Бог проходит рядом

Установление Веры Бахауллы в Западном полушарии - самое выдающееся достижение, связанное с годами служения Абдул-Баха - как уже говорилось, привело в движение столь мощные силы и дало столь явные и весомые результаты, что потребовалось личное и активное участие Самого Средоточия Завета в той эпохальной деятельности, к которой с помощью движительной мощи Завета смело приступили и которую успели широко развить его западные последователи.

Кризис, причиной которого стали слепота и душевная низость Нарушителей Завета, который на протяжении нескольких лет трагическим образом мешал исполнению замыслов Абдул-Баха, разрешился по воле свыше. Казавшиеся непреодолимыми преграды неожиданно исчезли с Его пути, двери темницы распахнулись, и мщенье Божие, сняв цепи с Него, заковало в них Абд уль-Хамида, Его царственного противника и послушную игрушку в руках Его заклятых врагов. Священные останки Баба, заботу о которых поручил Ему покойный Отец, были с огромными трудностями перенесены из тайника в Тегеране в Святую Землю и с почестями захоронены Им в лоне горы Кармель.

Здоровье Абдул-Баха к тому времени было подорвано. Многочисленные недуги - следствие трагических ударов судьбы и почти целой жизни, проведенной в изгнании, - мучили Его. К тому времени Он был уже на пороге Своего семидесятилетия. И все же как только Он освободился после Своего сорокачетырехлетнего заточения, как только Он навсегда упокоил тело Баба и его перестали мучать заботы и мысли, связанные с захоронением бесценного Наследия, Он с непревзойденным мужеством, уверенностью и решимостью восстал, дабы посвятить малый остаток Своих сил и отпущенных Ему земных дней служению столь великому, что оно не сравнится ни с чем в истории первого века Бахаи.

И действительно, если мы правильно оценим их историческую значимость, три года Его поездок сначала в Египет, затем в Европу и Америку знаменуют значительнейшую, поворотную точку в истории этого века. Впервые, через шестьдесят лет после возникновения Веры ее Глава и Верховный Представитель вдребезги разбил оковы, которые во все время служения Баба и Бахауллы столь мучительно сковывали их свободу. Невзирая на репрессивные меры, которые по-прежнему отчасти продолжали ограничивать деятельность подавляющего большинсва приверженцев Веры на ее родине, признанному ее Вождю теперь была гарантирована свобода действий, которой, за ислючением недолгого промежутка, вызванного войной 1914-1918 годов, Он продолжал пользоваться до конца Своей жизни и которая была неразрывно связана с учреждениями Веры и ее всемирным центром.

Столь грандиозная перемена в судьбах Веры вызвала с Его стороны такой всплеск активности, который преисполнил Его последователей на Востоке и Западе восхищением и изумлением и оставил неизгладимый след в ее будущей истории. Он, Кто, по Его собственным словам, ношей вступив под тюремные своды, покинул их уже стариком. Кто ни разу в Своей жизни не выступал публично перед широкой аудиторией, не посещал учебных заведений, не вращался в западных кругах и был совершенно не знаком с обычаями и языками западных стран, - явился не только для того, чтобы провозгласить с кафедр и трибун некоторых из европейских столиц и главных городов Северной Америки основные истины, заключенные в Вере Его Отца, а также ясно показать Божественное происхождение предшествовавших Ему Пророков и вскрыть суть, связующую их с этой Верой.

Полный несгибаемой решимости совершить это многотрудное путешествие, чего бы это Ему не стоило, невзирая на любой риск, Он без особых приготовлений, никого заранее не предупредив, сентябрьским утром 1910 года, через год после падения султана Абд уль-Амида и официального захоронения останков Баба на горе Кармел, сел на корабль, отправлявшийся в Египет, примерно на месяц задержался в Пот-Саиде и дальше собирался проследовать в Европу, однако состояние здоровья вынудило Его вновь остановиться, на сей раз в Александрии и отложить путешествие. Обоснговавшись в пригороде Александрии, Рамлехе, а позже посетив Жайтун и Каир, 11 августа следующего года Он в сопровождении четырех спутников через Корсику добрался до Марселя и после короткой остановки в Тонон-лу-Бэг прибыл в Лондон 4 сентября 1911 года. Спустя примерно месяц Они поехал в Париж, где прожил девять недель, и вернулся в Егепет в декабре 1911 года. Спустя примерно месяц Он поехал в Париж, где прожил девять недель, и вернулся в Египет в декабре 1911 года. Вновь остановившись в Рамлехе, где провел зиму, Он отправился в Свое второе путешествие на Запад на пароходе "Седрик" 25 марта 1912 года, из Неаполя взяв прямой курс на Ноью-Йорк, куда и прибыл одиннадцатого апреля. После продолжительной восьмимесячной поездки, объехав восточные и западные штаты и посетив такие города, как Вашингтон, Чикаго, Кливленд, Питтсубруг, Монклер, Бостон, Ворчестер, Бруклин, Фэнвуд, Милфорд, Филадельфия, Вест-Энглвуд, Джерси, Кембридж, Медфорд, Морристаун, Дублин, Грин-Эйкр, Монреаль, Молден, Буффало, Кеноша, Миннеаполис, Сент-Пол, Омаха, Линкольн, Денвер, Гленвуд-Спрингс, Солт-Лейк-сити, Сан-Франциско, Окленд, Пало-Альто, Беркли, Пасадена, Лос-Анджелес, Сакраменто, Цинциннати и Балтимор, 5 декабря Он отплыл на "Селтике" из Нью-Йорка в Ливерпуль и, сойдя в ливерпульском порту, на поезде добрался до Лондона. Позднее Он посетил Оксфорд, Эдинбург и Бристоль, вернулся в Лондон и 21 января 1913 года уехал в Париж. 30 марта он совершил путешествие в Штутгарт, откуда 9 апреля проследовал в Будапешт, девять дней спустя посетил Вену, 25 апреля вернулся в Штуттгарт, 1 мая прибыл в Париж, где оставался до 12 июня, а через день на "Гималаях" отплыл из Марселя в Египет, четыре дня спустя прибыв в Порт-Саид, и после кратких поездок в Исмаилла и Абукир и длительного пребывания в Рамлехе вернулся в Хайфу 5 декабря 1913 года, закончив, таким образом, Свое историческое путешествие.

Во время Своих эпохальных поездок, перед представительными аудиториями, порою превышающими тысячу человек, Абдул-Баха с блеском и простотой, убедительно и неопровержимо, впервые за все годы Своего служения изложил те основополагающие приципы Веры Своего Отца, которые вкупе с законами и заповедями, явленными в Китаб-и-Акдас, составляют краеугольный камень последнего Откровения Божиего, данного человечеству. Самостоятельные, независимые поиски истины, не скованные традицией и суеверием; единство человеческого рода как основной принцип и фундаментальная доктрина Веры; изначальное единство всех религий; осуждение всех и всяческих предрассудков, будь то религиозные, расовые, классовые или национальные; обоюдная гармония между религией и наукой; равенство мужчины и женщины как два крыла, на которых человечество, подобно птице, сможет воспарить ввысь;и введение обязательного образования; разработка и принятие всемирного языка как дополнительное средство общения; упразднение полюсов богатства и бедности; учреждение всемирного трибунала для разрешения межнациональных конфликтов;и прославление труда как формы высокого служения; восхваление справедливости как урководящего принципа в жизни человеческого общества и религии - как бастиона для защиты людей и народов; и, наконец, установление постоянного мира на Земле как высшая цель человечества - таковы были основные элементы Божественного уклада, которые Он провозглашал лидерам общественной мысли, так же, как и самым широким массам, во время Своих миссионерских путешествий. Изложение этих жизненных истин Веры Бахауллы, которые Он охарактеризовал как "дух столетья", Он сопровождал серьезными и неоднократными предупредениями о надвигающейся вспышке губительного пламени, каковое, если государственные деятели мира не предпримут надлежащих мер, охватит весь европейский континент. Более того, во время Сових поездок и выступлений Он предсказывал коренные перемены, которые ожидают Европу, предвосхищал неизбежную децентрализацию политической власти, намекал на сложности, с которыми придется столкнуться в Турции, предрекал преследования евреев в Европе и категорически утверждал, что "знамя человеческого единства будет водружено, престол вселенского мира будет воздвигнут, и мир станет иным" (лик мира изменится).

Во время своих поездок Абдул-Баха проявлял кипучую жизненную энергию, смелость, незаурядность мысли и настолько отдавался поставленной Им перед Собой задаче, что вызвал изумление и восхищение всех, кто удостоился чести близко общаться с Ним и эти дни. Безразличный к достопримечательностям, которые обычно привлекают внимание путешественников и которые сопровождавшие Его часто предлагали Ему посмотреть; ранвым образом не заботясь о Своих удобствах и здоровье; не щадя сил и энергии, от ранней зари и до поздней ночи; непреклонно отказываясь от всех подарков и любых предложений оплатить Его путешествия; неустанно заботясь о больных, увечных и скорбящих;и не идущий ни на какие уступки в деле защиты непривилегированных слоев населения; осыпая бедняков дождем Своих милостей; не снисходя к нападкам, которым подвергали Его со всех сторон фанатичные ортодоксы и сектанты; удивительный в Своей откровенности, когда - с кафедр и трибун - Он говорил о пророческой Миссии Христа, обращаясь к иудеям, о Божественном происхождении ислама в церквях и синагогах, об истине Божественного Откровения и необходимости религии равно для материалистов, аттеистов и агностиков; несравненный в Своих хвалах Бахаулле, которые Он возносил в святилищах различных сект и вероисповеданий; бескорыстный и не заискивающий перед богатыми и титулованными особами ни в Англии, ни в Соединенных Штатах, и, наконец, хотя и не в последнюю очередь - неподражаемый в непосредственности, искренности и неподдельности той теплоты и симпатии, с какими Он относился к друзьями и людям совершенно незнакомым, и верующим и неверующим, богатым и бедным, знатным и незнатным, ко всем, с кем Он подолгу беседовал или встречал мимоходом - на корабле, во время прогулки, в парках и скверах, на приемах и банкетах, в убогих жилищах и богатых особняках, на собрании Своих последователей или на том, куда попадал случайно, - Он, воплощение всех добродетелй, живой идеал Веры Бахаи, на протяжении трех напряженнейших лет не уставал возвещать миру, погрязшему в материализме и стоящему на краю войн и потрясений, целительную, богоданную истину, заключенную в Откровении Его Отца.

На протяжении нескольких Его посещений Египта Он не раз встречался с Хедивом, Аббасом Хельми-пашой II, был представлен лорду Китченеру, беседовал с Муфтием, шейхом Мухаммадом Бабхитом, так же как и с Имамом Хедива, шейхом Мухаммадом Рашидом, и многими улемами, пашами, персидскими вельможами, члепнами турецкого парламента, издателями крупнейших газет Каира и Александрии и прочими ведущими представителями широко известных религиозных и светских учреждений.

Во время Его пребывания в Англии дом, предоставленный в Его распоряжение в Кэдоган Гарденс, превратился в истинную мекку для самых разных людей, жаждавших посетить Узника Акки, который избрал их великий город первым местом для осуществления Своих трудов на Западе. "О бесконечный поток паломников, посетителей, гостей! - пишет Его набожная почитательница и хозяйка, принимавшая Его в Лондоне. - Вспоминая эти дни, мы до сих пор слышим отзвук их шагов - людей, пришедших сюда со всех концов света. Одна нескончаемая процессия - каждый день, с утра до вечера! Министры и миссионеры, восточные ученые и оккультисты, деловые люди и мистики, англикане, католики и нонконформисты, теософы и индуисты, христианские богословы и доктора медицины, мусульмане, буддисты и поклонники Зороастра. К Нему стекались все: политики, солдаты Армии Спасения и прочие борцы за человеческое благо, суфражистки, журналисты, писатели, поэты и целители, портные и дама большого света, художники и ремесленники, безработные, нищие люди процветающие торговцы, представители театрального и музыкального мира - все побывли здесь; и всех - равно великих и малых - Святой Посланник, Который всегда жертвовал Своею жизнью на благо других людей, принимал с одинаковым сочувствием и благоволением".

Первое значительное выступление Абдул-Баха перед западной публикой состоялось в христианском храме 10 сентября 1911 года, когда Он обратился с кафедры к до отказа заполнившему Сити Темпл люду. Представленный пастором и настоятелем собора, преподобным Р. Дж. Кемпбеллом, Он в простых, но глубоко волнующих словах, Своим звучным голосом стал говорить о едином Боге, утверждая исконное единство всех религий, и впровозгласил, что ныне час единения всех сынов человеческих, всех рас, религий и классов - пробил. В другой раз, 17 сентября, по просьбе архидиакона Вильберфорса Он обратился к пастве церкви Св. Иоанна в Вестминистере, после вечерней службы, избрав темой непостижимое величие Божества, в том духе, в каком толкует его Бахаулла в Китаб-и-Икане. "Архидиакон, - как писал один из очевидцев, - предложил Гостю епископское кресло и, стоя позади, сам читал вслух обращение Абдул-Баха. Глубоко тронутые, следуя примеру архидиакона, собравшиеся преклонили колени, дабы получить благословение от Слуги Божия, который, стоя и простерев руки, взывал к Нему своим дивным, то возвышающимся, то затихающим голосом".

Получив приглашение на завтрак от лорд-мэра Лондона, Он посетил его в Мэншион Хаус; по просьбе президента Теософского общества Он выступал перед его членами в штаб-квартире общества, а также - перед собранием Философского лондонского центра; депутация общества Брамы пригласила Его выступить перед своими жрецами; по приглашению Мусульманской общины Великобритании Он выступил со словом о мировом единстве в мечети Вокинга, после чего Ему был оказан пышный прием персидскими принцами, вельможами, бывшими министрами и членами персидского посольства в Лондоне. Он гостил в доме у доктора Т. К. Чейна в Оксфорде, и обратился со словом к "широкой и глубоко заинтересованной аудитории", состоявшей из докторов и профессоров Манчестерского колледжа под председательством доктора Эстлина Карпентера. Он выступал также с кафедры конгрегационалисткой церкви в Ист-Энде, в столице, по просьбе ее настоятеля; обращался к собраниям в Кекстон- и Вестминстер-холле, причем последнее происходило под председательством сэра Томаса Беркли, а также присутствовал на представлении "Страстного Сердца" - рождественской мистерии в Черч Хаус, в Вестминстере; это было первое драматическое представление, которое Он когда-либо видел, и живое изображение жизни и страданий Иисуса Христа растрогало Его до слез. В Зале Пассмор Эдвардс Сеттлмент, в Тависток Плэйс, Он выступил перед аудиторией, собравшей четыреста шестьдесят человек под председательством профессора Майкла Седлера, посетил женщин-работниц того же города, отдыхавших в Веннере, в Бифлете, примерно в двадцати милях от Лондона, а затем посетил это место еще раз, встречаясь с людьми всех чинов и званий, которые специально собрались, чтобы увидеть Его, и среди которых можно было встретить "Священников различных конфессий, директора общественной школы для мальчиков, члена Парламента, врача, знаменитого автора политических трудов, университетского ректора, журналистов, известного поэта и государственного чиновника из столицы". "Надолго запомнится, - писал человек, ведший летопись Его посещения Англии, описывая эту сцену, - как в мягких лучах закатного солнца Он сидел на выступе окна, обняв за плечи совершенно оборванного, но совершенно счастливого мальчугана, который пришел просить у Абдул-Баха шесть пенсов для своей копилки и своей больной, прикованной к постели матери, в то время, как в комнате вокруг Него толпились люди - мужчины и женщины, обсуждая проблемы образования, социализма, билля о реформах, споря о том, какую роль сыграет появление подводных лодок и беспроволочного телеграфа в жизни человечества, вступающего в новую эру".

Среди тех, кто посетил Его в те памятные дни Его пребывания в Англии и Шотландии, были преподобный архидиакон Вильберфорс, преподобный Ронда Вильямс, преподобный Роланд Корбет, лорд Ламингтон, сэр Ричарди леди Степли, сэр Майкл Седлер, Джалал уд-Доуле - сын Зилл ус-Султана, сэр Эймир Али, покойный махараджа Джалавара, который не раз навещал Его, дал в Его честь изысканный обед и устроил прием, махараджа Раджпутана, рани из Саравака, принцесса Нараджа, баронесса Бранскоф, леди Вейлис и ее сестра, леди Гленкомер, леди Агнью, мисс Констанс Мед, профессор Э. Г. Браун, профессор Патрик Джедд, мистер Альберт Доусон - издатель "Христианского Благополучия", мистер Дэвид Грэхем Поул, миссис Анни Безант, миссис Панкхерст и мистер Стид, который подолгу и откровенно беседовал с Ним. "Многие, очень многие, - пишет Его хозяйка, описывая впечатление, которое Он производил на тех, кто удоставался чести личной аудиенции, - стремились к общению со столь неповторимым человеком, причем печать Его неповторимости мы различали на лицах тех, кому удавалось непосредственно лицезреть Учителя - в их взгляде читалась смесь изумления, зачарованности и некоей тихой радости. Порой мы чувствовали, что они как бы с неохотой возвращаются во внешний мир, словно бы некая ненарушимая связь устанавливалась между ними предметом их поклонения, хотя земное старалось властно привлечь их к себе". "Глубокое впечатление, - пишет вышеупомянутый летописец, суммируя результаты того памятного посещения, - оставалось в умах и памяти самых разных людей, мужчин и женщин... Сколь радостно было пребывание Абдул-Баха в Лондоне, столь печальным было расставанье с Ним. Он оставил среди англичан множество друзей. Его любовь зажигала любовью сердца других. Его сердце раскрылось навстречу Западу, сердце же западного мира приняло в свои объятья восточного патриарха. В Его словах было нечто, что взывало не только к нем, кто непосредственно слышал Его, но и ко всем сынам и дочерям людским".

В Париже, где Абдул-Баха временно занимал квартиру на Авеню де Камоэнс, Его ожидал прием не менее доброжелательный и теплый, чем тот, который оказали Ему друзья и последователи в Лондоне. "Во время визита в Париж, - свидетельствует преданная английская хозяйка Абдул-Баха, последовавшая за Ним во Францию, - так же, как и в Лондоне, обычные будничные происшествия превращались в события высокого духовного смысла... Каждое утро, по Своему обыкновению, Учитель излагал основы Веры Бахауллы собравшимся вокруг Него людям - образованным и необразованным, слушавшим Его с одинаковым почтением, жадно ловившим каждое Его слово. Среди них были представители всех национальностей и верований, пришедшие с Востока и с Запада, теософы, агностики, материалисты, спириты, христианские богословы, социал-реформаторы, индиусты, суфии, мусульмане, буддисты, зороастрийцы и многие другие". "Интеревью следовало за интервью, - продолжает она. - Приходили и церковнослужители различных ответлений Древа христианской религии, некоторые из них искренне желали познакомиться с новыми гранями Истины... Находились и такие, которые затыкали уши, не желая ни слышать, ни понимать Его".

Среди тех, кому выпала честь получить у Него личную аудиенцию, были персидские принцы, министры в отставке, вельможи: персидский министр Зул ус-Султан, турецкий посол в Париже, бывший губернатор Бейрута, Рашид-паша, турецкие паши и министры в отставке, господин Арвака - японский посол при испанском дворе. Он выступал перед собраниями эсперантистов и теософов, студентов факультета богословия и большими аудиториями в Обществе спиритов; как-то по приглашению священника одного из беднейших районов города Он обратилс я со словом к его пастве, в то время как Его последователи, уже знакомые с Его учением, на многочисленных собраниях из Его собственных уст регулярно слушали подробное изложение отдельных аспектов Веры Его Отца.

В Штутгарте, куда, невзирая на плохое самочувствие, Он соверши короткую, но незабываемую поездку, за тем, чтобы лично познакомиться с членами общины Его восторженных и горячо любимых немецких друзей, Он помимо посещения собраний Его преданных последователей щедро благословил членов Молодежной группы, собравшихся в Эслингене, и по приглашению профессора Кристаля, президента Европейского общетва эсперантистов, выступил перед большой аудиторией в клубе этого общества. Кроме этого, Он посетил Бад Мергентайм в Вюртемберге, где несколько лет спустя, в 1915 году, один из Его благодарных учеников воздвиг монумент в память о Его визите. "Кротость, любовь и набожность немецких верующих, - пишет очевидец, - были истинной отрадой для Абдул-Баха, и они приняли Его благословения и ободряющие слова совета с полным смирением... Друзья издалека и живущие поблизости спешили увидеть Учителя. Гостиница "Маркарт" была постоянно полна посетителей. Абдул-Баха встречал всех с такой любовью, лаской и радушием, что лица их светились радостью и счастьем".

В Вене, где Он задержался на несколько дней, Абдул-Баха выступил перед собранием теософов этого города, а в Будапеште Он встречался и беседовал с ректором университета, несколько раз виделся со знаменитым востоковедом профессором Арминнусом Вамбери, выступал в Теософском обществе, а также встречался с президентов Общества урало-алтайских языков и представителями Тюркского общества, с военными, членами Парламента и делегацией младотурков, сопровождавший которую профессор Юлиус Германус радушно приветствовал Гостя. "В эти дни, - письменно свидетельствует доктор Руштам Вамбери, - Его (Абдул-Баха) комната в гостинице "Дунапалота" превратилась в истинную мекку для всех, кого неотразимо, магически притягивал к себе восточный мистицизм и мудрость Учителя. Среди Его посетителей были граф Альберт Аппони, преподобный отец Александр Гиссвайн, профессор Игнатиус Гольдзихер, всемирно известный востоковед, профессор Роберт А. Надлер, знаменитый будапешсткий зудожник и председатель Венгерского теософского общества".

Однако именно Северная Америка стала свидетелем удивительного проявления поистине безграничной жизненной энергии, которую продемонстрировал Абдул-Баха в ходе Своих поездок. Замечательные успехи, достигнутые общинами Его последователей в Северной Америке и Канаде, особая восприимчивость американской публики к Его Посланию, равно как и осознание Им высокого предназначения, уготованного народу этого континента, - полностью оправдали время и силы, затраченные на этот, важнейший этап Его путешествия. Поездка, во время которой - с апреля по декабрь - Он проделал более пяти тысяч миль, совершив путь от Атлантического побержья до Тихого океана и обратно, произнесенные Им речи, могущие составить не менее трех томов, стали вершиной этого путешествия и полностью оправдали далеко идущие результаты, которые, и Он хорошо это знал, принесут Его труды. "Это длительное путешествие, - заявил Он Своим последователям на первой встрече с ними в Нью-Йорке, - докажет, сколь велика Моя любовь к вам. Немало тревог и огорчений ждало Меня на пути, но думая о встрече с вами, Я забывал о них".

Характер Его деятельности полностью продемонстрировал, какое большое значение придавал Он этому визиту. Собственноручная закладка Им первого камня Машрик уль-Азкара на берегу озера Мичиган, неподалеку от Чикаго, на недавно приобретенной земле в присутствии большого количества бахаи, специально прибывших с Востока и Запада; решительное утверждение требований Завета, установленного Бахауллой, непосредственно вслед за чтением нового перевода "Скрижали Ветви" на общем собрании Его последователей в Нью-Йорке, отныне получившем название "Град Завета"; глубоко трогательная церемония в Инглвуде, штат Калифорния, в связи с Его паломничеством к могиле Торнтона Чейза, "первого верующего Америки" - человека, который действительно первым за Западе всей душой принял Дело Бахауллы; символический Праздник, который Он устроил для большого числа Своих учеников на открытом воздухе, в яркой зелени июньского дня в Вест-Инглвуде, в Нью-Джерси; багословение, с которым Он обратился к открытому форуму в Грин-Эйкр, на берегу реки Пискатакуа, где собралось множество Его последователей и где впоследствии была организована одна из первых летних школ Бахаи в Западном полушарии - первое признанное учреждение, основанное на пожертвования американских верующих; Его обращение к многосотенной аудитории посещающих недавно образованный Храм Единства Бахаи в Чикаго; и наконец, хотя и не в последнюю очередь, показательная церемония, во время которой Он соединил узами брака двух Своих последователей - представителей черной и белой расы, - таковы наиболее важные события, связанные с Его посещением общины американских верующих, шаги, направленные на то, чтобы проложить путь возведению центрального Дома Поклонения, чтобы укрепить американских бахаи перед грядущими испытаниями, сплотить их ряды и благословить первые ростки того Административного Порядка, который им скоро предстояло возводить и отстаивать.

Не менее замечательна публичаная деятельность Абдул-Баха в процессе Его общения со множеством людей, с которыми Он сталкивался во время Своего путешествия по континенту. Полный рассказ о Его каждодневной разнообразной деятельности на протяжении более чем восьми месяцев не уложится в рамки нашего обзора. Достаточно сказать, что в одном только Нью-Йорке Он выступал публично и нанес официальные визиты не мене чем в пятьдесят пять различных мест. Пацифистские общества, христианские и иудаистские общины, колледжи и университеты, благотворительные организации, культурные общества нравственного совершенствования, центры новых философий, метафизические объединения, женские клубы, научные ассоциации, собрания эсперантистов, теософов, мормонов и агностиков, центры развития цветного населения, представители сирийских, армянских, греческих, китайских и японских общин - со всеми вступал Он в живой контакт, и все они удостаивались услышать из Его уст Послания Его Отца. Пресса также, будь то в форме комментариев или репортажей о Его лекциях, быстро сумела оценить широту Его видения и характер Его проповедей.

Его речь на Конференции в защиту мира на озере Махонк; Его обращения к большим собраниям в Колумбийском, Гервардском и Нью-Йоркском университетах; Его участие в четвертой ежегодной конференции Национальной ассоциации за развитие цветного населения; Его смелое заявление о равной истинности пророческих Миссий Иисуса Христа и Мухаммада, сделанное в Храме Эмманд-Эль - в синагоге Сан-Франциско, где собралось не менее двух тысяч человек; Его яркая речь, произнесенная Им в присутствии тысячи восьмисот студентов и ста восьмидесяти преподавателей Стенфордского университета в Лиланде; Его памятное посещение Благотворительной миссии Бауэри в одной из нью-йоркских трущоб; блестящий прием, данный в Его честь в Вашингтоне, на котором Ему были представлены многие выдающиеся личности в социальной жизни столицы, - одни из самых ярких с значительных эпизодов незабываемой Миссии, Его Служения Делу Отца. Государственные секретари, послы, конгрессмены, видные деятели христианской церкви и раввины, а также другие известные люди удостоились Его присутствия, среди них такие, как доктор Д. С. Джордан, ректор Стенфордского университета, профессор Джексон из Колумбийского университета, профессор Джеп из Оксфордского университета, рабби Стивен Вайз из Нью-Йорка, доктор Мартин А. Мейер, рабби Джозеф Л. Леви, рабби Абрам Симон, Александр Грэхем Бэлл, Рабиндранат Тагор, достопочтенный Франклин К. Лэйн, миссис Уильям Дженнингс Брайан, Эндрю Карнеги, достопочтенный Франклин Макви, министр финансов Соединенных Штатов, Ли Маккланг, мистер Рузвельт, адмирал Уэйн Райт, адмирал Пири, британский, голландский и швейцарский послы в Вашингтоне, Юсуф Дийа-паша - турецкий представитель в столице, Томас Ситон, достопочтенный Уильям Сульзер и принц Мухаммад Али - брат египетского хедива.

"Когда Абдул-Баха впервые посетил эту страну в 1912 года, - пишет комментатор Его путешествий по Америке, - большая, доброжелательно настроенная аудитория с нетерпением ожидала личной встречи с Ним, чтобы из Его собственных уст услышать весть любви и духовности... Помимо того, что Он говорил, было во всей Его внешности нечто такое, что трудно писать и что производило глубокое впечатление на всех, кто лично общался с Ним. Высокий лоб, борода патриарха, взгляд, казавшийся отрешенным от мира преходящих чувств, тихий, но ясный и проникновенный голос, скозящая во всех Его чертах кротость, неугасимая любовь, но главное, одновременно ощущение силы и мягкости - вот что придавало всему Его облику исключительную возвышенность и духовность, которые и бесконечно отдаляли Его, и в то же время делали близким любому простому смертному, любой падшей душе, и это, и еще очень-очень многое, что не поддается определнию, оставило в сердцах Его друзей неизгладимую, драгоценную память".

Сколь бы неполным ни был наш рассказ о поездках Абдул-Баха по Европе и Америке, мы не можем не упомянуть о нескольких любопытных происшествиях, которые часто случались во время Его общения в людьми. Твердая решимость некоего исполненного рвения юноши, который, боясь, что Абдул-Баха не посетит западные штаты, и не имея денег, чтобы самому приезать в Новую Англию, проделал весь путь от Миннеаполиса до Мэна, лежа между осями паровозных колес; чудесная перемена в судьбе сына приходского священника из Англии, который, доведенный до отчаяния унизительной нищетой, бредя по набережной Темзы, думал о том, чтобы лишить себя жизни, но, увидев в втрине фотографию Абдул-Баха, поинтересовался, кто это, поспешил встретиться с Ним и был настолько утешен Его ободряющими, ласковыми словами, что навсегда оставил мысль покончить с собой; необычайный случай с женщиной, чья маленькая дочь увидела сон, в котором ей явился сошедший на землю Христос, после чего, заметив в окне газетной лавки изображение Абдул-Баха, девочка тут же признала в Нем Христа, явившегося ей во сне, и все это настолько подействовало на ее мать, что прочитав, что Абдул-Баха находится в Париже, она немедля села на отправлявшийся в Европу пароход, чтобы поскорее разыскать Его и встретиться с Ним; решение, принятое неким японским книгоиздателем - прервать свой путь в Токио и из Константинополя направиться в Лондон, чтобы "испытать радость, проведя хотя бы один вечер рядом с Ним"; трогательная сцена, когда, получив из рук Своего персидского друга, недано прибывшего в Лондон из Ашхабада, завернутые в тряпицу черствую корку черного хлеба и сморщенное яблоко - подношение бедного ашхабадского рабочего - бахаи, - Он развернул подарок перед собравшимися гостями и, оставив свою еду нетронутой, преломил хлеб и стал есть его, разделив остальное между присутствующими, - таковы лишь некоторые из множеста случаев, проливающих свет на некоторые личные стороны Его памятных поездок.

Никогда не сотрутся из памяти и некоторые сцены, так или иначе связанные с величественным Образом патриарха, путешествующего по городам Европы и Америки. Замечательная беседа, во время которой Абдул-Баха, любовно возложив руку на голову архидиакона Вильберфорса, отвечал на вопросы видного священнослужителя, сидевшего рядом с Ним на низкой скамье; еще более замечательная сцена, когда тот же архидиакон, после того как он вместе со своей паствой коленопреклоненно принимал благословение в церкви Святого Иоанна, затем рука об руку с Гостем проследовал в ризницу, а люди, стоя, всем хором воспевали гимны; Джалал уд-Доуле, распростертый у Его ног, кающийся и вымаливающий прощения за все свои прежние грехи; радушный прием, оказанный Ему в Стенфордском университете в Лиланде, когда более чем перед двумя тысячами студентов и преподавателей Он произнес речь о возвышеннейших истинах, что подвигли Его принести благую весть на Запад; трогательное зрелище в Благотворительной миссии в Бауэри, когда четыреста нью-йоркских бедняков один за другим прошли перед Ним, и каждый получил из Его благословенных рук серебрянную монету; страстные слова жившей в Бостоне женщины-сирянки, которая, пробившись сквозь окружавшую Его толпу, бросилась к Его ногам, восклицая: "Клянусь, я вижу в Тебе Дух Господень и Самого Иисуса Христа"; не менее пылкая дань преклонения, которую выразили Ему двое арабов, которые, когда Он уезжал из дублина, штат Нью-Хейвен, бросились перед Ним наземь и, громко рыдая, поклялись, что Он есть Посланец Божий; многолюдное, двухтысячное собрание в синагоге Сан-Франциско, затаив дыхание слушавшее Его речь о равноценности заповедей Мухаммада и Иисуса Христа; одно из вечерних собраний в Монреале, выступая перед которым и излагая Свою тему, Он был охвачен таким пылом, что чалма упала с Его головы; неистовствующая толпа в одном из бедных кварталов Парижа, которая, завороженная Его видом, смолкла и, почтительно расступившись, дала Ему пройти, когда Он возвращался после Своего выступления в Миссионерском доме; впечатляющий жест целителя зороастрийца, который перед самым отбытием Абдул-Баха из Лондона, задыхаясь от волнения и спешки, появился, чтобы попрощаться с Учителем, и умастив Его голову, а затем и грудь благовоенным маслом и, пожав руки всем присутствующим, повесил на грудь Абдул-Баха венок из роз и лилий; толпа посетителей, с первыми лучами солнца собирающаяся у Его дома в Кэдоган-Гарденс и терпеливо ждущая, когда двери откроются и можно будет войти; Его величественная фигура, уверенным, твердым шагом поднимающаяся на трибуну или застывшая, воздев руки, дабы произнести благословение - равно в христианской церкви и синагоге - перед почтительно внимающей толпой; великосветская лондонская дама, в неожиданном почтительном реверансе склоняющаясья перед Ним; пронзительное, щемящее чувство при виде того, как Он низко склоняется над могилой Своего любимейшего ученика Торнтона Чейза на кладбище в Инглвуде, чтобы поцеловать надгробную плиту, - жест, которому не замедлили последовать и все остальные; знаменитое собрание, на которое явились христиане, иудеи и мусульмане, мужчины и женщины, представители Запада и Востока, желая услышать Его речь о мировом единстве, которую Он произносил в мечети в Вокинге, - эти и им подобные сцены и воспоминания, даже застыв в типографских литерах, неизбежно сохраняют много от яркости и силы первоначального впечатления.

Кто скажет, какие чувства переполняли сердце Абдул-Баха в те моменты, когда Он ощущал Себя центральным действующим лицом этих незабываемых сцен? Кто скажет, какие мысли проносились в Его голове, когда Он садился завтракать за одним столом с лордом-мэром Лондона, или когда хедив Египта с необычайными почестями принимал Его в своем дворце, или когда Он слышал возгласы "Аллаху Абха" и благодарственные гимны и молитвы, которыми приветствовали Его приближение многочисленные и блестящие собрания Его воодушевленных последователей и друзей в столь многих городах американского континента? Кто скажет, какие воспоминания пробуждались в Его душе, когда Он стоял перед горохочущими низвергающимися водами Ниагары, дыша чистым воздухом далекой земли, или в минуты короткого и столь необходимого отдыха глядел на зелень лесов Гленвуд-Спрингс, или, окруженный почтительной свитой восточных верующих, проходил по аллеям садов Трокадеро в Париже, или в одиночестве, вечером брел, глядя на Гудзон в Нью-Йорке, или когда мерял шагами террасу "Отель де Парк" в Тонон-ле-Бэн, откуда открывался вид на Женевское озеро, или когда, стоя на Серпентайн Бридж в Лондоне, следил за перламутровым ожерельем огней, сквозящих за деревьями, доколе хватало глаз? Воспоминания о горетях, нищете и тяжелых предчувствиях Его детства; воспоминания о том, как Его мать продала золотые пуговицы со своего платья, чтобы было на что прокормить Его, Его братьев и сестер, и как она зе в самые черные дни насыпала Ему в ладонь горсточку сухой муки, чтобы Он мог утолить голод; о том, как, ребенком, Его преследовала и осыпала бранью толпа негодяев на улицах Тегерана; о сырой и мрачной, похоже на склеп комнате, которую Он занимал в казармах Акки, и о Своем заточении в тюрьме этого города - подобные воспоминания наверняка теснились в Его душе. Наверняка представлялся Ему и Баб, плененный в крепости среди горных круч Азербайджана, где по ночам Ему даже отказывали в светильнике, и жестокая и трагическая Его казнь, когда сотни пуль пронизил грудь Юноши. Но больше всего, должно быть, Он вспоминал о Бахаулле, Которого любил так страстно и с Которым, с ранних лет, разделял все выпавшие на Его долю тяготы. Зловонные миазмы темницы Сейах Чаль в Тегеране; битье палками, которому Бахаулла подвергся в Амуле; скудные гроши, наполнявшие Его кашкуль, когда Он два года скитался под видом дервиша в горах Курдистана; Багдад, где у Него не было даже чистой смены белья, а Его спутники вынуждены были перебиваться горстью фиников в день; Его заточение в темнице Акки, где за девять лет Он не видел даже клочка зелени, и публичное унижение, которому Его подвергли в городской управе, - подобные сцены трагического прошлого не раз должны были переполнять Его смешанным чувством скорби и благодарности при виде стольких знаков уважения, преклонения и почета, который ныне выказывали по отношению к Нему и Вере, которую Он представлял. "О Бахаулла! Что сотворил Ты?" - воскликнул Он однажды, по словам летописца Его путешествий, совершая Свой третий визит, назначенный по приезде в Вашингтон. "О Бахаулла! Тебе отдаю я свою жизнь! О Бахаулла! Во Имя Твое отдаю свою душу! Сколь полны тягот и скорбей были дни Твои! Сколь тяжкие испытания выпали на Твою долю! Сколь прочно основание, что Ты заложил, и сколь славно водруженное Тобою знамя!" "Однажды во время прогулки, - свидетельствует далее летописец, - Он стал вспоминать о днях жизни Благословенной Красы, и с особой печалью - о том времени, когда Он находился в Сулейманийа, и о том зле, которое Ему там причиняли. Хотя Он не раз уже рассказывал об этих событиях, но в тот день дал волю чувствам и не смог сдержать громких рыданий... Окуржавшие Его рыдали вместе с Ним, скорбно слушая повесть о страшных испытаниях, которые довелось вынести Древней Красе, и растроганные сердечной мягкостью Его Сына".

Наиболее значительная сцена вековой драмы завершилась. Еще одна славная Глава была вписана в историю первого века Бахаи. Ростки будущего неслыханного могущества были посажены рукой Самого Средоточия Завета в плодородную почву полей Западного мира. Никогда за всю историю религии не возникало личности, способной совершить столь великий и поистине непереоценимый труд. Благодатные эти путешествия привели в действие силы, коорые даже теперь, почти тридцать пять лет спустя, мы не в состоянии до конца измерить и постичь. Даже сама королева, вдохновленная неопровержимыми доводами, которые Абдул-Баха привел в Своей речи в защиту божественного происхождения Мухаммада, объявила о том, что принимает новую веру, и публично засвидетельствовала Божественную суть исламского Пророка. Даже сам президент Соединенных Штатов, проникшись некоторыми из принципов, столь ясно провозглашенных Им в Его речах, включил их в Мирную программу - одно из наиболее влиятельных и благородных предложений, которые должны обеспечить благополучие и безопасность человечества. Но, увы! мир, по-прежнему оставшийся глухим к Его увещеваниями и предостержениям, успел пережить две беспрецедентно жестоких мировых войны, последствия которых вряд ли кому дано отчетливо оценить.