу над окопавшимися врагами Абдул-Баха, которые в своей неугасимой злобе и ненависти удерживали свой последний укрепленный пункт рядом со Святой Усыпальницей Бахауллы. Наконец, в 1957 году, и вновь не без содействия государственных властей, Шоги Эффенди - на основании их близкого расположения к святым местам паломничества - удалось получить ордер на экспроприацию домов, занятых теми, кого он называл "жалким охвостьем" нарушителей Завета и таким образом очистить Харам-е Акдас от этой духовной скверны. Нарушители Завета так горячо протестовали против этого распоряжения, которое влекло их выселение из Бахджи, что подали иск в Верховный суд Израиля, но проиграли дело и были вынуждены раз и навсегда покинуть святые места.
Хранитель не скрывал своего желания лично наблюдать за сносом этих домов, стоявших в непосредственной близости от Дворца и Усыпальницы, но ему уже никогда не суждено было вернуться в Святую Землю. Когда задуманный им план был приведен в исполнение и через несколько месяцев после его кончины дома сравняли с землей, обнаружилось, что план большого регулярного сада, который он разбил перед ними, выверен настолько тщательно, что его можно продолжить и - мне так и хочется сказать, расстелить, подобно ковру, - через все то место, которое ранее занимали дома вплоть до самых стен Дворца.
Всегда помнивший о том, что в основе его миссии Хранителя лежит неукоснительное следование наставлениям возлюбленного Учителя, Шоги Эффенди отводил второе по важности место заботам об Усыпальнице Баба. Деятельность, связанная с этой второй наисвятейшей Усыпальницей Веры Бахаи, имела два аспекта: завершение самой постройки и защита окружающей ее территории. Во-первых надо было соорудить три дополнительных зала, а также надстройку, которая сама по себе представляет целое сооружение, безусловно, одно из самых прекрасных на побережье Средиземного моря; во-вторых - постепенно приобретать, что и осуществлялось на протяжении трети столетия, широкой оградительной полосы земли, окружающей Усыпальницу от подножия до вершины горы Кармель. Эта площадь примерно в пятьдесят акров лучше всего видна ночью - огромный темный V-образный участок в самом сердце города, в центр его словно вознилась золотая булавк - залитая ярким светом Усыпальница Баба, величественно покоящаяся в лоне горе и оттеняемая бархатно-черным фоном садов. Тридцать шесть лет Шоги Эффенди благоговейно лелеял эту Святыню на Горе Божией; столь впечатляюща, ни с чем не сравнима и обширан проделанная им работа, что мне кажется, будто он вложил в эит камни и землю частицу своего существа.
Более ста лет понадобилось Бахаулле, Абдул-Баха и Шоги Эффенди, чтобы исполнить свой священный долг по захоронению останков Баба, долг, тянувшийся со дня Его мученической смерти в 1850 году до окончательного завершения Его Усыпальницы в 1953-ем. Начиная с момента, когда Он узнал о казни Баба, вплоть до Своего Вознесения в 1892 году Бахаулла охранял Священный Прах, руководя его перемещениями из одного тайного места хранения в другое. Посетив гору Кармель, Он собственноручно указал Абдул-Баха, где тело Баба должно обрести вечное упокоение, повелел приобрести этот участок земли, перенести тайно хранимые останки из Персии и предать их здесь погребению. Абдул-Баха, хотя и был в то время узником, смог получить маленький деревянный ящик с останками Баба и Его товарищей, разделивших с Ним мученическую смерть; ящик доставили из Персии сначала караваном, потом на борту корабля. Когда первая группа западных паломников посетила город-тюрьму Акку зимой 1898-99 года, драгоценные останки уже, под строжайшим секретом, хранились в доме Учителя.
Однажды, в 1915 году, стоя на ступенях Своего дома и глядя на Гробницу Баба, Абдул-Баха заметил: "Великая Усыпальница осталась незавершенной. Нужны еще десять - двадцать тысяч фунтов. Если будет на то Воля Господня, мы доведем дело до конца. Сейчас мы еще на полпути". Одному из паломников Он сказал: "Усыпальнице Баба надлежит быть выстроенной в великолепном, величественном стиле", - и даже заказал некоему жившему в Хайфе турку сделать набросок того, какой окончательный вид будет иметь Усыпальница. И хотя Он совершенно ясно представлял себе, как должна выглядеть Усыпальница, завершить работу выпало Шоги Эффенди.
В 1928 году он приступил к работам по выемке части скалы позади здания, чтобы расчистить место для трех дополнительных, больших, с высокими потолками и сводами залов. 14 февраля 1929 года он телеграфирует Афнанам: "Работы возведению Макама начались" (персидское слово "Макам" - "Стоянка" - обозначает Усыпальницу Баба), а в декабре того же года - уведомляет одного из верующих: "сооружение трех дополнительных помещений, примыкающих к Усыпальнице на горе Кармель, скоро будет завершено, и предначертание Учителя - создать основание Мавзолея из девяти залов - выполнено". Интересно отметить, что завершение начатой Абдул-Баха постройки, само по себе представлявшее немалый труд, и дорогостоящая и требовавшая особого внимания реставрация Дворца Бахауллы были предприняты в течение одного года и заняли примерно равное время.
Во всем, за что бы ни брался Шоги Эффенди, он руководствовался желанием Учителя. К 1907 году Абдул-Баха успел закончить шесть из девяти залов, в центре которых должно было покоиться тело Баба, и в этом же году в одном из них, обращенном к морю, уже проводились собрания. В 1909 Он собственноручно поместил останки Глашатая и Мученика Веры в окончательно предназначенное для их упокоения место. В следующем году Он отправился в поездки по западным странам, затем разразилась война, и последовала кончина Учителя. Но Он успел оставить основную идею плана постройки: девять залов, окруженных галереей, и венчающий здание купол. Шоги Эффенди постоянно помнил о плане Учителя, но выполнение его рисовалось крайне неопределенно. Когда и где искать архитектора, который смог бы разработать проект Усыпальницы, где взять деньги на строительство?
Ответ пришел самым неожиданным образом. В 1940 году после смерти моей матери в Буэнос-Айресе отеу остался совершенно одиноким, я была его единственным ребенком. С присущей ему и только ему добротой и лаской Шоги Эффенди сказал мне как-то, что теперь, после смерти матушки, место отца с нами. Хранитель пригласил его присоединиться к нам, и, несмотря на войну, арена которой расширялась с каждым днем, отцу это удалось. Много лет при осуществлении тех или иных строительных работ на землях, принадлежащих общине, Шоги Эффенди прибегал к случайной помощи местных архитекторов и инженеров. Кроме трех дополнительных залов Усыпальницы Баба, больших и выразительных надгробий на могилах ближайших родственников Абдул-Баха и работ по восстановлению Дворца, Шоги Эффенди осуществил сооружение красивых ворот перед входом на могилу Пресвятого Листа, снес дом Думита, когда представилась возможность приобрести его, и использовал камень, дверные и оконные рамы для расширения Дома восточных паломников, а также построил перекинутый через улицу мост, чтобы довести одну из террас до Усыпальницы. В 1937 году отец разработал план нескольких комнат дополнительно к тем, которые занимал Хранитель на крыше дома Абдул-Баха. За исключением подобных случаев, когда действительно требовалась помощь профессионала, Шоги Эффенди неизменно сам делал все замеры лестниц и боковых входов в сады. Лично у меня в таких вещах не было никакого опыта, и я помню, как однажды, когда ему захотелось построить более выразительный участок лестницы, ведущей к Усыпальнице Баба в конце новой дорожки, с контнрфорсами по обеим сторонам, мы несколько часов трудились, выверяя пропорции, но, когда я в конце концов сделала бумажный макет в масштабе, вид его вызвал у нас обоих смутные опасения! Однако результат оказался не только любопытным, но даже вполне удовлетворительным. Дело в том, что Хранитель хотя и не был профессионалом, ему не хотелось без нужды тратить деньги на архитектора ради таких мелочей, которые для него самого оборачивалисбь проблемой и отнимали понапрасну время. Однажды, вернувшись из садов Усыпальницы, он спросил меня, что я думаю по поводу таких-то и таких-то размеров для очередного пролета. Я ответила, что напротив через улицу, в Доме западных паломников живет один из лучших канадских архитекторов, и почему бы ему не попросить папу сделать эту работу для него. Помню, он удивленно взглянул на меня и спросил, действительно ли это возможно. Я заверила Хранителя, что для отца это сущая ерунда и он сделает промеры и эскиз за одну минуту. И дело вовсе не в том, что Шоги Эффенди не доверял отцу как архитектору; он уже посылал папе в Монреаль фотографии чугунных ворот, которые заказал для верхней террасы Усыпальницы, и просил его вписать ворота в окончательный чертеж; предложенный отцом вариант ему действительно очень понравился, но поскольку так и не удалось достигнуть согласия с муниципалитетом насчет границы террасы и муниципальной собственности, проект так никогда и не был осуществлен. Хранителю просто не пришло в голову, что после стольких лет борьбы в одиночку рядом вдруг оказался кто-то, кто мог помочь ему в этих делах. Так началось это замечательное сотрудничество. Никогда не знала двух других людей, наделенных таким же безупречным чувством пропорции, как Шоги Эффенди и отец, причем у Хранителя оно было даже еще более развито.
Когда я оглядываюсь на жизнь Шоги Эффенди, мне кажется, что помимо великого Дела Веры, чьи победы так много значили для него, из всех верующих Марта Рут и Сазерленд Максвелл, каждый по-своему, давали ему наиболее глубокое личное удовлетворение. В чем-то они были очень похожи - набожные, смиренные души, обожавшие Шоги Эффенди и с радостью отдававшие преданному служению все силы. И хотя труды Марты были гораздо более значимы для Дела, таланты Сазарленда стали тем орудием, посредством которого Шоги Эффенди смог наконец с легкостью выразить творческую, художественную сторону своей натуры, что приносило обоим радость и удовлетворение. До последних дней своей жизни отец делал для Шоги Эффенди чертежи лестниц, стенных пролетов, колонн, светильников и множества ворот, ведущих в сады на горе Кармель. Будучи опытным архитектором, он помимо этого замечательно рисовал карандашом и красками и делал любую лепку и резьбу собственнными руками. Помню, однажды вечером, после того как Шоги Эффенди попросил отца сделать чертеж главного входа на территорию Усыпальницы, включающий металлоконструкции, изготовленные для упомянутой выше незаконченной последней террасы, я принесла ему готовый эскиз. Хранитель сидел в постели и, когда я передала ему небольшой цветной рисунок, он долго молча смотрел на него и наконец воскликнул: "Это просто нечестно!" Я была весьма смущена подобной реакцией и спросила, что он хочет этим сказать. "Но, - ответил он, - разве можно устоять перед такой красотой!" Он не только построил вход по этому эскизу, но, вставив его в рамку, повесил рядом с кроватью.
Испробовав силы отца на нескольких небольших проектах и обнаружив, что его никак нельзя упрекнуть в недостатке таланта и усердия, Шоги Эффенди неожиданно - кажется, это было в конце 1942 года - скажал мне, что хочет, чтобы отец занялся разработкой чертежей для надстройки Усыпальницы Баба. Строитель наконец обрел орудие, с помощью которого мог воплотить предначертание Абдул-Баха.
Оглядываясь на последовавшие за этим решением месяцы, я поражаюсь тому, как Шоги Эффенди, полностью поглощенному работой над книгой "Бог проходит рядом" - время торопило закончить ее к близящейся Столетней Годовщине - удавалось уделять столько внимания этому другому великому начинанию. С самого начала Шоги Эффенди дал Сазерланду только самые краткие указания относительно того, что было желательно; он сказал, что Усыпальница не должна быть чисто западной или чисто восточной по стилю, что необходимыми деталями ансамбля должны являться купол и галерея, но при этом постройка не должна походить на мечеть или западный храм; иначе говоря, он предоствил отцу полную свободу при разработке проекта. Первый вариант, который представил отец, выглядел как постройка с галереей и верхним рядом окон, освещающих хоры, увенчанная пирамидальным куполом - Шоги Эффенди эскиз не понравился; обсудив форму купола с Сазерлендом, он сказал, что ему бы хотелось, чтобы по форме купол напоминал купол собора Святого Петра в Риме, который он считал самым прекрасным из всех существующих. Бог не только наделил Шоги Эффенди талантом архитектора, но помимо чисто архитектурного чутья Он с Своей бесконечной милости не только одарил его бесконечной духовной благодатью, но и редкой способностью в жизни любого профессионала - способностью обращать свое даровнаие и многолетний опыт в благородное вино, достойное выражение его гения. Второй эскиз, сделанный отцом, хотя и удовлетворил Шоги Эффенди с точки зреня пропорций, но показался слишком западным по духу, и он снова попросил переделать его. Отец остался доволен предложением и изменил стиль купола, использовав те черты, которые уже применял однажды при разработке купола американского Храма Бахаи, участвовавшего в конкурсе и включавшего в некоторых своих деталях явно выраженные черты индийского стиля. Это последний вариант пришелся весьма по вкусу Хранителю за исключением верхней части оконного ряда, который, с его точки зрения, должен был быть расположен выше. Неделю за неделей Сазерленд представлял Хранителю все новые эскизы, пока наконец ныне существующие и в высшей степени оригинальные минареты не были одобрены им 25 декабря 1943 года. Предложения, внесенные Хранителем, сказались также и на форме четырех углов аркады, которые он хотел видеть более остроконечными и которые были соответственным образом изменены. Хотя Шоги Эффенди очень понравился окончательный проект, разработанный отцом в красках, он сказал, что хотел бы иметь сделанный в масштабе макет, прежде чем принять окончательное решение по вопросу такой важности, поскольку, имея перед глазами макет, он сможет зрительно представить себе постройку; если больше возражений с его стороны не последует, он планировал публично огласить решение о принятии проекта, приурочив это событие к Столетней Годовщине Провозглашения Баба, которое должно было отмечаться в Хайфе.
В те дни было чрезвычайно трудно найти человека, который бы мог взяться за изготовление подобного макета, и хотя номинально был назначен некто, кто взялся за осуществление такой работы, практически большую часть ее делал сам отец, проделавший ее в крайне сжатые сроки. К маю макет был готов. Самым тщательным образом изучив его, Шоги Эффенди принял решение, и 22 мая пресса была оповещена, что проект Усыпальницы Баба избран и постройка ее завершится так скоро, как позволят обстоятельства. Во время дневного собрания мужчин-бахаи 23 мая в Доме восточных паломников, в присутствии Хранителя, а также большого числа посетителей из других стран, для увековечения события, произошедшего на заре Веры сто лет тому назад, макет уже стоял на столе Шоги Эффенди для всеобщего обозрения. Два дня спустя он телеграфировал в Америку: "... Известите друзей связи радостными событиями столетней годовщины Провозглашения Мученика Глашатая Веры отмеченного историческим решением завершении постройки Его гробницы возведенной Абдул-Баха месте избранном Бахауллой. Недавно разработанный проект купола представлен собранию верующих. Молюсь скорейшем преодолении препятствий пути завершения великого Предначертания задуманного Основателем Веры и взлелеянного Средоточием Его Завета".
Когда эта весть разнеслась по миру, он приближался к концу самой страшной войны в своей истории; бахаи западного полушария напрягали все силы, чтобы достичь исполнения целей своего первого Семилетнего Плана; верующие страдали от экономической разрухи, коснувшейся большинства стран. Несомненно, что в силу этих причин и потому, что Хранитель старался не использовать фонды Усыпальницы, осуществление этого проекта прошло незаметно, и о нем не было больше никаких сообщений вплоть до 11 апреля 1946 года, когда Шоги Эффенди дал указания мистеру Максверру приступать к работам по Усыпальнице и несколько позже сам уведомил об этом муниципальные власти:
Хайфа
7 декабря 1947 года
В Комиссию по городскому строительству и планированию города Хайфы.
Председателю
Уважаемый сэр:
В дополнение к прилагаемым чертежам и просьбе разрешения на строительство, хочу добавить несколько пояснений.
Часть гробницы Баба и Абдул-Баха, столь хорошо известного жителям Хайфы как Аббас Эффенди, уже частично существуют на горе Кармель. В нынешнем своем состоянии, несмотря на окружающие их со всех сторон сады, они имеют впоне обжитой, хотя и несколько воинственный вид.
В мои намерения ныне входит завершение строительства этого здания, сохраняя его первоначальный план и в то же время украсив его прекрасной монументальной надстройкой, таким образом улучшив общий внешний вид склонов горы Кармель.
Назначение этой постройки, по завершению работ, останется прежней. Иными словами она будет использоваться исключительно как Усыпальница, в которой покоятся останки Баба.
Из прилагаемых эскизов вы сможете убедиться, что здание состоит из аркады, включающей двадцать четыре мраморные или иные монолитные колонны, возвышающиеся над орнаментальной балюстрадой первого этажа здания. К возведению этой части здания мы хотели бы приступить незамедлительно, а к постройке промежуточной части и купола, который будет венчать всю композицию - впоследствии, как скоро как это будет возможно.
Архитектором этого монументального здания является мистер У. С. Максвелл, хорошо известный канадский архитектор, фирма которого производила строительство гостиницы "Шато Фронтенак" в Квебеке, здания парламента в Реджине, Художественной галереи, церкви Мессии и нескольких банковских зданий в Монреале. Полагаю, что его проект Гробницы Баба украсит наш город и привлечет в него дополнительных посетителей.
Искренне Ваш,
Шоги Раббани
Я процитировала это письмо целиком, поскольку оно показывает, насколько искусно, тактично и в то же время ясно Шоги Эффенди обращался к властям, что гарантировало ему необходимое разрешение на проведение строительства. 15 декабря Шоги Эффенди телеграфирует в Америку: "Получено счастливое разрешение завершение планов и спецификацийна возведение аркады окружающей Усыпальницу Баба что является первым шагом на пути завершения сооружения Купола замысленного Абдул-Баха и знаменует окончание предприятия начатого Им пятьдесят лет тому назад в соответствии указаниями Самого Бахауллы".
Однако хотя первые исторические шаги по преодолению препятствий на пути реализации этого плана были предприняты, препятствия эти продолжали расти день ото дня. Срок действия британского мандата истекал; Палестину продолжали потрясать гражданские волнения, которые скоро должны были вылиться в военное столкновение. Запасы необходимого для строительства Усыпальницы камня находились столь близко от ливанской границы, что никто не мог определенно сказать, когда начнутся поставки. Помимо этого огромное количество скального материала, необходимого для постройки, требовало значительного числа квалифицированного рабочих, которых практически невозможно было нанять в стране в это время. Ввиду этого Шоги Эффенди с присущим ему практическим и смелым складом ума принял иное решение: попробовать, нельзя ли произвести часть работ в Италии.
Невозможно привести все подробности, столь удивительной во всех отношениях была сага, в которую вылилось строительство Усыпальницы. Письмо, которое я от лица Хранителя написала доктору Уго Джакери, очень ясно дает представление об атмосфере тех дней: "... Мистер Максвелл... в силу ряда затруднений... не смог подписать никакого контракта на осуществление данное работы здесь в Палестине. Тем не менее он вступил в контакт с итальянской фирмой в Карраре относительно котнракта на гранитные колонны, которые будут окружать первый этаж здания. Сейчас он отбывает в Италию с тем, чтобы, в первую очередь, подписать вышеупомянутый контракт, и, если удастся тдостать также камень подходящий для местных условий, заключить дополнительные контракты на капители колонн и часть резных украшений... Мистер Уиден... будет сопровождать мистера Максвелла, чтобы позаботиться о нем в пути и помочь ему в осуществлении его миссии... Поскольку местные условия крайне неопределенны, так же как и ближайшее будущее страны, Хранитель чрезвычайно обеспокоен тем, чтобы контракты в Италии были заключены как можно скорее, прежде чем какие-либо обстоятельства отсрочат возвращение мистера Максвелла и мистера Уидена. Поэтому он будет чрезвычайно признателен Вам, если Вы сможете уделить необходимое время, чтобы помочь им, исполняя при них роль переводчика и наблюдая за тем, чтобы они вошли в контакт с нужными итальянскими фирмами, на которые можно положиться... К сожалению, ввиду того, что практически вся связь с Иерусалимом в данный момент прервана... мистер Уиден был не в состоянии связаться с итальянским консульством и получить визу. Если Вы не сможете организовать для него визу в Риме, когда его самолет прибудет туда, ему придется лететь на том же самолете в Женеву... и уже по возвращении присоединиться к мистеру Масвеллу... поскольку мистеру Максвеллу недавно исполнилось семьдесят четыре года, то, хотя он и пребывает в добром здравии, мы надеемся, что Вы должным образом позаботитесь о нем... Положение здесь настолько серьезнее, что для нас крайне важно, чтобы мистер Максвелл и мистер Уиден смогли успешно завершить все свои дела и вернуться в Палестину..."
15-го числа того же месяца я по поручению Хранителя написала Хорасу Холли, секретарю Американского национального собрания, подробно уведомляя его о готовящейся поездке в Италию и объясняя, что поскольку фонды Хранителя заморожены в Палестине из-за строгих валютных ограничени, "он хочет попросить друзей, имеющих к тому возможность, организовать заем с тем, чтобы финансировать заключение контрактов... он сам лично желает выступать в роли гаранта в этом деле и вернут ссуду при первой же возможности. Он очень обеспокоен, чтобы по этому поводу не было никакого недопонимания. и двусмысленности. Он финансирует работу из международных фондов Дела и хочет заключить соглашения, по которому возместит временный заем... Наше положение здесь настолько неопределенно, что корреспонденция может прерваться в любой день, почему Хранитель и спешит довести до Вас эту информацию... если необходимые соглашения будут заключены и контракты подписаны, то мистер Джакери будет выступать как наш представитель в этом деле, получая суммы, которые Вы будете переводить из Америки, наблюдая за работами в Италии и приняв на себя всю полноту ответственности, если все мы вдруг оказемся отрезаны друг от друга... Хранитель настоятельно просил мистера Максвелла и мистера Уидена вернуться в Палестину не позже чем через три недели, поскольку опасается, что мы можем окончательно утратить с ними связь... Поразительно, однако работы во возведению Усыпальницы уже настолько продвинулись, что, кажется, уже можно предвидеть их завершение.
Но многие и серьезнейшие препятствия еще осталось преодолеть, и Хранитель верит, что они будут преодолены".
И все же даже в такое смутное время еще один шаг в невероятно сложной судьбе останков Баба и сооружении Его Гробницы бал предпринят. С тревогой наблюдали мы, как на следующий день, 16-го апреля, мой отец и мистер Уиден отправились в путь на полностью бронированной машине: открытой оставалась лишь полоса обзора шириной в полдюйма, для того чтобы таксист мог следить за дорогой. До тех пор пока мы не получили телеграммы из Италии, мы находились в полной неопределенности относительно их судьбы. На половине пути к аэродрому им пришлось выйти из такси и пройти несколько сот метров, неся свои тяжелые чемоданы - совершенно ненужный труд, и тем не менее крайне характерная ситуация, могущая ожидать любого в те дни. Их самолет улетал одним из последних из аэропорта в Лидде, прежде чем он был взят штурмом и все полеты не прекращены на какое-то время. Во время их отсутствия разыгралась война за независимость, и вся страна погрузилась в тяжелые дни военного столкновения.
В течение 1948 года Шоги Эффенди - второй раз за двадцать лет - самостоятельно предпринял выемку скального грунта позади Усыпальницы, чтобы расширить площадку, необходимую для сооружения аркады. Работа была чрезвычайно трудоемкая, пришлось вывезти сотни квадратных метров камня. Во все время проведения работ Хранитель проявлял свою обычную изобретательность: он приобрел партию старых рельс и тележку, проложил рельсы по дорожке, шедшей параллельно Усыпальнице и перед ней, и камень, спускавшийся по деревянным желобам, переправлялся на восточную часть террасы, где использовался для выравнивания уровня самой террасы. С раннего утра и до позднего вечера, часто проводя по восьми и более часов на ногах, день за днем и месяц за месяцем Хранитель руководил работами. Разумеется, это была работа не для него, но он хотел, чтобы все делалось не только быстро, но и экономно, и вряд ли кто-то мог заменить его на этом месте, учитывая его упорствои и несгибаемую волю. Именно так, за счет своей неутомимой решимости и настойчивости, Шоги Эффенди превратил Святыни Всемирного Центра в то, что мы видим сегодня собственными глазами.
В моем дневнике 24 февраля 1949 года, в четверг, записано: "В воскресенье М... (подрядчик) приступил к закладке юго-восточного и западного оснований здания. Неделю спустя уложат камни у врат - итак, работа начнется по-настоящему". Долгие месяцы труда Хранителя подходили к концу; теперь здание начнет расти в высоту! Неустано Шоги Эффенди трудился над сооружением Усыпальницы, которую он называл "вершиной непреклонного Стремления Бахауллы - воздвигнуть вечный и подобающий мемориал Божественному Провозвестнику и Сооснователю Своей Веры". Он не только построил его, он вложил в него столько страсти, что мемориал поистине превратился в живое воплощение Веры Бахаи, здание, к которому было устремлено не только сердце самого Хранителя, но и всех верующих. Он превратил обычную постройку здания в волнующее, исполненное драматизма действо. Когда он объявлял о прибытии новых кораблей с грузом камня из Италии и называл количество полученных тонн, когда он сообщал о завершении новой части постройки или когда оповещал нас о том, что площадь купола будет равна двумстам пятидесяти квадратным метрам, или когда рассказывал о том, как прекрасна та или иная часть отделки, магия его слов и энтузиазм, которым они дышали, заставляли нас чувствовать прилив радости и ощущать себя соучастниками чего-то бесконечно волнующего и прекрасного - так, что обычный скучный факт из скучного делового отчета, составленного скучными людьми, воспламенял наше воображение и еще глубже связывал нас с нашей Верой. Стоит ли удивляться, что верующие, озабоченные положением в своих странах в послевоенный период, тянулись к нему и старались всячески помогать за пять лет завершить поистине "предприятие всемирного масштаба", обошедшееся в три четверти миллиона долларов.
Первоначально Шоги Эффенди предполагал соорудить только аркаду Усыпальницы, а остальную часть надстройки завершить позднее, но широкая поддержка бахаи всего мира, внесших свой вклад в постройку священного здания, общее ухудшение международной ситуации, экономические трения, приведшие к росту цен, и тот факт, что квалифицированные строители, осуществлявшие работы по возведению аркады столь успешно, по-прежнему находились в распоряжении компании, поставлявшей камень из Италии, определили его решение не прерывать строительство.
Подобное начинание, отнявшее столько лет и сопряженное со столь многими трудностями, не прошло бесследно для здоровья Хранителя. Переговоры с главным инженером и подрядчиком, которых я лично представляла Хранителю, зачастую проходили с большими трудностями, поскольку никому из них не удавалось хоть как-то отклонить Шоги Эффенди от принятых решений или провести его в деловом отношении; либо предлагаемые ему ставки оказывались слишком высоки, что он наотрез отказывался принять их, либо - как произошло в одном случае - он заявил о том, что на неопределенный срок прекращает строительство Усыпальницы, ибо не намерен платить безрассудно завышенную цену. Он прокладывал себе путь сквозь все препятствия, и часто я, к собственному удивлению, оказывалась мечом в его руках! Не только камень, но даже иногда цемент и металлоконструкции приходилсь вывозить из Италии, ввиду острого местного дефицита, и это тоже было источником бесконечных тревог и осложнений.
Помимо подобных проблем существовала еще одна, которая долгое время беспокоила Хранителя и даже явилась причиной приостановки сооружения надстройки Усыпальницы, поскольку следует помнить, что аркада лишь окружает существующее здание, а не возвышается на нем. Чтобы достроить Усыпальницу, восемь бетонных столбов должны были поддерживать ее внутренние стены, упираясь в скальное основание. Это было сильным источником беспокойства Хранителя, потому что точные размеры помещения, где покоятся останки Абдул-Баха, неизвестны и существовала более чем реальная опасность при установке столбов обрушить одну из стен. Никогда еще присущие Хранителю благоговение, достоинство и святость не раскрывались в такой мере, как в связи с этой проблемой. Шоги Эффенди говорил, что если мы хотя бы частично повредим свод, то тело Учителя придется переносить в другое место. С моей точки зрения, все выглядело очень просто; тело на время можно куда-то перенести. Какой речью разразился тогда Шоги Эффенди! Жаль, что я точно не запомнила его слов. Он говорил, что с останками Учителя нельзя обращаться так бесцеремонно. Их нужно перенести подобающим образом, с пышной церемонией, подобающим же образом положить в другом месте и затем почтительно перезахоронить. Где вопрошал Шоги Эффенди он найдет людей достойных участвовать в таком торжественном и священном событии среди членов местной общины, начисто лишенных рвения, в основном слуг, да еще сейчас, когда двери во все соседние страны закрыты? И, наконец, где он найдет достойное место для упокоения священных останков Абдул-Баха, пока не завершены работы по внутренней отделке Его Усыпальницы? Сам голос его дрожал об благоговения и священного трепета. После этого случая я гораздо глубже прониклась религиозным духом. После того как отец с инженером тщательнейшим образом простучали стены и потолок, а присутствовавшие на церемонии погребения Учителя старые верующие указали место, где по их воспоминаниям мог находиться свод, было решено, что если столбы расположить как можно ближе к наружным стенам, то крайне маловероятно, что один из них заденет свод гробницы, и работы начались.
В марте 1952 года Сазерленд Максвелл умер после длившейся двух лет болезни. И хотя смерть его не могла помешать выполнению проекта, разработанного им для Усыпальницы, но для купола очень не хватало крупномасштабных цветных эскизов, придававших особую детальность и блеск совершенства его работе. В знак признания заслуг отца и доктора Джакери при сооружении Усыпальницы Баба Шоги Эффенди назвал их именами двое врат оригинальной постройки, а позже - одни из врат восьмиугольного здания - в честь мистера Айоаса, руководившего сооружением барабана и купола.
Когда Усыпальница, в создание которой он вложил столько любви и заботы, была наконец закончена, Шоги Эффенди, считая, что ей присущи исконно женские качества - прекрасный облик и чистота - назвал ее "Королевой горы Кармель". Он описывал ее так: "она величаво высится на Святой Горе Божией, в своей блистающей золотой порфире, белоснежных одеждах, в ожерелье из изумрудной зелени - вид, который пленит любого, смотреть ли на нее с воздуха, с моря, с равнины или холма". Из всех бесчисленных отрывков, в которых Шоги Эффенди восхваляет и объясняет глубокое духовное значение этого Места, самым поразительным является тот, где он рассматривает останки Глашатая и Мученика Веры как центр некоего духовного водоворота. Баб, которого Сам Бахаулла описывал как "Суть, вкруг Которой обращаются реальности всех Посланников и Пророков", в царстве духа, сказал Шоги Эффенди, в форме Священного Праха, оставленного Им на земле, есть сердце и средоточие девяти концентрических кругов: первым и самым большим из этих кругов является сам земной шар; в него вписан второй - Святая Земля, которую Абдул-Баха называл "Гнездом Пророков"; третий круг внутри этого Гнезда - Гора Божия, Виноградник Господень, прибежище Илии, Чье Возвращение символизировал Сам Баб; все, находящееся на Горе, свято и принадлежит международной Общине Веры; сады и террасы представляют Пресвятой Двор; на этом Дворе, во всей своей поразительной красоте стоит Мавзолей Баба - Раковина; в Раковине же заключена Бесценная Жемчужина, Святая Святых, Гробница, построенная Самим Учителем; внутри Святилища находится Склеп, или Рака, центральное помещение Усыпальницы; внутри Склепа - алебастровый Саркофаг, Пресвятой Гроб, в котором, как писал Шоги Эффенди, "хранится неоценимое Сокровище, Святой Прах Баба".
Шоги Эффенди называл Усыпальницу "институтом", и трудно переоценить роль, которую этот институт призван был сыграть "в расширении Всемирного Административного Центра Веры Бахаи и в возникновении его высших институтов, представляющих в зародыше ее будущий Миропорядок". По мере того, как Усыпальница росла во всем своем величии, Шоги Эффенди все больше приоткрывал ее истинное значение; он писал, что это не только первое и самое святое здание, возведенное во Всемирном Центре Веры, но и "первый из международных институтов, возвещающий об учреждении Верховного Законодательного Органа Всемирного Административного Центра..."
Прах Бахауллы, "Средоточие Поклонения", или "Кибла", для верующих был слишком священным по своей сути и слишком бесконечно возвышенным по Своему положению, чтобы выступать в качестве духовного двигателя, заряжающего Своей энергией институты Его Миропорядка. В свою очередь, Прах Баба, который описал собственное положение по отношению к Бахаулле как "Кольцо на руке Того, Кого явит Господь", "Кольцо, Которое Он может повернуть, когда того пожелает", был избран Самим Бахауллой Средоточием, вокруг которого должны объединиться Его Административные Учреждения и под Чьей сенью они будут действовать по Его воле; при этом Он Сам выбрал место захоронения на горе Кармель и повелел Абдул-Баха приобрести этот участок, перенести останки из Персии и захоронить их именно здесь. Следует помнить, что еще задолго до провозглашения Бахауллой Своего положения именно Баб поднял клич, призывающий к установлению "Нового Уклада". А посему выбор Его останков был наиболее подобающим и знаменательным для этой цели. Шоги Эффенди очень четко провел это разграничение, когда говорил о двоякой природе многих зданий Всемирного Центра: обеих Усыпальниц, двух родственных Административных и Духовных Центров Веры.
Вряд ли приходится сомневаться, что, когда Шоги Эффенди прочел Завещание Абдул-Баха, первой его мыслью было скорейшее учреждение Высшего Административного Органа Веры Бахаи - Всемирного Дома Справедливости. Одним из самых первых его шагов на этом пути было - в 1922 году - призвать в Хайфу самых почтенных верующих и обсудить с ними данный вопрос. Он постоянно возвращается к этой же проблеме в своих обращениях - так, в первом же своем письмом в Персию он упоминает о Всемирном Доме Справедливости и заявляет, что вскоре объявит друзьям о предварительных мероприятиях по его избранию. У него никогда не возникало ни малейшего сомнения относительно его значения и того, как он должен функционировать; в марте 1923 года он писал о нем как о "Верховном Совете, который будет направлять, организовывать и объединять деятельность Движения во всем мире". Несомненно, что в первые дни служения Хранителем руководили две силы: первая - его юношеская нетерпеливость и пыл, побуждавшие его как можно скорее выполнить наставления возлюбленного Учителя, в том числе - учредить Всемирный Дом Справедливости; вторая - руководство свыше и покровительство, обещанное ему в Завещании; вторая влияла на первую. Раз за разом Шоги Эффенди пытался предпринять хотя бы предварительные шаги к выборам, но раз за разом Рука Провидения направляла события таким образом, что преждевременные действия оказывались невозможны. На одном из совещаний в 1922 года ему, должно быть, внезапно стало ясно, что, сколь бы желанной ни была даже предварительная ступень формирования Всемирного Дома Справедливости, опасно предпринимать такой шаг в данный момент. Прочная административная основа, необходимая для выборов и дальнейшей работы, отсутствовала, равно как и достаточное число сведующих и квалифицированных верующих, из среды которых мог бы осуществляться выбор.
Обнаружив, что врата к созданию Всемирного Дома Справедливости еще закрыты, Шоги Эффенди попытался учредить хотя бы первичные формы, которые могли бы предшествовать выборам. Когда в начале своего служения он думал о том, чтобы вызвать в Хайфу людей, которые помогли бы ему в его работе, он имел в виду образование определенного органа во Всемирном Центре. Это явствует из его собственных слов. 30 августа 1926 года он писал одному из бахаи: "Я с беспокойством думаю о средствах и путях создания в Хайфе чего-то вроде эффективного и компетентного Секретариата... Я много размышлял над этим и до сих пор повсюду ищу сведущего, надежного и обязательного помощника, который мог бы беспрепятственно и неограниченно посвящать... свое время столь деликатному и ответственному заданию. Если это удастся, я питаю самые радужные надежды на укрепление жизненно важных связей между Центром в Хайфе и Собраниями бахаи в других частях света". 7 декабря того же года он уведомил одного из родственников, что двое видных верующих присоединились к нему в Хайфе и что "мы надеемся сформировать нечто вроде международного Секретариата Бахаи..." Тем не менее истинное значение, которое придавал этому Секретариату Шоги Эффенди, ясно видно из письма, написанного им две недели спустя, в котором он представляет этих двух верующих мистеру Абрамсону, комиссару Восточного района Палестины; упомянув их имена, он продолжает, что "... просил этих двух представителей Веры Бахаи... приехать в Хайфу, дабы обсудить со мной и другими представителями бахаи Востока формирование Международного Секретариата Бахаи как предварительный шаг к учреждению Международного Совета Бахаи".
В письме паломника-индуса своему другу, посланном из Хайфы 15 июня 1929 года, читаем: "Шоги Эффенди говорит... что до тех пор пока Национальные Собрания в разных странах не стабилизируются и не завоюют более организованных и прочных позиций, невозможно учредить даже неформальный Дом Справедливости. Он хочет, чтобы не мешкая разработали устав Национального Собрания и зарегистрировали его в правительстве Индии - как устав религигиозного либо коммерческого предприятия... В своих последних письмах верующим Востока Шоги Эффенди просит их также незамедлительно способствовать официальному признанию Духовных Собраний в качестве Верховных религиозных судов..."
Интересно отметить, что в письме к миссис Станнард, которая заведовала Международным Бюро Бахаи в Женеве - оганизацией, ставившей своей целью развивать деятельность Веры в европейских странах и самым широким образом стимулировать ее международные функции, организацией, которую непосредственно курировал и вдохновлял сам Шоги Эффенди, - он в августе 1926 года пишет, что хочет, чтобы Бюллетень Бахаи, издаваемый этим Бюро, отныне публиковался на "трех ведущих европейских языках, а именно, английском, французском и немецком... В своей телеграмме я также выразил готовность расширять общую и финансовую поддержку, с той целью чтобы бюллетень печатался на трех официально признанных языках западной части мира Бахаи... Ваш Ценр в Швейцарии и журнал бахаи, издаваемый на эсперанто в Гамбурге, - оба в какой-то степени предназначены разделить те функции, которые в будущем перейдут к Международному Совету Бахаи".
Во множестве подобных посланий, особенно в первые десять лет своего служения, Шоги Эффенди не скрывает постоянной заинтересованности в образовании чего-то наподобие Международного Секретариата или Совета, откладывая избрание самого по себе Всемирного Дома Справедливости, функции, роль и значение которого представлялись ему все более всеобъемлющими. Некоторое время в течение лета 1929 года Хранитель обдумывал идею созыва Международной Конференции Бахаи, на которой верующие могли бы неофициально собраться, чтобы обсудить пути и средства ускорения формирования восточных Национальных Духовных Собраний, а также - общие вопросы администрования, и таким образом ускорить день, когда, как то предсказывал Абдул-Баха, будет избран Всемирный Дом Справедливости. Некоторые старые бахаи придерживались несколько иной точки зрения на то, что должно происходит на подобного рода конференции, считая, что желательно избрание некоего временного органа. Когда Шоги Эффенди стало известно об этом, он немедленно телеграфировал, 12 декабря 1929 года, двум верующим, принимавшим наиболее активное участие в устроении этой конференции, и категорически запретил ее проведение, мотивируя это тем, что не хочет, чтобы она стала "источником смуты, взаимонепонимания или прямого противостояния". Он отступил перед лицом великой опасности, которую видел в том, что люди незрелые, не проникшиеся глубоким пониманием Административного Порядка, над созиданием которого он трудился, примут не себя власть, ответственность и функции, исполнять которые пока они совершенно очевидно неспособны. В течение более двадцати лет дело касательно Всемирного Дома Справедливости пребывало в состоянии неопределенности, а постоянные упоминания о его создании, которые можно обнаружить в ранних письмах Шоги Эффенди, прекратились после создания им Международного Совета, состоявшего из членов, назначаемых непосредственно им самим. Исходя из того, что он говорил мне в разное время, не сомневаюсь, что, сразу после того как он стал Хранителем, он почувствовал, что определенные видные верующие стремятся войти в состав Дома Справедливости либо какого-то еще временного учреждения, в чем он усматривал приуменьшение собственной роли, а с их стороны - желание взять в свои руки бразды пралвения Делом Божиим; все они по возрасту годились ему в отцы, и, каково бы ни было их мнение относительно Завещания Учителя, он представлялся им во многих смыслах неопытным юнцом.
С самого начала Шоги Эффенди сконцетрировался на увеличении и укреплении "различных, местных и национальных Собраний". Еще в 1924 году он заявлял, что они являются "краеугольным камнем, на котором покоится и на котором в будущем учередится и поднимется Всемирный Дом". В более поздние годы, призывая к созданию новых национальных органов, Хранитель практически неизменно прибегал к фразам и формулировкам, похожим на ту, которую мы находим в его телеграмме, обращенной в 1951 году к Четвертой европейской миссионерской конференции: "... Будущее здание Всемирного Дома Справедливости зависит от прочности и стабильности основ заложенных различными общинами на Востоке Западе, предназначенных укреплению за счет возникновения трех Национальных Собраний... ожидаемм возникновение подобных учреждений европейском континенте..." Предверяя выборы этого величественного Органа, Шоги Эффенди выступал с заявлениями, которые, дополняя слова его Основателя, Бахауллы, и недвусмысленно ясные прерогативы, возложенные на него Абдул-Баха в Его Завещании, могли лишь облегчить выполнение задач Всемирного Дома по крайней мере на тысячу лет. Шоги Эффенди называл Всемирный Дом Справедливости "зачатком и предвестником Нового Миропорядка"; он говрил, что "будущий Дом" станет Домом, на который "потомки станут взирать как на последнее прибежище среди обломков цивилизации"; что ему предназначено быть "последним звеном, венчающим строение изначального Миропорядка Бахауллы"; Всемирный Дом Справедливости должен был стать "высшим законодательным органом в административной иерархии Веры" и ее "высшим избирательным институтом". Хранитель утверждал: "На Доверенных Дома Справедливости" Бахаулла "возлагал обязанность издавать законы по вопросам, прямо не выраженным в Его Писаниях, и обещал, что "Господь ниспошлет им потребное вдохновение". Он писал также, что "... власть и прерогативы Всемирного Дома Справедливости, обладающего исключительным правом издавать законы по вопросам, недостаточно четко обозначенным в Пресвятой Книге; положение, освобождающее его членов от какой бы то ни было ответственности по отношению к тем, кого они представляют, и от обязанности согласовывать с ними свои взгляды, убеждения и чувства; специфические положения, в соответствии с которыми масса верующих должна свободно, демократическим путем избирать Орган, представляющий единственный законодательный институт в мировой Общине Бахаи, - таковы некоторые из черт, в своей совокупности отличающие Порядок, отождествляемый с Откровением Бахауллы, от всех прочих существующих ныне систем человеческого правления".
Совершенно неожиданно - дело было в Швейцарии в ноябре 1950 года, когда мой отец, как выразился Шоги Эффенди, "чудодейственно" излечился от тяжелого недуга, - Хранитель, к моему немалому изумлению, отправил несколько телеграмм, в которых приглашал приехать в Хайфу первую группу тех, кто позднее стал членами Международного Совета Бахаи. Как и всему, что он делал, этому поступку предшествовала забрезжившая в потемках мысль, которая в конце концов, подобно яркому светилу новой идеи, поднималась над горизонтом. После нашего возвращения в Святую Землю, когда прибывший первым Лотфулла Хаким, Джесси и Этель Ривелл, а также Амелия Коллинз и Мейсон Рими собрались за столом в Доме паломников Запада вместе с Глэдис Уиден и ее мужем Бэном, которые уже жили там, Хранитель возвестил нам о своем намерении создать на основе нашей группы Международный Совет, и все мы были потрясены беспрецендентной смелостью этого шага и тем, какой бесконечной благодатью оделял он всех присутствующих, равно как и весь мир Бахаи в целом. Тем не менее лишь 9 января 1951 года он оповестил об этом событии в своей исторической телеграмме: "Известите Национальные Собрания на Востоке Западе великом эпохальном решении формировании первого Международного Совета Бахаи предшественника высшего административного учреждения предназначенного возникнуть в конце времен в пределах под сенью Всемирного Духовного Ценра Веры уже существующего городах близнецах Акке Хайфе".
Исполнение пророчеств Бахауллы и Абдул-Баха, образование независимого израильского государства после истечения двухлетнего срока, развертывание исторического предприятия, связанного с возведением надстройки Усыпальницы Баба, наконец, достигшие полной зрелости девять в полную силу функционирующих Национальных Собрания - все это вместе взятое подтолкнуло Хранителя к принятию исторического решения, ставшего поистине краегоульным камнем в развитии Административного Порядка за тридцать лет. В продолжении той же телеграммы Шоги Эффенди говорит о том, что новое учреждение имеет троякую функцию: укреплять связи с властями недавно возникшего государства, помогать ему в строительстве Усыпальницы (поскольку лишь аркада была к тому времени завершена) и вести переговоры с гражданскими властями по вопросам, касающимся статуса личности. Впоследствии к этим функциям добавятся и другие, произойдет это тогда, когда "первое, зачаточное Международное Учреждение", поднявшись до уровня официально признанного Суда Бахаи, преобразуется в избирательный орган и достигнет конечного развития в форме Всемирного Дома Справедливости; Дом Справедливости, в свою очередь, обрастет вспомогательными учреждениями, в совокупности составляющими Всемирный Административный Центр. Послание это, столь волнующее по своему размаху, прозвучало над миром Бахаи подобно раскату грома. Как искушенный инженер, постепенно, по частям собирающий свою машину, Шоги Эффенди теперь укрепил раму, которой суждено было своевременно поддерживать последнее, венчающее звено - Всемирный Дом Справедливости.
Четырнадцать месяцев спустя, 8 марта 1952 года, в пространной телеграмме, обращенной к миру Бахаи, Шоги Эффенди возвестил о расширении Международного Совета Бахаи: "Состав членов включает отныне Амат уль-Баха Рухийа избранного осуществления связи между мной и Советом. Десницы Дела Мейсон Рими, Амелия Коллинз, Уго Джакери, Лирой Айоас соответственно назначаются президентом, вице-президентом, освобожденным членом, генеральным секретарем. Джесси Ривелл, Этель Ривелл, Лотфулла Хаким казначеем, западным и восточными секретарями-ассистентами". Изначальный состав члено был изменен вследствие отъезда мистера и миссис Уиден в связи со здоровьем, прибытием мистера Айоаса, предложившего свои услуги Хранителю, и включением в состав Совета доктора Джакери, который продолжал оставаться в Италии и наблюдал за сооружением Усыпальницы - буквально каждый камень ее добывался в карьерах этой страны, там же подвергался обработке и затем по морю отправлялся в Хайфу, золотые же плитки для кровли были заказаны в Голландии, - а также действовал как представитель и доверенное лицо Шоги Эффенди, заказывая и приобретая многие другие предметы, которые требовались в Святой Земле. В мае 1955 года Хранитель оповестил, что число членов Совета увеличивается до девяти человек за счет включения Сильвии Айовас. По своим функциям Международный Совет Бахи был схож с Секретариатом, который Хранитель хотел учредить еще много лет назад; члены Совета получали наставления непосредственно от самого Шоги Эффенди в неофициальной обстановке за столом Дома паломников, а вовсе не как члены какой-то формальной организации; собрания проводились нечасто, поскольку все без исключения члены были постоянно заняты исполнением многочисленных дел, которые поручал им Хранитель. Шоги Эффенди искусно использовал новое учреждение для того, чтобы создать в представлении правительства и городских властей образ международного органа, управляющего административными делами Всемирного Центра. Общественность не беспокоило, какой реальной властью обладает Совет; мы, составлявшие его, знали, что буквально за всем стоит Шоги Эффенди; общественность же тем не менее начинала прозревать в Совете нечто, что со временем могло развиться во Всемирный Дом Справдливости.
Между первым и вторым обращениями, в которых Шоги Эффенди информировал мир бахаи о создании и членах Международного Совета Бахаи, он предпринял еще один фундаментальный шаг в историческом развитии Всемирного Центра Веры - 24 декабря 1951 года Хранитель официально объявил о назначении первых Десниц Дела Божия, числом двенадцать человек, равномерно распределенных между Святой Землей, Азией, Америкой и Европой. Вот имена людей, возведенных Хранителем в столь высокий чин: Сазерленд Максвелл, Мейсон Рими и Амелия Коллинз, представлявшие Десницы Дела Божия в Святой Земле; Валиулла Варка, Таразулла Самандари и Али Акбар Фурутан в Азии; Хорас Холли, Дороти Бейкер и Лирой Айоас в Америке; Джордж Таунсенд, Германн Гроссман и Уго Джакери в Европе. Два месяца спустя, 29 февраля 1952 года, Хранитель возвестил друзьям на Востоке и Западе об увеличении числа Десниц Дела Божия до девятнадцати, добавив к ним канадского представителя Фреда Шопфлохера, американку Коринну Тру, представителей Персии Зикруллу Кадема и Шуауллу Алаи, Адельберта Мюльшлегеля в Германии, Мусу Банани в Африке и Клару Данн в Австралии. Дважды назначив Десницы Дела Божия, Шоги Эффенди дал понять, что для него ныне пробил час прибегнуть к подобному шагу в соответствии с предвидениями Абдул-Баха в Его Завещании и что это - процесс, параллельный предварительному формированию Международного Совета Бахаи, предназначенного увенчаться образованием Всемирного Дома Справедливости. Он объявил также, что на возвышенный институт Десниц в соответствии с Завещанием Абдул-Баха возлагается священная двоякая функция - распространять Веру и хранить ее единство.
В последнем послании Шоги Эффенди миру Бахаи в октябре 1957 года он возвестил о том, что назначает "новые Десницы Дела Божия... Девять новооблеченных этим возвышающим чином: Инек Олинга, Уильям Сирс и Джон Робартс на западе и юге Африки; Хасан Бальюзи и Джон Ферраби в Великобритании; Коллис Фезерстоун и Рахматулла Мухаджир на островах Тихого океана; и, наконец, Аб уль-Касим Фаизи на Аравийском полуострове - избраны из обитателей четырех континентов земного шара и, представляя Ростки, принадлежат равно к черной и белой расе и происходят из христианской, мусульманской, еврейской и языческой среды".
За двухмесячный период 1952 года Хранитель созда Вахид - девятнадцать Десниц Дела и сохранял это число вплоть до 1957 года, когда прибавли к ним еще восемь, таким образом доведя общее число до трижды превышающего девять. После кончины одной из девятнадцати Десниц Шоги Эффенди назначл нового члена. Двое из назначенных так Десниц заняли места своих отцов: "плащ" отца лег на мои плечи 26 марта 1952 года после смерти Сазерленда Максвелла; Али Мухаммад Варка наследовал своему отцу 15 ноября 1955 года и тоже стал Доверенным Хукука. После того как Дороти Бейкер погибла в результате несчастного случая, Пол Хейни был назначен новой Десницей Дела 19 марта 1954, а вслед за кончиной Фреда Шопфлохера - Джалал Хазе был возведен в этот чин 7 декабря 1953: вскоре после смерти Джона Таунсенда, 27 марта 1957 года, Хранитель назначил новой Десницей Агнессу Александр; таким образом, число девятнадцать сохранялось до третьего назначения Десниц, возвещенном в последнем великом обращении Шоги Эффенди посреди Всемирного Крестового Похода.
В промежутке между 9 января 1951 года и 8 марта 1952 года в Административном Порядке Веры в ее Всемирном Центре произошли замечательные, имевшие далеко идущие последствия - последствия, которые, как писал Шоги Эффенди, на много лет вперед означали возведение "структуры ее высших институтов", "высших Органов ее развивающегося Порядка", которые, пока пребывая "в зачаточном состоянии" складываются вокруг Святых Гробниц. В своих писаниях он указывает верующим, что прогресс и становление Миропорядка Бахауллы руководствовался духовной энергией, высвобожденной тремя могучими "хартиями", которые привели в движение три различных процесса - первый, заключенный в "Скрижали горы Кармель" Самого Бахауллы, два другие, вышедшие из-под пера Учителя, представлены соответственно в Его Завещании и Его "Скрижали о Божественном Предначертании". Первый действовал на земле, которая, по словам Шоги Эффенди, "является географическим, административным, духовным сердцем всей планеты", на "Святой Земле - Средоточии и Стержне, вокруг которого врадаются предначертанные свыше, неуклонно множащиеся учреждения всемирной искупительной Веры", на "Святой Земле - Кибле мировой общины, сердце, непрестанно струящем могучие силы животворящей Веры, центральной точке, вокруг которой разворачивается разнообразная деятельность предустановленного свыше Административного Порядка". Основным зерном "Скрижали горы Кармель" были слова Бахауллы о том, что "отныне Господь ниспошлет Свой Ковчег вам и явит людей Бахаи, упомянутых в Книге Имен"; под "людьми Баха", пояснял Шоги Эффенди, следует разуметь членов Всемирного Дома Справедливости.
Тогда как Завещание Учителя оказывало влияние на весь мир благодаря возведению административных учреждений, которые Он так ясно обрисовал в Своей Хартии, а Его "Скриажль о Божественном Предначертании" подразумевала духовное завоевание планеты путем распространения учения Бахауллы и - соответственнл - рассматривала весь земной шар как поле сражения, - "Скрижаль горы Кармель" озаряет своей благодатью непосредственно гору Кармель, это "Святое Место", которое, как писал Шоги Эффенди, "под сенью крыл Усыпальницы Баба... пребудет главным Средоточием и Центром тех перевернувших мир, объявших его своей сетью и напрвляющих его административных учреждений, заповеданных Бахауллой и предсказанных Абдул-Баха, которые должны действовать в согласии с принципами, управляющими родственными институтами Хранительства и Всемирного Дома Справедливости".
Значение "ширящейся славы" этих учреждений, о которой так часто писал Шоги Эффенди в посланиях, с которыми обращался к единоверцами в последний год своей жизни, подвигло Джорджа Таунсенда написать ему 14 января 1952 года в письме, где он Благодарит Хранителя за возведение его в чин Десницы Дела: "Разрешите мне обратиться к Вам со скромными словами восхищения и благодарности за видение близящегося Торжества Божия, которое, исключительно благодаря Вашим заслугам, воочию предстало изумленному миру Бахаи".
В своих последних письмах Шоги эффенди раскрывал как полжение, так и некоторые функции новоучрежденного огана Десниц. Он приветствовал постепенное развертывание в "начальные годы" второй эпохи Века Строительства этого "величественного учреждения", которое Сам Бахаулла не только предвидел, но некоторых членов которого Он успел Сам назначить еще при жизни, и которое Абдул-Баха формально учредил в Своем Завещании. Помимо поддержки, которую Десницы Дела уже оказали Хранителю в Святой Земле при сооружении Усыпальницы Баба, укрепляя связи с израильским государством, расширяя масштабы международных вложений в Святой Земле и осуществляя предварительные меры по учреждению Всемирного Центр Бахаи, они также приняли участие в четырех крупных Межконтинентальных миссионерских конференциях, состоявшихся в течение Святого Года с октября 1952 по октябрь 1953 года, на которых они представляли Хранителя Веры и после которых - по его просьбе - объездили всю Северную, Южную и Центральную Америку, побывали в Европе, Азии и Австралии. В апреле 1954 года Шоги Эффенди заявли о том, что этот орган вступил во вторую фазу своего развития, знаменуемую укреплением связей между ним и Национальными Духовными Собраниями, занятыми выполнением Десятилетнего Плана; пятнадцать Десниц, находившихся за пределами Святой Земли, должны были в период Ризвана, каждый на своем континенте, назначить из числа верующих Вспомогательные Органы, членам которых предписывалось действовать в качестве "депутатов", "помощников" и "советников" при Десницах и оказывать им все большую помощь в проведении Десятилетнего Крестового Похода. Эти органы должны были состоять из девяти членов в Америке, Европе и Африке, семи - в Азии и двух - в Австралии. Они несли прямую ответственность перед Десницами за деятельность, проводимую на соответствующих континентах; Десницы, со своей стороны, обязаны были поддерживать тесные контакты с Национальными Собраниями своих регионов и информировать их о деятельности находящихся в их ведении вспомогательных органов; кроме того в их обязанности входило поддерживать тесную связь с Деницами Дела, находящимися в Святой Земле, которые действовали как связующее звено между ними и Хранителем. Как раз в это время Шоги Эффенди учредил Континентальные фонды Бахаи для обеспечения работы Десниц и сам внес первый взнос в каждый из них в размере тысячи фунтов.
Год спустя Шоги Эффенди поручил тринадцати Десницам Дела участвовать от его лица в тринадцати Съездах, намеченных на 1957 год для избрания новых Национальных Собраний; с момента, когда он официально назначил Десницы, до самой смерти Хранитель неизменно продолжал использовать их для этой цели. В 1957 году, ровно за четыре месяца до своей кончины, Шоги Эффенди в пространном телеграфном послании оповещает верующих о том, что "победоносное завершение ряда исторических мероприятий" и "свидетельства растущей враждебности извне", а также "настойчивые махинации внутри Движения" и предвидение "страшных столкновений приуготовленных сплотить Воинство Света борьбе светскими и церковными силами тьмы" неизбежно требует еще более тесного сотрудничества между Десницами всех пяти континентов и Национальными Собраниями, чтобы совместными усилиями раскрыть "бесчестные действия внешних врагов принятием мудрых эффективных мер противостоять их предательским замыслам" и защитить массы верующих, предотвратив распространение пагубного влияния этих злых сил. В начале телеграммы Шоги Эффени подчеркивает, что Десницы помимо новых обязанностей по присутствию на Национальных Духовных Собраниях в процессе осуществления Всемирного Духовного Похода должны отныне исполнять свою "первостепенную обязанность" - наблюдать за жизнью Всемирной общины бахаи и отстаивать ее интересы в тесном сотрудничестве с Национальными Собраниями. Свое величественное послание он завершает такими словами: "Призываю Десницы Национальные Собрания каждом континенте отныне самостоятельно установить прямой контакт по возможности часто получать отчеты соответственных Вспомогательных Национальных Комитетов осуществлять недремлющее наблюдение решительного исполнения неуклонно священных обязанностей. Обеспечить сохранение драгоценного духовного здоровья Веры общинах Бахаи жизненности веры отдельных членов правильное функционирование ее кропотливо обустроенных учреждений плодотворное всеохватное развитие ее предприятий исполнение ее конечной цели все прямо зависящее достойного исполнения нелегкой ответственности возложенной следующего чином Хранителя первым предопределенной свыше административной иерархии Миропорядка Бахауллы".
Последнее крупное послание в жизни Шоги Эффенди - датированное октябрем, но фактически разработанное еще в августе, - вновь подчеркивает важность и значение института Десниц Дела. В нем Шоги Эффенди не только назначает последний контингент Десниц, но и предпринимает в высшей степени значительный шаг, учреждая Вспомогательные Комитеты на каждом континенте: "Это позднейшее увеличение группы высокопоставленных служителей стремительно развивающегося Всемирного Административного Порядка, включая дальнейшее расширение высокого института Десниц Дела Божия, требует, ввиду недавнего принятия ими священной обязанности защитников Веры, того, чтобы Десницы назначали на каждом континенте соответственно Вспомогательные Комитеты, равные по числу членов уже существующим и исполняющие особую функцию - наблюдения за безопасностью Веры, таким образом дополняя деятельность своих предшественников и соратников, чей долг отныне должен состоять исключительно в исполнении Десятилетнего Плана".
Практически невозможно себе представить, в каком положении оказался бы мир Бахаи после смерти Шоги Эффенди, не позаботься он своевременно о Десницах Дела и не обяжи Национальные Собрания тесно сотрудничать с Десницами в исполнении первостепенной обязанности - защиты интересов Веры. И разве не различимо в этих последних посланиях темное облачко на горизонте, размером с ладонь?
Завещание Учителя недвусмысленно давало Шоги Эффенди полное право, обязывало его назначать Десницы Дела. В первые тридцать лет своего служения - за единственным исключением - он возводил людей в чин Десниц лишь посмертно. Это была высшая честь, какой мог удостоиться верующий при жизни или после смерти, и Шоги Эффенди удостаивал звания Десниц многих бахаи на Востоке и Западе уже после их кончины; наиболее выдающейся среди них была Марта Рут, которую Хранитель охарактеризовал как возвышеннейшую из Десниц, появившихся на протяжении первого века Веры с начала Века Строительства. Исключением же стала Амелия Коллинз. Хранитель телеграфировал ей 22 ноября 1946 года: "Ваши великие заслуги международном служении исключительная набожностбь и последние ваши достижения побудили меня возвести вас в чин Десницы Дела Бахауллы. Вы первая кто удостоен этой чести прижизненно. Время оглашения предоставьте на мое усмотрение". Обычно Шоги Эффенди извещал возводимого в чин Десницы одновременно с публичным оглашением своего решения. Троим из них - Фреду Шопфлохеру и Мусе Банани, которые были на паломничестве в Хайфе, когда Хранитель оповещал верующих о своем решении, - и мне он сообщил о возведении в чин лично. Не стану и пытаться описывать те чувства изумленя, собственной недостойности и почти чуда, которые переполняли сердца избранников. Каждый словно оказывался во власти благодатного потока еще большей любви и еще большей преданности Хранителю.
Создание Места, могущего стать, по выражению Шоги Эффенди, "центральным средоточием" могущественнейшего из институтов Веры, потребовало долгих лет подготовительной работы, включая отлаживание механизма Административного Порядка и возведение надстройки Усыпальницы Баба, а также общее укрепление Всемирного Центра. Место это представляло из себя не что иное, как место упокоения матери, сестры и брата Абдул-Баха, тех, по словам Шоги Эффенди, "трех несравненно драгоценных душ", которые "вслед за тремя Основными Героями нашей Веры возвышаются над множеством Письмен, мучеников, десниц, миссионеров и учредителей Дела Бахауллы".
Давним желанием Пресвятого Листа было, подобно своему брату, Махди, покоиться рядом с матерью, погребенной в Акке. Но когда Бахийа-ханум скончалась в 1932 году тело ее было подобающим образом предано земле на горе Кармель, рядом с Усыпальницей Баба. Шоги Эффенди явилась мысль перенести останки ее матери и брата, столь недостойно похороненных в Акке, в непосредственную близость к ее могиле, и в 1939 году он заказал в Италии два мраморных памятника, по стилю напоминающих тот, что высился над ее могилой. К счастью, оба памятника прибыли в Хайфу в целости и сохранности, несмотря на войну. Однако "конечное осуществление этой столь долго лелеемой в глубине сердца надежды" оказалось далеко не простой задачей. Процитирую выдержку из собственного опубликованного отчета об этих событиях, поскольку я, разумеется, находилась в то время в Хайфе: "Пока могилы готовили, высекая их в скале, Хранитель узнал, что нарушители Завета протестуют против права бахаи на перенесение праха матери и брата Абдул-Баха на новое место, хотя и опасаются заявить властям о своих так называемых притязаниях на погребение на правах родственников. Тем не менее как только гражданские власти получили истинное представление о положении вещей, а именно о том, что эти же самые родственники были заклятыми врагами Учителя и Его семьи, что они предали Дело Бахауллы во имя своекорыстных интересов и что Сам Абдул-Баха открыто обличает их в Своем Завещании, - они поддержали план Хранителя и немедленно подготовили необходимые бумаги для эксгумации останков. Опасаясь возможных дальнейших проволочек, Шоги Эффенди сам два дня спустя перевез останки Пресвятой Ветви и ее матери на гору Кармель".
На рассвете в сопровождении нескольких верующих Шоги Эффенди отправился в Акку, вскрыл одну могилу за другой и привез останки в Хайфу. Позднее он сам рассказывал мне об этом; для него самого во всех отношениях это было испытание близкое к нервному шоку. Во-первых, существовала вполне реальная опасность того, что нарушители Завета решатся вместе с частью своих сторонников явиться на кладбище и силой помешать осуществлению задуманного; в этом отношении они могли рассчитывать на симпатии мусульман, считающих вскрытие могил величайшим святотатсвом, и действительно в некоторых случаях эксгумация может превратиться в величайшее надругательство. Кроме того - стоять рядом с могилой, которую раскапывают на твоих глазах - дерзкое предприятие, тем более можно себе представить, каким испытанием это было для чувствительной натуры Шоги Эффенди! Когда сняли слой земли, лежавшей на гробе матери Учителя, он увидел, что дерево практически не повреждено за исключением нескольких мест сверху, после чего он приказал осторожно снять крышку. Хранитель сказал, что тело, завернутое в саван, лежало так, словно можно было различить живые черты, но рассыпалось в прах при первом же прикосновении. Тогда он спустился в могилу и собственными руками помог перенести кости и прах в новый, специально подготовленный гроб; потом гроб закрыли, погрузили в ожидавшую рядом машину и проехали на второе арабское кладбище, где была похоронена Пречистая Ветвь, и открыли ее могилу. Поскольку она была похоронена на двадцать лет раньше и захоронение производилось поспешно - Бахаулла находился в заключении и под строгим надзором в казармах Акки - гроб рассыпался полностью, и Шоги Эффенди вновь сам подобрал кости и несколько горстей праха и вновь сам положил их во второй, ожидавший своей очереди гроб. И хотя в целом все закончилось успешно, прежде чем вернуться в Хайфу, Шоги Эффендипришлось пережить несколько часов тяжелейшего нервного напряжения. я снова процитирую свои записи тех дней, потому что в них - куда более яркая картина произошедшего, чем то, что подсказывает мне память много лет спустя: "Сумерки окутали гору Кармель, и покровы тьмы сгустились над заливом Акки. Группа людей собралась в ожидании на ступенях возле ворот. Неожиданно люди приходят в волнение, садовник торопится включить освещение у входа, и в полосах яркого белого света появляется процессия. Человек в черном поддерживает плечом тяжелый край гроба. Это - Хранитель Дела, и он несет смертные останки Пречистой Ветви, возлюбленного сына Бахауллы. Медленно он и его спутники поднимаются по узкой дорожке и в молчании приближаются к дому, рядом с которым покоится Пресвятой Лист. Преданный слуга торопливо проходит вперед с ковром и светильником из Святой Усыпальницы и быстро подготавливает залу. Благородное, волевое лицо Хранителя появляется в дверном проеме, драгоценный груз по-прежнему опирается о его плечо, затем гроб на время оставляют в скромной комнате, окна которой обращены к Бахджи - Кибле Веры. И вновь те же преданные слуги, ведомые своим Хранителем, возвращаются к воротам и вновь поднимаются по тропинке с другой священной ношей - телом жены Бахауллы, матери Учителя".
5 декабря, к моменту, когда эта непростая задача была благополучно выполнена, американское Собрание получило от Шоги Эффенди следующую телеграмму: "Блаженны останки Пречистой Ветви и матери Учителя благополучно перенесены освященные окрестности Усыпальницы горе Кармель. Длившимся долгие годы унижением решительно покончено. Интриги нарушителей Завета целью сорвать планы потерпели поражение. Заветное желание Пресвятого Листа исполнилось. Сестра брат мать жена Абдул-Баха соединились вместе предназначенно образовать средоточие Административных Институтов Бахаи Всемирном Центре Веры. Донесите радостную весть всех американских верующих. Шоги Раббани". Полная подпись Хранителя требовалась, поскольку шла война и вся корреспонденция проходила цензуру.
Утонченный вкус и чувство гармонии, присущие всему, что делал Хранитель, в полной мере нашли отражение в мраморных памятниках, которые он воздвиг на могилах четырх близких родственников Абдул-Баха. Спроектированные в Италии по указаниям самого Шоги Эффенди и выполненные там же в белом каррарском мраморе, они были морем доставлены в Хайфу и установлены на заранее отведенных местах на протяжении десяти лет - с 1932 по 1942 год; вокруг них Хранитель разбил прекрасные сады, которые мы обычно называли "Сады Памятников" и которые он собирался превратить в центральную ось той арки на горе Кармель, вокруг которой в будущем объединятся Международные Институты Веры.
Три недели драгоценные останки лежали в комнате, о которой я рассказывала, а 26 декабря Шоги Эффенди телеграфировал: "Накануне Рождества возлюбленные останки Пречистой Ветви и матери Учителя были выставлены для торжественного прощания в Святой Усыпальнице Баба. На Рождество они были преданы священной земле горы Кармель. Присутствие церемонии ближневосточных верующих глубоко трогательно. Подобающе посвятить грандиозный Семилетний План американской общины вечной памяти этих двух святых душ которые вслед за Основателем Веры и Совершенным Образцом возвышаются вместе с Пресвятым Листом над всем сонмом верующих. Примите моего имени почетный вклад тысячу фунтов фонд Бахийи-ханум предназначенного для заключения следующем апреле окончательного контракта завершающей стадии возведения Машрик уль-Азкара. Не медлите воспользоваться бесценной возможностью обетованной помощи свыше".
Талант Хранителя - делать все с достоинством, подобающим образом, всегда верно следуя примеру своего возлюбленного деда, наилучшим образом проявился в тех почестях, которыми сопровождалось упокоение двух святых душ, столь любимых и Бахауллой и Абдул-Баха. Вообще все это событие настолько уникально в истории религии, что я чувствую настоятельную потребность рассказать здесь о нем как можно более полно. И вновь хочу привести отрывок из уже цитированной выше статьи: "Уложен последний камень двух склепов, полы выложены мрамором, дощечки с именами установлены в головах, земля выровнена, к месту их последнего упокоения ведут две дорожки... И вот вновь Хранитель несет их, чтобы выставить для торжественного прощания в Святой Гробнице Баба. Бок о бок, в неземном величии, лежат они у святого порога лицом к Бахджи, горят свечи, поставленные в изголовье гробов, верки положены в изножье... Следующим вечером, когда садилось солнце, мы вновь собрались в Святой Усыпальнице... Медленно, на руках верующих, которых ведет за собой Шоги Эффенди, ни на минуту не оставляющий свою драгоценную ношу... Вот они обошли вокруг Усыпальниц, и гроб возлюбленного Махди, который несет Хранитель, а вслед за ним гроб матери Учителя медленно проплывают мимо нас. Вокруг Усыпальницы, через освещенный сад, вниз по белой дорожке и дальше - по залитой лунным светом дороге следует эта торжественная процессия. Высоко, так, словно неведомая сила несет их по воздуху, над головами идущих следом, гробы движутся по предназначенному пути... Вот они проплывают перед нами, отчетливо видные на фоне ночного неба... Они приближаются, Хранитель почти касается щекой своей драгоценной ноши. Они движутся вперед, к склепам. Близок миг, когда Пречистая Ветвь обретет покой. Шоги Эффенди первым ступает на расстеленный на полу ковер и мягким движением опускает гроб на предназначенное место. Он сам кладет на него цветы, ласково проводит рукой. Затем, точно так же, Хранитель ставит гроб матери Учителя в соседнем склепе... Подходят каменщики, чтобы заложить вход в гробницы... Склепы усыпаны цветами, и Хранитель окропляет их розовым маслом... И вот звучит голос Шоги Эффенди, он поет Скрижали, явленные Бахауллой и предназначенные Им для чтения над могилами усопших".
Если вспомнить, что все эти события, столь деликатные по своей природе, столь волнующие, столь надрывные, происходили не менее, чем через два месяца после того как Хранитель оправился от тяжелейшего недуга, приковавшего его к постели, мы можем лишь вновь поразиться пафосу, которым была проникнута вся его жизнь, его несгибаемой решительности, мужеству и благочестию, которое вдохновляло его во всем.
В конце концов Шоги Эффенди, ведомый властной силою свыше, достиг своей цели и учредил "центральное Средоточие". Но только четырнадцать лет спустя он смог оповестить мир Бахаи о том, что намерен предпринять шаг, который "знаменует учреждение Всемирного Административного Центра Веры на горе Кармель - Арки, о которой говорит Бахаулла в заключительных строках Своей "Скрижали о горе Кармель". Шаг этот был - возведение здания Международных Архивов.
Еще в самом начале тридцатых годов, вскоре после завершения работ, связанных с постройкой трех дополнительных залов Усыпальницы Баба, Шоги Эффенди открыл во Всемирном Центре Архивы, временно размещенные в них и включавшие, прежде всего, драгоценные реликвии Бахауллы и Абдул-Баха, которыми уже владела семья Учителя и многие из старых верующих, живших в Палестине. Посещение Архивов было всегда глубоко волнующим. "Если бы кому-то довелось пройти по залам музей, в которых собраны подлинные реликвии, сохранившие память о днях жизни Христа, - писала я в 1937 году, побывав там, - то какие бы чувства охватили христианина? Если бы он смог увидеть Его сандалии, на которых сохранилась пыль дорог Вифлеема и Иерусалима, или плащ, облекавший Его плечи... или кусок холста, прикрывавший Его голову от солнца - какое чудесное, благоговейное вдохновение снизошло бы на последователей Его Веры! Если бы его глазам представилась хотя бы строка, начертанная Его рукой... Для большинства людей в мире все это лежит за пределами воображения; но бахаи, верующие в новейшее Явление Воли Божией на этой планете, удостоились такой неоцинимой привилегии".
Когда бахаи узнали больше об этих Архивах и о паломниках, все большее число которых посещало их, когда они увидели, как бережно хранятся исторические материалы и святыни, как красиво они оформлены, каким почетом окружены - они начали присылать из Персии поистине бесценные предметы, связанные с тремя Главными Героями Веры и с ее мучениками. Среди этих, всегда с готовностью принимаемых поступлений были предметы, принадлежавшие Бабу, подаренные Ростками, которые чрезвычайно обогатили собрание. Оно выросло до таких размеров, что позднее небольшой дом, где находились перед перезахоронением останки Пречистой Ветви и его матери, Хранитель превратил в дополнительные Архивы, и для удобства их стали называть "Большими" и "Малыми", а также "новыми" или "старыми" Архивами.
В 1954 году, во время первых лет Всемирного Похода, Шоги Эффенди решил приступить к строительству "первого из главных зданий, предназначенных составить основу Всемирного Администраитвного Центра Бахаи на горе Кармель". Его выбор пал на здание, которое он считал одновременно срочно необходимым и доступным, а именно, постройки, которая могла бы вместить святыни и исторические реликвии, собранные в Святой Земле, которые к тому времени были размещены розно в шести комнатах двух отдельных домов. К Новрузу 1954 года началась закладка фундамента. Выбирая первоначальный проект для важных построек, Шоги Эффенди руководствовался тремя вещами: здание должно быть красивым, иметь величественный вид и непреходящую художественную ценность, а не подражать преходящей (и, с его точки зрения, уродливой) современной архитектурной моде. Он был великим поклонником древнегреческой архитектуры и считал афинский Парфенон одним из красивейших зданий на земле; в данном случае он тоже ориентировался на пропорции Парфенона, единственно изменив ордер капителей, предпочтя ионический дорическому. После того как в окончательный проект были внесены его многочисленные поправки, Шоги Эффенди утвердил его, и постройка здания, которое он называл "впечатляющим и поразительно красивым" завершилась в 1957 году. Строимость строительства составила примерно четверть миллиона долларов; так же, как и Усыпальница баба, здание заказали в Италии, где полностью были изготовлены составляющие его блоки, затем на корабле перевезенные в Хайфу; все каменные части были пронумерованы, мало того - составлены подробные схемы, указывающие место установки каждой, что значительно облегчило и упростило процесс. Если не считать фундаментов и железобетонных панелей для пола, стен и потолка, можно с полным правом сказать, что здание целиком было создано за границей, а затем уже собрано на месте.
Никакое другое из предпринятых Шоги Эффенди начинаний не демонстрируют так ясно его оригинальность, полную независимость от посторонних взглядов и суждений, его решимость и необычайную скрупулезность. Сначал он долго выверял по протянутым на земле веревкам, обозначавшим размеры здания, какое именно положение оно будет занимать, и бился до тех пор, пока не достиг желательного результата; потом он приступил к благоустройству окружающего участка - прокладывал дорожки, сажал деревья, разбивал лужайки. После чего он уведомил Лироя Айоаса, которому было поручено наблюдение за работами в Хайфе (аналогично этому Уго Джакери наблюдал за проведением работ в Италии), что строительство должно начаться с задней части здания, так, чтобы его фронтон вписался в уже окружающие его сады, причем практически вся его длина с трех стороны была вымерена с точностью до плюс-минус пяти метров! В результате здание росло метр за метром, окруженное уже вполне разросшимися пышными садами, а когда оно было закончено, вокруг лежал не пустырь, как это обычно бывает, и создавалось впечатление, что оно стоит здесь уже годы. Невозможно не различить за всем этим руку Провидения, устроившего все так, что Хранитель с его безупречным вкусом, его совершенным чувством гармонии руководил постройкой от начала до конца и успел завершить ее до своей кончины. И действительно, приготовления были столь всеобъемлющи, что когда пришло время размещать в Архивах мебель в objets d'art он сам приобрел ее и обставил залы, практически все необходимое было под рукой, а исторические реликвии, которые он с таким тщанием собирал в Большом и Малом Архивах, с легкостью находили каждая свое место, уже предусмотренное Хранителем.
В последнем Послании к Ризвану, в котором Шоги Эффенди обратился ко всему миру Бахаи, ясно отражается его удовлетворение зданием Архивов - творением его рук; объявив о его завершении, Хранитель пишет о том, что оно "благодаря своей живописности, классическому стилю и изящным пропорциям, вкупе с величественным златоглавым Мавзолеем, высящимся за ним, в огромной степени способствует прославлению центральных институтов Мировой Веры, свившей свое гнездо в лоне священной Горы Божией".
В послании от 27 ноября 1954 года, адресованном миру Бахаи и вновь приуроченном к годовщине кончины возлюбленного Учителя, Шоги Эффенди подробно говорит о значении этого здания, делая акцент на том, что теперь, когда долгожданное приобретение необходимого участка земли свершилось, стало возможным приступить к возведению Международных Архивов Бахаи. "Возведение этого Здания, - продолжает он, - в свою очередь, предвозвещает, в течение последующих эпох Века Строительства Веры, сооружение других строений, которые послужат административными центрами таких ниспосланных свыше институтов, как институт Хранительства, Десницы Дела и Всемирный Дом Справедливости. Эти Здания в форме широко раскинувшейся арки, гармонизируя друг с другом по архитектурному стилю, окружат места последнего упокоения Пресвятого Листа, самой выдающейся женщины в рядах последователей Откровения Бахаи, ее брата, которого Бахаулла принес в жертву во имя ускорения движения мира на пути к его конечному единству, и их матери, которую Он провозгласил Свой избранной "спутницей во всех мирах Божиих". Полное завершение этого удивительного предприятия знаменует собою кульминацию развития всемирного предустановленного свыше Административного Порядка, чье начало уходит своими корнями в завершающие годы Героического Века Веры".
Столь великое значение придавал Шоги Эффенди этой "арке", линии которой он тщательно, пядь за пядью, выверял на земле и которая раскинулась на горе, подобно некоему огромному своду, сомкнувшемуся над местом упокоения ближайших родственников Абдул-Баха, и по правую руку от которой высятся ныне Архивы, что он писал о ее завершении в последнем Послании к Ризвану в 1957 году как о "плане, предназначенном обеспечить завершение арки, служащей основанием возведению будущих зданий, составляющих Всемирный Административный Центр Бахаи, - плане, который успешно завершен".
Found a typo? Please select it and press Ctrl + Enter.
Vebsaytning mazkur qismida bahoiylarning yakka va kollektiv tartibda, o‘z muassasalari orqali E’tiqodning Eron zaminida va yaqin Sharqda kurtak otib paydo bo‘lishi paytidan boshlab bugungi kundagi butunjahon bahoiy jamoasiga aylanguniga qadar qanday qilib Hazrati Bahoullohning Zuhuriga javob berganligi qarab chiqiladi.
