Второй период Годы служения Бахауллы (1853-1892)

В то время как Бахаулла вместе с небольшим числом Своих спутников переносил тяготы изгнания, конечной целью которого было стереть Его с лица земли, в Его родных краях, в Персии, неуклонно ширящаяся община Его последователей подвергалась гонениям еще более суровым и длительным, чем те испытания, что выпали на долю Его и Его спутников. И хотя уже не лились реки крови, в которых приняла крещение новая Вера, когда в течение одного только года, как утверждает Абдул-Баха, "более четырех тысяч человек было убито, и огромное множество женщин и детей остались без поддержки и защиты", - ненасытный и недремлющий враг совершал одно за другим кровавые злодеяния, отличавшиеся на сей раз даже большей жестокостью.

Насир ад-Дин шах, которого Бахаулла заклеймил как "Царя-Гонителя", как того, кто "делами своими заставлял горько скорбеть жителей городов праведных", в период, о котором идет речь, находился в расцвете лет и сила, достигнув полноты своей деспотической власти. Единолично распоряжавшийся судьмами страны, "цепко придерживающийся незапамятных преданий Древнего Востока"; окруженный "продажными, коварными и лживыми" советниками, которых он мог возвышать или низвергать по своей прихоти; Глава правительства, "в котором каждый лицедействовал, будучи одновременно обманщиком и обманутым"; объединившийся, в борьбе с Верой, с церковной иерархией, представлявшей поистине государство в государстве; поддерживаемый народом, известным своей жесткостью, прославившись своим фанатизмом, раболепием, алчностью и развращенностью, - этот своевольный монарх, лишенный возможности наложить руки на Бахауллу, вынужден был довольствоваться попытками искоренить в пределах собственных владений остатки набиравшей новые силы и внушавшей повсеместный страх общины. Следующими за ним по положению и могуществу были три его старших сына, которым он практически полностью передал полномочия во всем, что касалось внутренних дел и управления провинциями своего королевства. Провинцию Азербайджан он доверил слабому и нерешительному Музаффор ад-Дин-мирзе, престолонаследнику, который подпал под влияние секты шейхитов и выказывал явное почтение муллам. Жестокому, грубому и хитрому Масуду Мирзе, больше известному как Зилл ус-Султан, старшему из оставшихся в живых сыновей, чья мать была низкого происхождения, он доверил управление двумя пятыми своего королевства, включая провинции Йезд и Исфахан, тогда как любимому своему сыну Камрану Мирзе, которого обычно величали Найуб ус-Салтане, он отдал Гилян и Мазендаран, сделав его также губернатором Тегерана и назначив военным министром и главнокомандующим всей армией. Таково было соперничество между последними двумя принципами, что, стараясь превзойти один другого и снискать отцовскую милость, они, опираясь на поддержку находящихся в их подчинении главных муджтахидов, изо всех сил стремились затмить друг друга в таком похвальном деле, как преследование, искоренение и уничтожение членов беззащитной общины, которые по повелению Бахауллы прекратили оказывать вооруженное сопротивление даже для самозащиты, ибо Он учил, что "лучше быть убитым, нежели самому стать убийцей". Подобно им, выступавшие как главные зачинщики гонений со стороны церкви, Хаджи Мулла Али Кани и Сейид Садик Табатабаи - оба ведущие муджтахиды Тегерана, вместе с шейхом Мухаммадом Бакиром, их коллегой из Исфахана, и Мир Мухаммадом Хусейном, Имамом Джуме этого города, тоже не желали упустить хотя бы малейшую возможность обрушиться всей тяжестью своей власти на противника, чьего носившего все более официальный и легальный характер влияния они имели больше оснований бояться, чем сам государь.

Не удивительно поэтому, что, столкнувшись со столь опасной ситуацией, Вера вынуждена была уйти в подполье, и что основными чертами, характеризующими это смутное, беспокойное время, стали аресты, допросы, заключение в тюрьму, клевета и доносы, грабеж, пытки и казни. Начавшиеся паломничества в Адрианополь, а затем в Акку, где приняли внушительные размеры, равно как и распространение Скрижалей Бахауллы и вдохновенные рассказы, из уст в уста передававшиеся теми, кому удалось добиться Его аудиенции, еще больше разжигали ненависть среди духовных и светских властей, которые наивно вообразили, будто раскол, произошедший среди последователей Веры в Адрианополе, и пожизненное изгнание ее Вождя навсегда предрешили судьбу Дела и обрекли его на гибель.

В Абадихе некто по имени Устад Али Акбар, по наущению одного из местных сейидов был схвачен и так жестоко исхлестан плетьми, что тело его было с ног до головы залито кровью. В деревне Такур по повелению шаха у жителей отобрали все имущество, Хаджи Мирзу Реза Кули, единоутробного брата Бахауллы, схватили, препроводили в столицу и бросили в темницу Сейах Чаль, где он пробыл целый месяц, а его сводного брата, Мирзу Хасана, тоже приходившегося единоутробным братом Бахаулле, клеймили каленым железом, после чего соседняя деревня Дар Кала была предана огню.

Ага Будург из Хорасана, знаменитый "Бади" (Чудесный); обращенный в Веру Набилем; тот, кого именовали "Гордостью Жертв"; тот, кто семнадцатилетним юношей доставил Скрижаль Насир ад-Дин-шаху; в чью душу, по словам Бахауллы, Господь "вдохнул дух величия и мощи", - был схвачен; три дня и три ночи его пытали раскаленным железом, били прикладами по голове, превратив ее в бесформенное месиво, после чего бросили тело в яму, забросав землей и камнями. Посетив Бахауллу, когда Тот уже третий год томился в казармах, Бади, исполненный рвения, предложил в одиночку, пешком отправиться в Тегеран и передать Скрижаль государю. Четыре месяца потребовалось ему, чтобы добраться до столицы, где, проведя три дня постясь и выжидая, он наконец встретил шаха, следовавшего со свитой на охоту в Шимран. Спокойно и с достоинством приблизившись к шаху, Бади произнес: "О царь! Я явился к тебе из Шебы с важной вестью". По приказу государя Скрижаль взяли из рук юноши и передали тегеранским муджтахидам, которым шах повелел ответить на Послание. Однако муджтахиды отказались исполнить повеление шаха, предложив вместо этого предать посланника смерти. Впоследствии шах переправил Скрижаль персидскому послу в Константинополе, надеясь, что по прочтении ее министры султана воспылают к Бахаулле еще большей ненавистью. Три года не переставал Бахаулла восхвалять в своих писаниях героизм юноши, характеризуя принесенную им жертву как "соль Моих Скрижалей".

Аба Басир и Сейид Ашраф, чьи отцы погибли при осаде Зенджана, были в тот же день обезглавлены на одной из столичных площадей, причем Аба Басир, даже стоя на коленях и молясь перед смертью, давал своему палачу советы, как лучше нанести удар, в то время как Сейид Ашраф, избитый так, что кровь сочилась из-под его ногтей, был обезглавлен, сжимая в объятьях тело своего мертвого друга. Мать Ашрафа, когда ее послали в тюрьму к сыну в надежде, что ей удастся уговорить его отречься, сказала ему, что, если он предаст свою веру, она откажется от него, велела ему последовать примеру Аба Басира и не проронила ни единой слезы, глядя на умирающего сына. Богатого и знатного Мухаммад Хасана Хана Каши так безжалостно избили палками, что он скончался, не вынеся испытания. В Ширазе по приказу местного муджтахида Мирза Ага Рикаб Саз вместе с Мирзой Рафи Хайатом и Машхади Наби были задушены в один и тот же час глухой ночью; мертвые тела бросили на поругание толпе, забросавшей их нечистотами. В Кашане шейху Аб уль-Казим Мадхани предложили чашу с водой, поскольку он уверял, что жаждет испить чашу мученичества, и нанесли ему смертельный удар, когда он склонился над чашей с молитвой.

Мирза Бакир Ширази, который с несравненным набожным благоговением переписывал Скрижали Бахауллы в Адрианополе, был казнен в Кермане, а в Ардикане на старого, немощного Гуль Мухаммада напала беснующаяся толпа, и двое сейидов, бросив старика на землю, так затоптали его своими подкованными сапогами, что сломали все ребра, выбили зубы, а после этого тело выволокли за городские ворота и бросили в ров только ради того, чтобы на следующий день снова вытащить его, проволочь по улицам города и, наконец, оставить непогребенным на пустыне. В городе Мешхеде, известном необузданным фанатизмом своих жителей, восьмидесятипятилетнему старику Хаджи Абд уль-Маджиду, отцу уже упомянутого Бади, одного из немногих выживших защитников форта Табарси, который после мученической смерти сына посетил Бахауллу и, исполненный рвения, вновь вернулся в Хорасан, - Хаджи Абд уль-Маджиду снизу доверху вспороли живот, а голову на мраморной плите выставили преед толпой глумящихся зевак, а затем проволокли тело по площадям и базарам и оставили в морге, откуда его смогли забрать родственники.

В Исфахане по приказу шейха Мухаммада Бакира был обезглавлен Мулла Казим, а мертвое тело топтали лошадьми, после чего бросили в огонь; Сейиду Ага Джану отрезали уши и на веревке водили по улицам и базарам. Месяц спустя в том же городе разыгралась трагедия двух знаменитых братьев - Мирзы Мухаммад Хасана и Мирзы Мухаммад Хусейна, "двух светочей-близнецов", нареченных соответственно "Султан уш-Шухада" (Царь Мучеников) и "Махбуб уш-Шухада" (Возлюбленный Мучеников), которые прославились своим благородством, честностью, добротой и набожностью. Виновником их мученической смерти стал порочный и бесчестный Мир Мухаммад Хусейн, Имам Джуме города, которого Бахаулла заклеймил как "ядовитую змею": помня о большой сумме, которую он задолжал братьям, вступая с ними в деловые сделки, Мир Мухаммад замыслил разом избавиться от долга, обвинив братьев в том, что они - последователи Баба, и таким образом обрекая их на смерть. Их богато обставленные дома были разграблены, не уцелели даже деревья и цветы в их садах, остальное же имущество было конфисковано; смертный приговор вынес шейх Мухаммад Бакир, которого Бахаулла назвал "волком"; Зиль ус-Султан утвердил это решение, после чего братьев заковали в цепи, обезглавили, выволокли на Мейдан Шах, где над ними надругалась потерявшая окончательно человеческий облик, кровожадная толпа. "Так пролилась кровь двух братьев, - пишет Абдул-Баха. - И даже христианский священник в Джульфе сетовал, стенал и скорбел во весь тот день". Несколько лет в Своих Скрижалях Бахаулла продолжал упоминать о судьбе братьев, возглашал Свою скорбь по ним и восхвалял их добродетели.

Муллу Али Лжана заставили пешком проделать путь от Мазендарана до Тегерана; путешествие оказалось столь тяжелым, что под конец на шее у несчастного появились кровоточащие раны, а нижняя половина туловища вздулась и опухла. В день своей мученической кончины он попросил воды, свершил омовение, прочитал молитвы, щедро вознаградил своего палача и вновь вернулся к молитве, пока лезвие кинжала не перерезало ему горла, после чего его тело забросали грязью и оставили на три дня на всеобщее обозрение, и, наконец, разорвали на куски. В Намике Муллу Али, обратившегося в Веру еще при жизни Баба, избили так жестоко, переломав ему все ребра топором, что он немедленно скончался. Мирза Ашраф погиб в Исфахане: шейх Мухаммад Тахи Наджафи, "сын волка", и его ученики топтали и пинали ногами его тело, жестоко его изувечив, а затем бросили толпе, чтобы она сожгла останки; обугленные кости погребли под развалинами стены, специально разрушенной для этой цели.

В Йезде при подстрекательстве муджахида этого города и приказу жестокосердного Махмуда Мирзы, Джалул уль-Доуле, губернатора и сына Зилл ус-Султана, семеро человек было убито в один день при самых ужасных обстоятельствах. Первого из них, двадцатисемилетнего Али Ашгара, задушили, а тело - отдали в руки нескольким евреям, которые, принудив шестерых друзей убитого сопровождать их, протащили труп по улицам, запруженным народом и солдатами, бившими в барабаны и трубившими в трубы; после этого, добравшись до здания телеграфа, отрубили голову восьмидесятипятилетнему Мулле Махди и подобным же образом протащили его тело в другой квартал, где при виде огромного скопления зевак, обезумев от исступленных, оглушительных звуков музыки, предали подобной же казни Агу Али. Затем, ведя за собой четверых оставшихся в живых, они проследовали к дому местного муджтахида и на глазах у толпы перерезали горло Мулле Али Сабдивари, который обращался к обступившим его людям, прославляя неизбежный час своей мученической смерти, потом, еще живого, изрубили саблями, а череп раздробили камнями. В другом квартале, недалеко от ворот Михриз, они убили Мухаммад Бакира, а затем в Майдан Хане под громоподобные звуки барабанов и труб, заглушавших дикие вопли толпы, обезглавили еще оставшихся в живых двух братьев, едва достигших двадцати лет, Али Ашгара и Махуммад Хасана. Мухаммад Хасану вспороли живот, вырвали сердце и печень, насадили голову на пику и под барабанный грохот, высоко подняв, пронесли по улицам города, после чего, повесив на ветви шелковицы, швыряли в нее камнями, как в мишень. Тело бросили перед дверьми дома его матери; женщины же, бывшие в толпе, ворвались внутрь, чтобы плясать и веселиться. Даже куски истерзанной плоти люди уносили с собой, чтобы использовать как лекарственное средство. В конце концов отрубленную голову Мухаммад Хасана приставили к нижней части тела и вместе с телами остальных жертв сожгли в городском предместье, безжалостно раздробив черепа камнями; потом заставили тех же евреев вывезти останки и бросить их в ров на равнине Салсабиль. Губернатор объявил в городе праздник, все лавки по его приказу были закрыты, ночью улицы были празднично освещены - таким ликованием завершилось одно из самых чудовищных преступлений современности.

Подобным же образом ни обратившиеся в Веру евреи, живущие в Хамадане, ни персы из Йезда не избегли нападок врагов, в исступленной ярости взиравших на то, что свет Веры проникает в места, которые они уверенно считали своей вотчиной. Даже в Ашхабаде члены недавно основавшейся шиитской общины, завидуя растущему престижу последователей Бахауллы, живших бок о бок с ниим, подговорили двух бродяг среди бела дня на базарной площади напасть на семидесятилетнего Хаджи Мухаммада Реза Исфахани: старику нанесли более тридцати двух ран, вспороли ему живот, вырезали печень и рассекли грудь. Военная следственная комиссия, направленная русским царем в Ашхабад, после длительного расследования установила вину шиитов, приговорив двоих к смертной казни и еще шестерых - к изгнанию, - приговор, который не удалось смягчить ни Насир ад-Дин-шаху, ни улемам Тегерана, Мешхеда и Тебриза, но который, к великому удивлению русских властей, был заменен более легким наказанием благодаря великодушному вмешательству членов скорбящей общины.

Таковы были некоторые типичные примеры обращения, которому подвергались со стороны противников Веры члены образующихся общин последователей Бахауллы во время его изгнания в Акку, - обращения, которое поистине свидетельствует о "жестокости и бессердечии, равно как и о дьявольской изобретательности".

"Инквизиторские расследования и пытки", последовавшие вслед за покушением на Насир-ад-Дин-шаха, уже, по выражению лорда Керзона Кедлстонского, дали Вере "запас жизненных сил, которые не мог придать ей ни один внешний фактор". Ужесточение гонений, потоком недавно пролитой крови мучеников еще больше укрепили корни, которые святой Росток пустил в родную почву. Вопреки кровавой политике огня и меча, с помощью которой их хотели уничтожить, не растерявшись при виде трагических потрясений, обрушившихся на силой вырванного из их среды Вождя, не затронутые безрассудными и подстрекательскими действиями того, кто нарушил Завет Баба, последователи Бахауллы множили свои ряды и молча собирались с ислами, необходимыми для того, чтобы позже поднять голову и свободно приступить к созиданию основ своих институтов.

Вскоре после визита в Персию осенью 1889 года лорд Керзон Кедлстонский заявил, дабы исправить "великую путаницу" и "ошибки", которыми изобиловали труды "многих европейских и английских авторов", писавших о Вере, что "ныне бахаи по приблизительным подсчетам включают девяносто процентов бывших последователей Баба". Граф Гобино еще в 1865 году свидетельствовал: "Z'opininion generale est que les Babis sont repandus dans toutes les classes de la population et parmi tous les religionnaires de la Perse, sauf les Nusayris et les Chretiens; mais ce sont surtout les classes eclairees, les hommes pratiquant les sciences du pays, qui sont donnйs comme tres suspects. On pense, et avec raison, ce semble, que beaucoup de mullas, et parmi eux des mujtahids considerables, des magistrats d'un rang eleve, des hommes qui occupent а la cour des fonctions importantes et qui approchent de prиs la personne du Roi, sont des Babis. D'aprиs un calcul fait recemment, il y aurait a Tihran cinq milles de ces religionnaires sur une population de quatre-virgt milles а a peu pres... Ze Babisme a pris une action considtrable sur l'intelligence de la nation persane, et, se rйpendant mкme au delа des limites du territoire, il a deborde dans le pachalik de Baghdad, et passe aussi dans Z'Inde... Un mouvement religieux tout particulier dont l'Asie Centrale, c'est-а-dire la Perse, quelques points de l'Ynde et une partie de la Turquie d'Asie, aux envirins de Baghdad, est aujourd'hui vivement preoccupee, mouvement remarquable et digne d'кtre etudie а tous les titres. Il permet d'assister а des developpents de faits, а des catactrophes telles que l'on n'est pas habitue а les imaginer ailleurs que dans les Temps recules o se sont produites les grandes religions"*.


* Общее мнение таково, что бабиды встречаются ныне среди всех слоев населения и представителей всех религий, существующих в Персии, за исключением нусайритов и христиан; однако наиболее подвержены влиянию религии люди просвещенные, занимающиеся изучением наук. Полагают, и, я думаю, справедливо, что многие муллы, а среди них - видные муджтахиды, высокопоставленные чиновники, люди, исполняющие важные должности при дворе и приближенные к особе государя, - бабиды. Недавно было подсчитано, что в Тегеране проживает пять тысяч приверженцев этой религии, тогда как общее население города составляет приблизительно восемьдесят тысяч душ". И далее: "...Бабизм не только оказал значительное воздействие на персидскую интеллигенцию, но распространился и за пределы страны - в багдадский пашалык и даже в Индию". И вновь: "...Совершенно необычное религиозное движение, которым живо интересуются теперь в Центральной Азии, то есть в Персии, в некоторых уголках Индии и в азиатской части Турции, в окрестностях Багдада, - движение весьма примечательное и достойное самого разностророннего изучения. Здесь поневоле становишься свидетелем такого развития событий и таких катастроф, которые воображение привыкло рисовать нам лишь в прошлом, либо которые являются следствием возникновения великий религий". (фр.).

"Однако эти перемены, - пишет далее лорд Керзон, имея в виду Провозглашение Миссии Бахауллы и мятеж Мирзы Йахья, - никоим образом не помешали, а похоже, и напротив, ускорили распространение новой религии, которая завоевывает популярность со скоростью, необъяснимой для тех, кто способен видеть в ней лишь грубую форму политического или даже метафизического, духовного брожения. По самым заниженным подсчетам, число бабидов в Персии сейчас составляет полмиллиона человек. Полагаю, после бесед с компетентными людьми, что общее число их ближе к миллиону". "Их можно встретить, - добавляет он, - буквально на каждом шагу, повсюду: от министра и придворного до мусорщика или лакея, и само мусульманское духовенство - не последняя из сфер их влияния". "Из фактов, что бабизм, - также свидетельствует лорд, - в ранние годы своего существования вступил в конфликт с гражданскими властями, что бабиды предприняли покушение на жизнь шаха, часто делают неправильный вывод о том, что движение было изначально политическим и нигилистическим по характеру... В настоящее время бабиды пользуются одинаковыми правами и так же лояльны по отношению к короне, как и прочие подданнные. Несправедливыми кажутся и обвинения их в социализме, коммунизме и безнравственности - понятия, которые так часто путают при незрелом суждении... Единственная коммунистическая идея, распространявшаяся Им (Бабом), заключена уже в Новом Завете и раннехристианской церкви, а именно: общее пользование имуществом в рамках общины, подаяния и благотворительность в самом широком смысле слова. Обвиннеие в безнравственности, видимо, частью является плодом злоумышленной клеветы противников Веры, частью - политики раскрепощения женщины, которую проповедовал Баб и которая в восточном сознании практически неотличима от призывов к распутству". И наконец, лорд Керзон делает следующее предположение: "Если бабизм будет продолжать расти такими же темпами, то недалеко время, когда он вытеснит мусульманство с земли Персии. Не думаю, чтобы это могло случиться, пока он будет выступать как некая враждебная религия. Но если он начнет вербовать лучших солдат крепости, которую атакует, шансы на то, что он в конце концов возобладает, станут куда больше".

Заключение Бахауллы в крепости-тюрьме Акке, обрушившиеся на Него невзгоды, тяжкие испытания, которым подверглась община Его последователей в Персии, не смогли остановить и вообще в какой-либо мере препятствовать могучему потоку Божественного Откровения, которое непрестанно изливалось из-под Его пера и от которого в будущем напрямую зависели ориентация, цельность и дальнейшее распространение Его Веры. И действительно, по охвату и количеству Его писания в годы заключения в Величайшей Темнице превосходят то, что было создано в Адрианополе или Багдаде. Более замечательное, чем коренное изменение условий Его собственной жизни в Акке, более значимое по духовным последствиям, чем кампания гонений, не стихающая благодаря усилиям врагов Его Веры на Его родной земле, это беспрецедентное увеличение Его творческой активности во время изгнания в Акку должно рассматриваться как одна из наиболее вдохновенных и плодотворных стадий на пути развития Его Веры.

Яростные бури, потрясавшие Веру, в первые дни Его служения, и ледяное, опустошительное дыхание, коснувшееся ее в начале Его пророческой деятельности, вскоре после Его изгнания из Тегерана, под конец Его пребывания в Багдаде сменилось важной порою Его Миссии - порою, которая увидела, как приходят в движение силы, заложенные в Божественном Ростке, дремавшие вплоть до трагической гибели Его Предтечи. С Его прибытием в Адрианополь и провозглашением Его Миссии, Светило Его Откровения достигло зенита и отныне сияло, о чем свидетельствуют стиль и тон Его писаний, во всей полноте своей полуденной славы. За годы Его пребывания в Акке подошел к концу процесс медлненого созревания, за эти годы был собран урожай отборнейших плодов Его миссии.

Писания Бахауллы этого периода, если мы обозреем все обширное поле затронутых ими тем, распадаются на три категории. Первая включает сочинения, ставшие последствием провозглашения Его Миссии в Адрианополе. Вторая - включает законы и заповеди Его Завета, по большей части собранные в Его Наисвятейшей Книге - Китаб-и-Акдасе. К третьей можно отнести те Скрижали, где частично провозглашаются, а частично подтверждаются вновь основные догматы и принципы, лежащие в основе этого Завета.

Провозглашение Его Миссии, как уже отмечалось, было обращено непосредственно к царям и повелителям Земли, которые, будучи облечены верховной властью, несли особую ответственность за судьбы своих подданных. Именно им, светским властителям мира, а также ведущим религиозным деятелям, оказавшим не меньшее воздействие на массы своих последователей, и обращал Узник Акки Свои призывы, предостережения и увещевания в первые годы Своего заточения в этом городе. "После прибытия Нашего в эту Темницу, - пишет Он Сам, - вознамерились Мы передать царям послания Господа их, Могучего и Всеславного. Невзирая на то, что Мы уже сообщали им в нескольких Скрижалях то, что было велено Нам сообщить, Мы сделали это вновь, в знак милости Божией".

Царям Земли, Востока и Запада, равно христианам и мусульманам, к которым уже были обращены Его наставления и предостережения в Суре-йе Мулук, явленной в Адрианополе, тем, кого так страстно порицал Баб в первой главе Кайум уль-Асмы в ночь Провозглашения Своей Миссии, Бахаулла, в самые мрачные дни Своего заключения в Акке, обратил один из наиболее возвышенных отрывков Своей Наисвятейшей Книги. В этих отрывках Он призывал их твердо придерживаться "Величайшего Закона"; провозглашал себя "Царем Царей" и "Чаянием Народов"; объявлял их Своими "вассалами" и "знаками Своего господства", отрицал всякий помысел завладеть их царствами; повелевал покинуть свои дворцы, дабы не упустить возможность вступить в Его царствие; восхвалял владыку, который поднимется на защиту Его Дела, как "соль рода человеческого"; и наконец, обвинял их за те несчастья и беды, что обрушились на Него по их воле.

В Своей Скрижали королеве Виктории Он, кроме того, советует царям придерживаться "Малого Мира", раз уж они отвергли "Мир Великий"; призывает примириться между собою, объединиться и уменьшить число своих войск; повелевает им не обременять чрезмерно своих подданных, которые, учит Он, не что иное, как "дети" их и "сокровища"; возглашает принцип, согласно которому, если кто из них поднимется с оружием на другого, то все остальные должны подняться против него, и остерегает обращаться с Ним так, как то сделал "Царь Ислама" и его министры.


НАРУШЕНА НУМЕРАЦИЯСТРАНИЦ!!!!!!!!!!

К самому выдающемуся и влиятельному монарху Запада в ту пору, французскому императору Наполеону III, которого Он величает "Верховным Владыкой" и который, по Его собственному выражению, "отринул" Скрижаль, явленную для него в Адрианополе, Он, заключенный в армейских казармах, обратился с новой Скрижалью и передал ее с французским представителем в Акке. В этой, второй Скрижали Он возвещает приход "Того, Кто Свободен от Всех Уз", чья цель -"пробудить мир" и объединить народы; недвусмысленно утверждает, что Христос был Провозвестником Его Миссии; предрекает, что "звезды падут с небес знания" тех, что отвернулись от Него; ставит на вид монарху его неискренность и ясно пророчествует, что его царство будет "ввергнуто в смуту", что он "утратит власть над своей империей", что "потрясения ждут народ сей земли", если их повелитель не поднимется на защиту Дела Господня и не последует за Тем, Кто Есть Его Дух.

В памятных, незабываемых отрывках, обращенных к "Правителям Америки и Президентам Республик по ту сторону океана", Он в Своем Китаб-и-Акдасе взывает "украсить храм их владений дарами справедливости, и осенить страхом Господним, и венчать главу доминиона памятью" об их Повелителе; заявляет, что "Обетованный" явился; советует не избегать "Дня Божия" и повелевает "скрепить десницей справедливости" то, что было разрушено, и "сокрушить" "гонителя" жезлом заповедей и наставлений Господа их, Властного и Премудрого".

Всемогущему русскому царю Александру II Он, томясь в заключении, направляет Послание, где возглашает приход обетованного Пастыря, которого "восхваляли уста Исайи", чье Имя сияет со страниц Торы и Евангелия"; призывает "подняться, дабы объединить народы и племена во имя Господа"; остерегает, "чтобы данная ему власть не отвратила его от "Того, Кто Властелин Властелинов"; выражает признательность за помощь, оказанную Ему русским послом в Тегеране, и призывает не предавать высокого назначения, определенного ему Богом.

Королеве Виктории Он в те же дни адресует Послание, в котором призывает ее приклонить слух ко гласу Господа ее, Владыки рода людского; повелевает, "отринув все земное", сердцем своим обратиться к Господу Предвечному; утверждает, что "реченное в Святом Писании ныне свершилось"; уверяет, что Бог вознаградит ее "за то, что она запретила работорговлю", если она и далее будет следовать Его повелениям; поощряет как благое деяние то, что "она доверила бразды правления представителям народа"; увещевает их "рассматривать себя как представителей всего живущего" и "творить суд между людьми беспристрастно и по справедливости".

В знаменитом отрывке из Китаб-и-Акдаса, обращенном к Вильгельму I, королю Пруссии, недавно провозглашенному императору единой Германии, Он повелевает государю прислушаться к Его гласу, Гласу Самого Бога; предупреждает, чтобы тот умерил свою гордыню, дабы она не мешала ему признать "Зарю Божественного Откровения", и увещевает не забывать пример государя (Наполеона III), "чья слава и власть были выше", но кто в одночасье "впал в великое ничтожество, а могущество его обратилось во прах". Далее в той же Книге Он торжественно обращается к "берегам Рейна", предсказывая, что "карающий меч обрушится на них" и что "стенания будут раздаваться от стен берлинских", ныне "пребывающих в блеске преходящей славы".

В другом примечательном отрывке из Китаб-и-Акдаса, обращенном к Фпанцу-Иосифу, австрийскому императору и наследнику Священной Римской империи, Бахаулла укоряет государя за то, что тот, совершая паломничество в Иерусалим, не снизошел до того, чтобы поинтересоваться Его судьбой; призывает Бога в свидетели того, что "заботясь о Стволе, он забывает о Корнях"; сокрушается при виде егонерешительности и заблуждений и повелевает ему открыть глаза, "дабы узреть Свет, ярким пламенем воссиявший над Горизонтом".

Вскоре после прибытия в Акку Он обратился к Али-паше, Великому везирю турецкого султана, со второй Скрижалью, в которой Он порицает его за жестокость, "подобную языкам адского пламени, заставившим Дух скорбеть и печалиться"; перечисляет его деспотические поступки; обвиняет его как одного из тех, кто с незапамятных времен обличал Пророков как сеятелей раздора и смуты; предсказывает его падение; пространно повествует о Своих страданиях и страданиях Своих товарищей по изгнанию; восхваляет их стойкость и кротость; предрекает, что "страшный гнев" Господень обрушится на него и его властителей, что "ополчатся они друг на друга"; а также утверждает, что не будь он так слеп, то оставил бы все свое имение и "поспешил укрыться в каменных стенах этой Величайшей Темницы". В Лоух-е Фуад, касаясь преждевременной смерти министра внешних дел султана Фуада-паши, Он в следующих словах подтверждает Свое вышеупомянутое предсказание: "Скоро отвергнем Мы от Себя его (Али-пашу) и ему подобных и возложим руки на повелителя их (султана Абд уль-Азиза), что правит этой землею, истинно, истинно говорю вам это Я, Всемогущий и Всеобъемлющий".

Не менее откровенны и возвышенны послания - некоторые в виде отдельных Скрижалей, другие - рассеянные среди остальных Его писаний, - которые Бахаулла направил ведущим духовным деятелям мира разных вероисповеданий, - посланий, в которых Он ясно и решительно излагает основные требования Своего Откровения, порицает иерархов за то, что они остались глухи к Его призыву, и в некоторых отдельных случаях обличает их порочность, гордыню и деспотизм.

На бессмертных страницах Своего Китаб-и-Акдаса и других Скрижалей Он повелевает духовным вождям "пребывать в страхе Божием", "быть более воздержанными в своих писаниях", "бежать пустных и бесплодных мечтаний, дабы обратить свои взоры к Горизонтам Истины"; предупреждает, чтобы они " подходили к каждому слову Книги Божией (Китаб-и-Акдаса) с иным мерилом, чем то, что принято среди них"; называет эту Книгу "Непогрешимой Мерой, установленной для человеков"; скорбит об их слепоте и заблуждении; утверждает превосходство Своего въдения, проникновения, слога и мудрости; провозглашает прирожденность и богоданность Своего знания; предостерегает "не опутывать людей новыми сетями", ибо Он Сам "порвал сети лжи"; обвиняет в том, что "они были причиной неприятия Веры в ее первые дни"; и наконец, заклинает их "справедливо и доброжелательно принять то, что исходит от Него" и "не тщиться затмить Истину своими измышлениями".

К Папе Пию IX, бесспорному главе самой могущественной церкви в христианстве, наделенному всей полнотой мирской и духовной власти, Он, узник, томящийся в армейских казармах штрафной колонии Акка, обратился с важным и убедительно обоснованным Посланием, в котором возвещает, что "Он, Кто есть Царь Царей, явился, осененный облаками", и что "Слово, Кое восприял Сын, явлено". Более того, Он предостерегает Папу вступать с Ним в спор, подобно тому, как фарисеи в древности оспаривали Христа; повелевает оставить свои роскошные дворцы тем, кто желает их, раздать "украшения и драгоценности", которыми он владеет, дабы "очистить пути Господни", оставить свое царство царям земным, "восстать... среди народов Земли", дабы обратить их в Его Веру. Отдавая ему дань как одному из солнц на небосводе имен Божиих, он предостерегает его от тьмы, "которая может объять" его; призывает "дать отповедь царям" и "общаться со всяким как с равным, кто бы он ни был"; и наконец, советует припасть к стопам своего Господина и последовать Его примеру.

К патриархам христианской церкви Он обратился с отдельным словом, возвещая о "пришествии Обещанного; увещевая "пребывать в страхе Божием" и не следовать "суетным вымыслам и предрассудкам"; указуя отречься от своего именья и "держаться Скрижали Господней, на которой начертаны знаки Его могущества". Подобным же образом Он заявляет христианским, что "Он есть Повелитель человеков", что они "мертвецам подобны" и что велика благодать того, кто, "колеблемый и овеваемый ветрами Божьими, восстал из мертвых под Именем явным". В отрывках, обращенных к епископам, Он объявляет о том, что "раздался глас Отца Вечного между небом и землею", предсказывает, что падут они, словно звезды с небес Его знания, и утверждает, что тело Его "жаждет креста", а Глава Его "готова склониться пред мечом на путях Всемилостивого". Христианским священникам Он повелевает "оставить свои колокола" и изойти из церквей своих; призывает "возгласить громко Величайшее Имя среди народов"; уверяет, что собирающий людей во Имя Его "явит превосходящее все силы земные"; предупреждает о том, что "настал День Воздаяния", и советует всем сердцем обратиться к "Господу их, Милостивому и Добросердному". В многочисленных отрывках, обращенных к монахам, он повелевает им не уединяться в церквях и монастырских кельях, но заняться тем, что могло бы принести пользу их душам и душам людским; предписывает вступать в браки и утверждает, что если они последуют за Ним, Он сделает их наследниками Царствия Своего, а если же будут препятствовать Ему, то Он, в Своем долготерпении, вынесет и это.

И наконец, в нескольких отрывках, обращенных ко всем последователям Иисуса Христа, Он отожествляет Себя с "Отцом", о котором говорит пророк Исайя, с "Утешителем", чей Завет Он, Который и есть Дух (Христос), установил Сам, а также с "Духом Истины", который приведет их "в царствие полной истины"; объявляет о том, что День Его есть День Божий; возвещает о слиянии реки Иордан с "Величайшим Океаном"; говорит об их небрежении и слепоте, равно как и обещает "открыть перед ними врата царства"; утверждает, что обетованный "Храм" воздвигнут руками и волею их Господа, Могучего и Благостного; повелевает "порвать завесы" и во Имя Его вступить в Его Царство; вспоминает слова Христа, обращенные к Петру, и уверяет, что если они последуют за Ним, то Он сделает их "движителями человечества".

К мусульманскому духовенству Бахаулла обращал многочисленнейшие отрывки, рассеянные на страницах Его писаний и Скрижалей. В них Он страстно обличает жестокость мусульманских священников; обвиняет их в гордыне и тщеславии; призывает отречься от своего имения; искать мира и прислушиваться к Его словам; а также утверждает, что благодаря их действиям "народ ввержен в смуту, основы Ислама извращены, а его могущественный престол низвержен". К персидским священнослужителям Он обращается особо, обвиняя их и клеймя их дела, пророчествуя о том, что "слава их обернется прахом, и низко падут они", и что сами узрят, как падает на них кара Божия, предопределенная "Тем, Кто есть Всемогущий и Всеведающий".

Помимо этого, Он обратился к еврейскому народу, возвещая, что Великий Закон исполнен, что "Древняя Краса воцарилась на престоле Давидовом", призывая Его Имя, что "Сион явил сокрытое" и что "из Иерусалима доносится глас Бога Единого, Несравненного и Премудрого".

Высшим священнослужителям зороастрийской веры Он объявил о том, что "Несравненный Друг" явлен, что Он "указал, в чем спасение", что "Рука Всемогущего протянута с небес", что со знамений Его величия и могущества сняты покровы, а также что "людские поступки не будут приняты в этот день, если человек не отвратится от дел людских и имения своего и не обратит свой лик к Единому и Всемогущему".

Несколько важнейших отрывков из Его Послания к королеве Виктории обращены к членам Британских законодательных органов, Прародительнице Парламента, равно как и к избранным представителям народов других стран. В них Он утверждает, что Его цель в том, чтобы пробудить мир и объединить народы; упоминает об обращении, которому подвергся со стороны Своих врагов; увещевает законодателей "принимать решения сообща" и руководствоваться лишь тем, "что может быть полезно всему человечеству", и утверждает, что "наилучшее средство исцеления мира состоит в объединении всех народов в едином всемирном Деле, в одной общей Вере", каковая "может быть достигнута лишь при помощи умелого, всемогущего и вдохновенного Целителя". Кроме того, в Своей Пресвятой Книге Он настаивает на выборе одного языка и принятии общей письменности для всех живущих на Земле, поскольку введение их, как Он Сам утверждает в той же Книге, стало бы признаком "наступления эры человечества".

Не менее значительно Его особое обращение к "людям Байана", мудрецам Земли, поэтам, ученым, мистикам и даже к торговцам, в котором Он увещевает их прислушаться к Его словам, признать День Его Явления и следовать Его повелениям.

Нет стр.292-293!!!!!!

Нового Миропорядка.

Явленная вскоре после того, как Бахаулла переехал в дом Уди Хаммара (около 1873), в те дни, когда Его по-прежнему преследовали разного рода беды и горести, явившиеся следствием как действий Его врагов, так и открытых приверженцев Его Веры, Книга эта, эта сокровищница бесценных перлов Его Откровения, благодаря заключенным в ней принципам, административным институтам, которые она предустанавливает, и функциям, которыми она наделяет предуказанного Преемника ее Автора, выступает как явление уникальное среди священных Писаний мира. Ибо в отличие от Святых книг Ветхого Завета, которые предшествовали ей и в которых отсутствуют многие из положений, высказанных ее Автором; в отличие от Евангелий, в которых несколько высказываний, приписываемых Иисусу Христу, не дают ясных указаний относительно будущего устройства дел Его Веры; в отличие от самого Корана, в котором, несмотря на подробно сформулированные Апостолом Божиим законы и заповеди, полностью обойден молчанием вопрос о преемничестве, - Китаб-и-Акдас, от начала до конца явленный Самим Автором, не только сохраняет для потомства основные законы и заповеди, на которых будет покоиться Его Миропорядок, но и указует, в дополнение к функциям толкователя, возлагаемым на Преемника Бахауллы, институты, которые могут обеспечить и сохранить единство и цельность Его Веры.

В этой Хартии будущей мировой цивилизации ее Автор - и одновременно Судья, Законодатель, Объединитель и Искупитель человечества - возвещает царям Земли о распространении "Величайшего Закона"; объявляет их Своими подданными; провозглашает Себя "Царем Царей"; отрицает всякое намерение посягать на их царства; присваивает Себе право "завладевать сердцами людскими"; предостерегает церковных иерархов мира, дабы они не подходили к "Книге Божией" с привычными для них понятиями, и утверждает, что Книга эта само по себе является "Непогрешимой Мерой", установленной для людей. В ней Он формулирует идею "Дома Справедливости", определяет его функции, источники доходов и называет его членов "Людьми Справедливости", "Представителями Бога", "Доверенными Всемилостивого", в общих чертах рисует идею Центра Своего Завета и заделяет Его правом толковать Свое святое Писание; предвосхищает установление института Попечительства; свидетельствует обновление, которое несет с собой Его Миропорядок; возвещает учение о "Величайшей Непогрешимости" Знамения Божия; утверждает, что непогрешимость эта есть неотъемлемое и исключительное право Пророка, и отвергает возможность появления другого Знамения, по крайней мере, в ближайшую тысячу лет.

Кроме этого, в Своей Книге Он предписывает обязательные молитвы; назначает время и длительность постов; запрещает общую молитву за исключением молитвы по усопшему; определяет Киблу; устанавливает Хукукуллу (Право Божие); формулирует законы наследования; заповедует учреждение Машрик уль-Азкара; утверждает Девятнадцатидневные праздники, праздники Бахаи и дополнительные дни; упраздняет институт священства; запрещает рабовладение, аскетизм, нищенство, монашество, епитимьи, использование кафедр и лобызание рук; предписывает единобрачие; осуждает жестокость по отношению к животным, леность и праздность, наветы, злоречье и клевету, порицает разводы; воспрещает азартные игры, употребление опиума, вина и прочих одурманивающих напитков; определяет наказание за убийство, поджог, супружескую неверность и воровство; подчеркивает важность брака и намечает его основные условия; обязывает заниматься какой-либо торговлей или ремеслом, восхваляя подобного рода занятия как благочестивые и богоугодные; уделяет особое внимание детскому образованию и возлагает на всех без исключения обязанность составить завещание и строго повиноваться своему правительству.

Помимо этих положений, Бахаулла наставляет Своих последователей жить в дружбе и согласии, равноправно с приверженцами иных религий; предостерегает их от опасности фанатизма, мятежа, гордыни, раздоров и стычек; требует от них безупречной чистоты, строгой правдивости, незапятнанного целомудрия и обязательности; а также гостеприимства, верности, учтивости, сдержанности, справедливости и честности; призывает их "быть в согласии, подобно пальцам одной руки и членам единого тела"; призывает их подняться во имя служения Его Делу и уверяет их в Своей несомненной поддержке. Далее Он рассуждает о превратностях человеческих судеб: заявляет, что истинная свобода состоит в подчинении человека Его велениям; требует, чтобы они не уклонялись от исполнения Его предписаний; пишет о том, что признание "Зари Откровения Господня" и соблюдение всех установленных Им заповедей неотделимо одно от другого, равно как и каждая отдельная заповедь неприемлема без остальных.

Многозначительные обращения к президентам республик Американского континента с целью убедить их воспользоваться Пришествием Дня Господня и содействовать делу справедливости; повеление членам парламентов всего мира, побуждающее их принять единый всемирный язык и письменность; Его предостережения, обращенные к Вильгельму I, победителю Наполеона III; Его упреки Францу-Иосифу, императору астрийскому; Его упоминание о "стенаниях, что будут раздаваться от стен берлинских" в Его обращении "к берегам Рейна"; Его осуждение "тирании", воцарившейся в Констнтинополе, и предсказание об угасании его внешнего великолепия и волнениях, которые постигнут его жителей; слова приветствия и утешения, обращенные к Его родному городу, и заверения в том, что Бог избрал его, дабы он стал "источником радости для всего человечества"; Его пророчество о том, что "голоса героев Хорасана" раздадутся во славу Господа; Его уверение в том, что люди, "наделенные непреклонным мужеством", объявятся в Кермане и напомнят о Нем; и, наконец, Его великодушное, обращенное к вероломному брату, который стал для Него источником стольких бед, заверение в том, что "всепрощающий, всеблагой" Господь простит ему его низкие козни, если он покается, - все это еще более обогащает содержание Книги, которая, по замыслу ее Автора, должна стать "источником истинного счастья", "Непогрешимой Мерой", "Прямой Стезей" и "пробудить человечество".

Заповеди и законы, составляющие основную тему Книги, Сам Бахаулла помимо того особо охарактеризовал как "дуновение жизни, оживляющее всякую тварь", как "величайшую твердыню", как "плоды" Его "Древа", как "возвышеннейшие средства для поддержания порядка в мире и для обеспечения безопасности людей", "как светочи Его мудрости и любвеобилия", как "благовоние, исходящее от Его одежд", как "ключи" Его "благодати", даруемой Его твореньям. "Книга эта, - как свидетельствует Он Сам, - есть небо, которое Мы украсили звездами Наших наставлений". "Благословен человек, - утверждает Он далее, - который прочтет ее и по достоинству оценит стихи, ниспосланные в нее Богом, Всевластным и Всемогущим. Итак, говорю: о люди! коснитесь ее смиренной рукой... Жизнью Своею клянусь! Чудесным образом была она ниспослана людям свыше. Воистину, это значительнейшее и важнейшее свидетельство Мое всем людям и доказательство Всемилостивого всем, обитающим на небе и на земле". И вновь: "Благословен тот, чьи уста изведали ее сладость, благословенны острый глаз, распознавший соктытые в ней сокровища, и чуткое сердце, восприявшее ее сокровенный смысл и ее таинства. Клянусь Господом! Столь величественно сокрытое в ней и столь поразительны тайные смыслы, которые она способна явить, что язык немеет, пытаясь описать их". И наконец: "Столь чудесно было явление Китаб-и-Акдаса, что он заключил в себе и объял все предустановленные от Бога заветы. Благословенны те, кто извлечет из него пользу и смысл! Благословенны те, кто воспримут его! Благословенны те, кто задумается над ним! Благословенны те, кто по достоинству оценит его значение! Столь велик и беспределен он, что отныне все люди признают его. И отныне власть его, сила его убеждения и величие его могущества будут явлены всей Земле".

После того, как Бахаулла сформулировал в своем Китаб-и-Акдасе основные законы Своего Завета и по мере того, как Его Миссия приближалась к концу, были провозглашены некоторые положения и принципы, лежащие в самом основании Его Веры. Они подкрепили провозглашенные Им ранее истины, прояснили и уточнили значение некоторых, уже данных Им законов, явили новые пророчества и предостережения и дополнили заповеди и положения, содержащиеся в Его Наисвятейшей Книге. Все они нашли отражение в бесчисленных Скрижалях, которые Он продолжал являть вплоть до последних дней земной Своей жизни. Наиболее примечательны среди них: Ишракат ("Сияния"), Башарат ("Благие Вести"), Таразат ("Украшения"), Таджалли ("Сверкания"), Калемат-е Фердоусийе ("Райские Слова"), Лоух-е Акдас ("Наисвятейшая Скрижаль"), Лоух-е Дунья ("Скрижаль Миру"), Лоух-е Максуд ("Скрижаль Максуду"). Эти Скрижали - величественные и могучие откровения, последними вышедшие из-под Его неустанного пера, по праву должны считаться отборнейшими плодами Его мысли и по праву же завершают Его сорокалетнее служение.

Из всех принципов, выдвинутых в этих Скрижалях, наиболее важным является принцип единства и целостности человеческого рода, который вполне можно рассматривать как главный отличительный признак Откровения Бахауллы и краеугольный камень Его учения. О первостатейной важности этого принципа говорит то, что о нем постоянно упоминается в Книге Его Завета, где Бахаулла решительно провозглашает его основной целью Своей Веры. "Воистину, - пишет Он, - Мы явились, дабы объединить и сплотить всех обитателей Земли". "Свет единства столь могуществен, - утверждает Он далее, - что может озарить всю Землю". "Иной раз, - пишет Он, касаясь этой, главной темы Своего Откровения, - Мы изъяснились языком законодателя, в другой - пользовались речью правдоискателя и мистика, однако высшею Нашей целью и величайшим желанием всегда было прославить и возвысить эту идею". Единство, утверждает Он, это цель, "превосходящая любую цель", и устремление, "воцарившееся над прочими". "Мир, - провозглашает Он, - это одна страна, и все люди - граждане ее". Далее Он утверждает, что объединение человечества, последняя стадия на его пути к зрелости - неизбежно, что "скоро нынешний уклад уступит место другому, новому", что "Земля сейчас готова разрешиться этим бременем", что "близок день, когда идея эта принесет свои самые благородные плоды, когда от корня ее вознесутся ввысь пышные кроны, осененные прекрасными цветами небесной благодати". Он сетует на несовершенство существовавшего доныне уклада, вскрывает причины, по которым патриотизм не может являться направляющей силой в обществе, и выдвигает "любовь к человечеству" и служение его интересам как достойнейшую и наиболее похвальную цель человеческих усилий. Он скорбит о том, что "вера в Бога, доселе живая в душах людей, повсеместно угасает", что "лик мира" обращен к "неверию и разного рода заблуждениям"; провозглашает религию "лучезарным светом и неприступной твердыней, способной защитить человечество и послужить на благо людям всего мира", и называет ее "первым средством для установления порядка в мире"; утверждает, что главной целью религии является достижение единства и согласия между людьми; предостерегает от того, чтобы она не превратилась в "источник смуты, раздора и ненависти"; рекомендует обучать ее основам детей в школах, но там, чтобы она не порождала предрассудки и фанатизм; объясняет "блуждания безбожника" "упадком религии" и предсказывает жестокие судороги, которые "будут сотрясать отчаявшееся человечество".

Так же безоговорочно настаивает Он и на принципе всеобщей безопасности; советует каждой стране сократить свои вооруженные силы и провозглашает неизбежность инеобходимость всемирной ассамблеи, на которой и правители мира смогли бы обсудить вопрос об установлении мира между народами.

Он восхваляет справедливость как "светоч" и "защитника" человека, как "то, с помощью чего мы проникаем в секреты бытия", и как "знаменосца любви и благодати"; заявляет, что сияние ее ни с чем не срввнимо; утверждает, что от нее зависит "мировой уклад и спокойствие человечества". Он характеризует "два ее столпа" - "награду и наказание" - как "источники жизни" рода человеческого; побуждает людей к активным действиям, дабы ускорить ее приход; и предсказывает, что после межвременья, когда воцарится великая смута и прискорбная несправедливость, ее светило воссияет во всем своем блеске и славе.

Далее Он выдвигает принцип "умеренности во всем"; заявляет, что и "свобода, и цивилизация, и тому подобное" в случае, если "они превзойдут границы разумного", обязательно "окажут вредоносное воздействие на людей"; отмечает, что западная цивилизация серьезным образом затронула покой и устойчивый жизненный уклад народов мира, и предсказывает, что близится день, когда "пламя" цивилизации, "разгоревшись, испепелит грады и веси".

Он полагает взаимный обмен советами как один из фундаментальных принципов Своей Веры; называет его "путеводной звездой", "источником понимания" и одним из двух "светильников мудрости Божией". Знание, утверждает Он, "окрыляет человека и служит ступенями для восхождения его вверх"; приобретение знаний Он считает "обязательным для каждого"; рассматривает "искусства, ремесла и науки" как побуждающую силу мирового бытия; рекомендует труд, поскольку чрез него человек обретает здоровье; признает, что люди часто не ценят по заслугам труд ученых и рабочих; и одновременно порицает занятия такими науками, которые не могут дать человечеству прямой пользы и представляют из себя "одно лишь пустословие".

Он особо подчеркивает призыв к "общению в духе дружбы и товарищества", утверждая, что такое единение приведет к "миру и согласию", которые по Его мнению, упрочат мировой порядок и пробудят народы. Он также делает постоянный акцент на необходимости принятия единого всемирного языка и письменности; сетует на то, сколько времени затрачивается впустую на изучение различных языков; утверждает, что с принятием подобного языка и письменности вся Земля станет "одним городом и одной землей", и призывает овладеть таковыми, причем изъявляет готовность поделиться Своими знаниями с любым, кто этого пожелает.

Попечителям Дела Справедливости Он предписывает издавать законы по тем вопросам, которые недостаточно ясно изложены в Его сочинениях, и обещает, что "Господь дарует им необходимое вдохновение". Похвальным достижением считает Он установление конституционной формы правления, которая сочетает республиканские идеалы и величие и мощь монархической власти, каковую Он полагает "печатью Божией"; настаивает на том, чтобы особое внимание и заботы уделялись вопросам сельского хозяйства, а также упоминает "быстро появляющиеся, все новые газеты", все новые газеты", называя их "зеркалом мира" и "удивительным и могущественным явлением", и предписывает всем, кто несет ответственность за их выпуск, свято воздерживаться от злого умысла, пристрастных суждений и предрассудков, быть справедливыми и честными, вести свои расследования тщательно и проверять истинность фактов в любой ситуации.

Он также развивает дальше учение о Величайшей Непогрешимости; вновь подтверждает возлагаемую на Своих последователей обязанность "быть верными, честными и добропорядочными гражданами той страны, где они живут"; вновь подчеркивает запрет на развязывание святой войны и уничтожение книг и призывает особо ценить людей ученых и мудрых, которых Он восхваляет как "очи" человечества, как "величайшие дары", ниспосланные в мир.

Обозревая основные черты Писаний Бахауллы в последний период Его пребывания в Акке, нельзя не упомянуть также и о Лоух-е Хикмат ("Скрижали Мудрости"), в которой Он полагает основы истинной философии, о Скрижали Посещения, явленной в честь имама Хусейна, чьи заслуги Он превозносит в блистательных стихах; о "Вопросах и Ответах", где подробно истолковываются и разъясняются законы и заповеди, изложенные в Китаб-и-Акдасе; о Лоух-е Бурхан ("Скрижали Доказательства"), в которой сурово обвиняются действия шейха Мухаммада Бакира, по прозванию Зиб (Волк), и Мир Мухаммада Хусейна, Имам Джуме Исфахана, по прозванию Ракша (Змея); о Лоух-е Кармаль (Скрижали Кармаль), в которой Автор многозначительно упоминает о "Граде Божием, ниспосланном с небес", и пророчествует, что "отныне Господь направит Свой Ковчег" к сей горе и "явит людей Баха". И наконец, следует упомянуть о Его Послании шейху Мухаммаду Таки, по прозванию Ибн Зиб (Сын Волка), последней выдающейся Скрижали, явленной пером Бахауллы, в которой Он призывает этого алчного священнослужителя раскаяться в своих деяниях, цитирует несколько наиболее знаменитых и характерных отрывков из собственных сочинений и приводит доказательства, подтверждающее правоту Его Дела.

Этой книгой, явленной примерно за год до Его вознесения, практически завершается удивительное, чудесное творчество ее автора, а также автора сотни томов, кладезей бесценных перлов Его Откровения - томов, полных бесчисленных наставлений, обновляющих принципов, законов и заповедей, определяющих сущность миар, смелых предостережений и поразительных пророчеств, воодушевляющих молитв и размышлений, просвещающих толкований и комментариев, страстных речей и проповедей, обращенных к коронованным особам, императорам и министрам держав Востока и Запада, к священнослужителям разных вероисповеданий и к ведущим деятелям в интеллектуальной, политической, литературной, мистической, коммерческой и гуманитарной сферах. "Воистину, - пишет Бахаулла, озирая на закате Своей жизни, из стен Величайшей Темницы, весь ряд сочинений, в каковых запечатлелось Его всеобъемлющее Откровение, - Мы не уклонились от возложенного на Нас долга наставлять и увещевать людей повсюду, куда направлял Меня Всемогущий и Преславный Господь". "Не остался ли кто-либо, - вопрошает Он далее, - кого не коснулось это Откровение? Нет, клянусь Господом, Повелителем Могущественного Престола! Слова Мои прозвучали по всей Земле и пророчества Мои достигли всех земных пределов".